Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич - Страница 38

Если крик не помогал, он стрелял в медведя холостыми патронами из дробовика, который брал с собой специально для этого случая.

Теперь дядя Кмоль узнал у Тэнмава новый рецепт изготовления патронов. Они неторопливо разговаривали. Ринтын, как обычно, рассказывал о прочитанном, о школьных делах.

– Кончишь школу, Ринтын,– сказал ему дядя Кмоль,– пошлю тебя на курсы продавцов. Я слышал, такие курсы открылись в районном центре. Пойду я когда-нибудь в магазин, а ты стоишь за прилавком рядом с Наумом Соломоновичем. Скажу: “Ну, Ринтын, дай-ка мне пачку хороших патронов”. И ты мне ответишь: “Дядя Кмоль, привезли новые хорошие ружья. Берите уж заодно новое ружье”. Куплю новое ружье и пойду на охоту. С убитой нерпы оба глаза отдам тебе.

– Я не хочу быть продавцом,– ответил Ринтын.– После окончания школы, наверное, поеду учиться дальше.– Ринтын задумался.– Хочу в университет.

– Что это такое? Курсы, что ли, какие? – спросил дядя Кмоль.

– Это высшая школа,– объяснил Ринтын.

– Выше ее, значит, больше нет?

– Наверное, нет,– ответил Ринтын.– Только для тога чтобы попасть в университет, нужно кончить не семь классов, как в нашей школе, а десять.

– В высшей школе сколько надо учиться?

– Пять лет.

Дядя Кмоль отложил в сторону кусок свинца и принялся считать.

– Каково! Выходит, тебе учиться еще больше десяти лет! Где же найдется столько наук, чтобы изучать их еще десять лет? И голове все это не вместить. Кем же ты будешь, когда окончишь высшую школу?

– Не знаю.

В чоттагын вбежал Кукы и прервал разговор о высшей школе. Отдышавшись, он громко крикнул:

– Новость! Фашистов крепко побили! Собирайтесь скорее на митинг в клуб!

Когда Ринтын с дядей пришли в клуб, он уже был битком набит. За столом, покрытым красной скатертью, стоял Татро и звонил в колокольчик, пытаясь водворить тишину. Каждый хотел пробиться к большой карте, висевшей на стене, чтобы взглянуть на маленький кружок, обозначающий легендарный город Сталинград.

– Вот он, Сталинград! – кричал Кукы, водя пальцем по карте.– Длинная черная полоса – река Волга!

– А Москва где? – спрашивала старая Пээп, пытаясь протиснуться сквозь стоящих впереди.

– Вот Москва,– показал ей Кукы на красную звездочку.

– Какая маленькая! Я думала, Москва больше,– разочарованно протянула Пээп.

– Это же географическая карта,– объяснил ей Кукы.

– А-а,– понимающе кивнула Пээп.

Пришли сотрудники полярной станции, пришли школьники, работники торговой базы, и в клубе стало так тесно, что Татро предложил провести митинг на улице.

Кто-то принес флаг и укрепил на верхней площадке вышки ветродвигателя, служившей постоянной трибуной.

Ринтын стоял рядом с Леной и слушал рассказ Татро о разгроме немцев под Сталинградом.

– Слышишь,– обратился к дяде Павлу Рычып,– имя этого немецкого генерала смахивает на твое.

– Что ты, Рычып! – замахал на старика пекарь.– Немца зовут Паулюс, а меня Павел.

– Сталинград больше Ленинграда? – спрашивал Ринтын Лену.

– Это неважно, Ринтын, больше или меньше Сталинград,– ответила Лена.– Важно то, что разгром немцев под Сталинградом приближает нашу победу. А с победой вернется к нам и Анатолий Федорович.

После Татро слово взял дядя Кмоль. Никто не ожидал его появления на трибуне: дядя Кмоль не любил говорить на многолюдных собраниях.

– Вы знаете, что я не умею говорить речи,– начал он,– поэтому скажу просто: немцев побили, они отступают. Теперь их надо так гнать, чтобы они не успевали оглядываться. Мы снова должны помочь фронту нашим трудом. Вы знаете, как трудно добывать песца, но нашим бойцам на фронте приходится труднее. Предлагаю всех добытых песцов сдать в фонд обороны без всякого денежного вознаграждения.

– Согласны! Согласны! – закричали собравшиеся.

Дядя Кмоль был доволен: это была самая длинная речь в его жизни, и она достигла цели.

К весне сорок третьего года улакские охотники оказались первыми на Чукотке по добыче песцов. Все сто тридцать две шкурки были сданы в фонд обороны: хорошо просушенные и запакованные в матерчатые мешки.

Вести с фронта теперь приносили радость.

В класс вбежал Тэюттын. Толстые губы школьного истопника дрожали, в руках он держал дырявое ведро из-под угля.

– Что случилось? – спросила Зоя Герасимовна.– Звонка еще не было?

– У-у-у-мка по улице бежит! – выговорил, наконец, Тэюттын.– Б?большой умка!

Ребята повыскакивали из-за парт, и не успела Зоя Герасимовна и рта раскрыть, как класс опустел.

С улакской косы недалеко от ветродвигателя на лагуну спускался большой белый медведь. Он с беспокойством оглядывался на незнакомого железного великана, машущего крыльями, но шагу не прибавлял.

В стойбище медведя, должно быть, только что заметили: охотники с ружьями выбегали из яранг и устремлялись к нему. Высыпала на улицу и вся школа. Собаки, осмелевшие при виде людей, бросились на медведя. Медведь пустился рысцой. Он вышел на открытый простор лагуны и поскакал к противоположному берегу. За ним бросились собаки, за собаками бежали ребята, а за ребятами – охотники, которые не решались стрелять, боясь попасть в ребят. Погоня растянулась по всей лагуне. Лаяли собаки, визжали ребята, охотники кричали им, чтобы отошли в сторону. Иногда медведь замедлял шаг и оглядывался. Тогда бегущие впереди устремлялись обратно.

Медведь вдруг резко свернул влево. И тут все увидели бегущего прямо на него человека. Это был пекарь. Он несся прямо на медведя, держа наперевес дробовое ружье.

– Назад! – закричали охотники.

Но пекарь ничего не слышал. Подбежав почти вплотную к медведю, он выстрелил в упор. Медведь невольно оглянулся. Совсем близко от него стоял человек, причинивший ему сильную боль. Медведь нагнул голову и, зарычав, набросился на пекаря.

Некоторое время пекаря не было видно. Потом в воздухе замелькали то рука его, то нога. Медведь подкидывал его вверх, валял в снегу.

Охотники остановились. Молча они наблюдали за тем, как медведь расправляется с пекарем. Никто не решался выстрелить в зверя, боясь попасть в его жертву.

– Отойдите в сторону! – крикнул Кмоль и вышел вперед.