Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич - Страница 46

Четыре года прожили у нас двое комсомольцев. Они разговаривали на нашем языке, как мы с тобой. Уезжая, обещали прислать книги, написанные на нашем языке. Ты знаешь, кто они. Их имена найдешь на обложке учебника чукотского языка.

Дядя Кмоль выбивал потухшую трубку и говорил:

– Я тебе рассказываю все это для того, чтобы ты знал, какой комсомол был у нас в Улаке. Я хочу, чтобы ты был таким же, как Панрат. Он ведь тоже очень хотел учиться. Любопытный был. Даже искусству шаманить учился у Понты!

Дядя Кмоль повесил в пологе портрет Ленина и заставлял тетю Рытлину особенно следить за ним.

– Нехорошо, когда в пологе Ленин, а кругом грязь,– говорил он.– К тому же я в скором времени буду коммунист, а Ринтын – комсомолец.

Он купил таз для умывания и ванночку, чтобы мыть маленького Етылъына.

Однажды дядя Кмоль пришел вечером и объявил:

– Вот теперь я кандидат в члены партии. Рассказал коммунистам про свою жизнь, несколько вопросов задали. Василий Львович сказал: “Я думаю, что Кмоля нужно принять в кандидаты. Он человек сознательный и передовой”.– Дядя Кмоль прищурился и спросил Ринтына: – Как ты думаешь, правильно он сказал?

– Думаю, что правильно,– ответил Ринтын.

– Раз так, надо завтра же закончить ремонт вельбота,– сказал дядя Кмоль.– Теперь пусть попробуют за мной угнаться!

Спустя два дня принимали в комсомол Ринтына.

Когда вечером все собрались в пологе, Ринтын был очень удивлен: у задней стенки полога стояли высокий стол и табуретка.

– Это тебе подарок,– сказал дядя Кмоль.– Чтобы было удобнее готовить уроки.

По поводу вступления Ринтына в комсомол дядя Кмоль устроил целый праздник. Тетя Рытлина наварила полный котел оленьего мяса, натолкла мороженой нерпичьей печенки.

Ринтын не знал, как благодарить дядю. По существу, кто он ему? Если разобраться, чужой человек. Ведь Ринтын для Гэвынто, брата дяди Кмоля, неродной сын. Но никогда ни словом, ни делом дядя Кмоль не дал почувствовать это Ринтыну. Он жил, как в родной семье, и лишь недавно ему пришло в голову разобраться в своих родственных отношениях с дядей Кмолем. Каким надо обладать большим и добрым сердцем, чтобы любить и воспитывать чужого!

– Столик, может быть, и не такой, какой нужно,– сказал за едой дядя Кмоль,– но все лучше, чем ничего.

– Спасибо, дядя Кмоль,– тихо ответил Ринтын.– Большое спасибо за все доброе, за все хорошее, что вы сделали для меня!

За зиму шхуну заново покрасили, и теперь, сияя свежестью, она только ждала, когда растает на лагуне лед, чтобы выйти в открытое море. Эрмэтэгин передал ключи от колхозного клуба чернокосой девушке по имени Номнаун, присланной из райисполкома, и переселился на “Касатку”.

Ринтын часто приходил на шхуну, помогал Эрмэтэгину разбирать и чистить двигатель, вникал постоянно в его устройство, слушал рассказы капитана о похождениях в чукотских стойбищах и разные истории, вычитанные им из книг.

Однажды Ринтын застал Эрмэтэгина мрачным и рассерженным. Капитан “Касатки” лежал поверх одеяла на койке и молча курил. На палубе валялись окурки, в кубрике было не прибрано, неуютно и накурено.

– Что-нибудь случилось? – осведомился Ринтын..

Эрмэтэгин длинно выругался, но на вопрос не ответил.

Ринтын присел на корточки перед железной печуркой, разжег ее и, когда в кубрике стало немного теплее, взялся за книгу, которую давно уже рекомендовал прочесть Эрмэтэгин. Это были “Отверженные” Виктора Гюго.

– Подожди, Ринтын, читать,– неожиданно остановил его Эрмэтэгин.

Ринтын приготовился слушать.

– Как ты думаешь, какое значение в экономике колхоза имеет шхуна “Касатка”? – спросил капитан.

Ринтын в ответ молча пожал плечами. Он уже привык к тому, что Эрмэтэгин, собираясь произнести речь, обязательно задавал с подходцем какой-нибудь вопрос.

– Тогда слушай,– продолжал Эрмэтэгин.– Колхоз в этом году израсходовал много денег на ремонт и окраску “Касатки”. Эти расходы “Касатка” должна покрыть и еще принести прибыль колхозу. Иначе и не стоило бы заводить шхуну.

Эрмэтэгин сел на кровать и пригладил ладонью разлохмаченные волосы.

– А для того чтобы получить прибыль, нужно думать и искать, где бы заработать. Вот я был сегодня на правлении. Татро предлагает мне, как и в прошлом году, заняться перевозкой добытых моржей. Уж не говоря о том, что этим мы загрязним шхуну и сделаем ее непригодной для перевозки пассажиров, мы выполним работу, с которой может справиться обыкновенный вельбот. Это, так сказать, первое противоречие между мной и Татро. Второе состоит в том, что он хочет сам назначить мне команду. И кого сует! Тэюттына и Лонлы! Дескать, на вельботе они только мешать будут, пусть идут на шхуну! Вот мыслитель!

Капитан “Касатки” бросил в раскрытую дверцу печки потухшую папиросу и скрутил новую.

– А ведь заработать для колхоза кучу денег ничего не стоит нашей “Касатке”. В Кытрыне лежат тонны грузов, которые нужно развезти по прибрежным стойбищам; в районных организациях найдутся десятки ретивых чиновников, желающих отправиться в командировку в чистой и уютной каюте “Касатки” без риска промочить даже ноги.

Выслушав взволнованную речь Эрмэтэгина, Ринтын подивился тому, что Татро не внял таким убедительным доводам.

– Я хотел бы попроситься на лето в команду “Касатки”,– робко сказал Ринтын.

Эрмэтэгин сначала безразлично уставился на мальчика, но, когда смысл слов дошел до него, он хлопнул себя по замасленным коленкам суконных брюк и сказал:

– А ведь это идея, Ринтын!

Эрмэтэгин вскочил с койки и зашагал по тесному кубрику. Время от времени он потирал лоб, приводя свои мысли в порядок.

– Таким образом я избавлюсь от необходимости иметь на борту великовозрастных лентяев и бездельников,– рассуждал он вслух.– У меня будут толковые и грамотные помощники. Надо немедленно об этом довести до сведения Татро. Пошли, Ринтын!

Татро вопреки ожиданиям Ринтына и Эрмэтэгина одобрил мысль укомплектовать команду “Касатки” из старшеклассников Улакской школы.

Через несколько дней после сдачи переводных испытаний Ринтын, Аккай и Петя взошли на борт “Касатки” полноправными членами экипажа.