Уйти, не оставив следов - Серова Марина Сергеевна - Страница 43

Оля снова промолчала, только конвульсивно дернула головой, словно отгоняя назойливую муху.

– Генри, ей это не навредит?! – снова забеспокоилась я.

– Не переживайте, Эжени, это еще один барьер. Кто-то очень не хотел, чтобы миссис Ландри рассказывала об этом, даже находясь в состоянии гипнотического транса. Я снова переведу ее через это препятствие.

Спустя несколько минут Генри продолжил опрос.

– Ольга, кто велел вам не выделяться?!

– Наставник, – последовал ответ.

– Даже не берусь предположить, кого она может так называть. В Ворошиловке учитель назывался инструктором, – прошептала я.

– Наставник – это кто?

– Его имени я не знала, мне велели называть этого человека наставником.

– Нужны подробности, – шепнула я.

– Оля, расскажите подробно, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с наставником?

– Примерно за год до окончания Ворошиловки меня вызвали в кабинет директора. Там присутствовал незнакомый человек. Директор листал мое личное дело, выглядел очень расстроенным. Он сказал, что готовится принять неприятное и трудное решение и отчислить меня из учебного заведения. Несмотря на успехи в изучении языков и общих дисциплин, все инструктора заявляют, что солдата из меня не получится из-за врожденной мягкости характера, нежной психики, неспособности причинить боль человеку. К сожалению, их инструктора не смогли меня изменить, сделать грубее и жестче. Он должен был меня отчислить с пометкой «профнепригодность».

Я очень расстроилась, так как знала, что бабушка приложила титанические усилия, чтобы устроить меня в Ворошиловку несколько лет назад. Бабуле почему-то было очень важно, чтобы я там училась, и она стала бы переживать по поводу моего отчисления. Подводить, огорчать бабушку мне не хотелось. Я спросила у директора, что можно сделать для того, чтобы остаться. Он ответил, что вариант существует. Мне нужно пройти ряд индивидуальных занятий с психологом. И предоставил слово незнакомцу.

Этот человек велел называть его наставником и держать наши занятия в тайне от всех. От товарищей по учебе и родных. Чтобы не возникало вопросов, для сокурсников и инструкторов была озвучена версия, что я прохожу ряд индивидуальных тестов с психологом.

– Я помню это время, – уточнила я шепотом. – Оля была на грани отчисления и занималась с психологом. Мы ожидали, что она будет расстроенной и подавленной, но подруга была на удивление бодра. А потом все как-то само собой утряслось.

– Вряд ли само! Эжени, мы нащупали источник изменений в психике миссис Ландри.

– Что вы хотите сказать?

– Еще немного терпения, дорогая.

– Ольга, чем вы занимались на занятиях с наставником?

– Не могу сказать, – последовал ответ.

– Ольга, каковы были методы работы наставника?! – перефразировал Генри вопрос.

– Не знаю. Не могу сказать.

– Эжени, я готов поставить диагноз, но, чтобы не повторяться, сначала выведу из транса миссис Ландри.

– Хорошо.

Мистер Смит задействовал оговоренную в начале гипнотического сеанса установку, велев Оле проснуться. Она, разумеется, не помнила ничего из сказанного, поэтому Генри включил для прослушивания запись с диктофона. Мы прокрутили ее несколько раз, пока ошарашенная подруга пришла немного в себя и осознала, что произошло.

– Мистер Смит, вы понимаете, что сделал со мной этот «наставник»?

– Догадываюсь. Вас подвергали гипнотическому воздействию. Разумеется, не могу сказать, какие именно были применены внушения и методы. Но основной вывод однозначен – во время учебы в Ворошиловке вам привили физические умения и знания боевика, а во время гипноза внедрили психические навыки.

– То есть Оля могла стать солдатом без принципов, сомнений, переживаний?!

– И без угрызений совести, – подхватил Генри, – практически машиной для убийства.

Подруга сидела в кресле, опустив в пол глаза, пальцы ее рук, сложенных на коленях, мелко подрагивали.

– Так что эти провалы… – начала она.

– Вероятно, да. Простите, мне очень жаль, но скорее всего, когда ваше сознание отключалось, вы превращались в созданного этими людьми солдата.

– Скажите, а что могло запустить дремавшие все эти годы установки?

– Да! Почему именно сейчас?! Раньше ведь ничего подобного не происходило! – встрепенулась Оля.

– Точного ответа я дать не могу. Может, он хранится где-то в глубинах вашей, миссис Ландри, психики. Обратите внимание, на записи слышно, мне приходилось проводить вас через несколько искусственно созданных барьеров.

– То есть этот наставник под гипнозом запретил Ольге вспоминать или говорить о нем и его методах работы?

– Да. Могу предположить только, что это может быть кодовое слово или фраза, обычно они служат запуском внедренных навыков. Но, как вариант, могла быть реакция на сильный стресс или обострившееся чувство самосохранения.

– То есть Оле что-то угрожало в этот момент? А физическое воздействие, удар например?

– Вполне возможно, что на миссис Ландри напали. Может, даже, – немного подумал доктор, – да, сильный удар по голове способен сыграть роль катализатора.

– Значит, я представляю собой угрозу для окружающих? И нуждаюсь в строгой изоляции?! – нервно воскликнула подруга. – Скажите, чем это лучше, чем быть буйнопомешанной?!

– Ну что вы, Оленька! Думаю, что окружающие рядом с вами в полной безопасности, по крайней мере до тех пор, пока вам или вашим близким ничего не угрожает. Ваша ситуация нетривиальная, но отнюдь не безвыходная. Мы проведем несколько сеансов гипноза, и все нормализуется. Быстрого результата не обещаю, сначала нужно разобраться в методах этих умельцев, но, думаю, что у нас обязательно получится. В крайнем случае я постараюсь внедрить в вашу психику запрет на убийство, причинение серьезного вреда человеку. Метoду можем разработать сами, нужно пробовать, и все получится.

– Значит, мне придется жить с этим всегда? С установкой, внедренной в мозг?

– Повторюсь, такое решение будем принимать только в крайнем случае. Может, выйдет нейтрализовать внушения, полученные много лет назад. Но наблюдаться у специалиста, по возможности избегать стрессовых ситуаций, боюсь, будет нужно всю оставшуюся жизнь.

Мы простились с мистером Смитом до завтрашнего утра и покинули офис. После недолгих размышлений вызвали такси до Саутгемптона.

Сначала Оля молча терзалась: побледневшая подруга заламывала руки, часто, прерывисто дышала, как больное животное. Широко открытые глаза ее наполнялись слезами.

Я поняла: пора брать ситуацию под контроль, или у подруги начнется истерика.

– Оля, ты должна понимать, что не виновата в произошедшем!

– Знаешь, о чем я вспомнила в первую очередь? – неожиданно спокойным голосом спросила подруга.

– Когда? – уточнила я.

– Как только Генри объяснил, что они со мной сделали.

– И о чем?

– Сначала мне вспомнились сбитые костяшки пальцев. И разумеется, кровь на моей одежде. Женя, подозреваю, я убила следивших за мной агентов.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Пауза затягивалась. Я молчала, понимая, что возразить особо нечего, потому что догадалась обо всем чуточку раньше. Еще в Тарасове Генка описал травмы мужчины, погибшего на стройке. Его нос был сломан с такой силой, что кость вдавилась в мозг. И травмы на руке подруги соответствовали повреждениям нападавшего. И кровь на одежде Оли тогда, в Питере, ее было довольно много. Агента со шрамом зарезали в подворотне. Сегодня, в кабинете доктора, сложилась полная картина. Я должна была давно понять, может, даже догадывалась, только не могла, не хотела поверить.

Теперь многое проясняется. Подозреваю, что Оля причастна и к смерти свекрови. Скорее всего, они поссорились. Более того, во время ссоры двух женщин что-то произошло, что и запустило дремавшие все эти годы установки, вот почему Оля не помнит ничего о тех событиях.

– Ты не виновата. Боевик просчитал и устранил угрозу простым и доступным способом.

– Я понимаю, – заплакала она, – но когда у хозяина питбуля пес выходит из-под контроля и нападает на людей, виноват хозяин. Его штрафуют, а животное усыпляют. Я тоже, как бешеный пес, опасна для окружающих. – Сквозь всхлипывания я едва разобрала слова подруги. – И если бы мистер Смит знал об убийствах, он принял бы меры для моей изоляции.