Подъем и падение Запада - Уткин Анатолий Иванович - Страница 158

Исходя из этого базового элемента, Вашингтон должен формализовать систему отношений в треугольнике Америка—Япония—Китай. В противном случае Азия второго десятилетия XXI в. будет напоминать Европу второго десятилетия XX в. Если же Япония и Китай сомкнут руки на основе односторонней ремилитаризации Японии (способной быстро стать ядерной державой), то в американской мире произойдет нечто сродни военно-политическому цунами. Тогда Америке придется быть «одинокой крепостью на холме, отбрасывающей угрожающую тень на все низлежащее. Тогда на Америку будет сфокусирована ненависть всего мира»[744].

США должны достичь максимально возможной в условиях технологической революции безопасности — но не за счет собственного ухода в свою североамериканскую скорлупу, ибо тогда «мир немедленно погрузится в политически хаотический кризис. Европа, будучи в состоянии брожения, устремится к особому соглашению с Россией. На Дальнем Востоке, на корейском полуострове разразится война, которая ускорит ядерное вооружение Японии. В Персидском заливе Иран станет доминирующей державой, угрожая соседям-арабам». Американцам придется немедленно вступить в локальные войны, чтобы сократить их масштабы.

«Политически мощная Европа, способная конкурировать экономически и не зависящая более от Соединенных Штатов, практически неизбежно будет противостоять Америке в двух регионах, стратегически важных для Америки: на Ближнем Востоке и в Латинской Америке. Соперничество будет особенно ощутимо на Ближнем Востоке, находящемся рядом с Европой и откуда Европа получает столь необходимую ей нефть»[745]. И все же именно здесь, по мнению Бжезинского, пролегает главная линия, способная помочь доминированию Америки в мире на несколько ближайших десятилетий.

Так, проатлантический истеблишмент, господствовавший в США пятьдесят лет, между 1941—2001 гг., старается противостоять «неоконсервативной» Америке, пришедшей к власти с президентом Бушем-младшим.

Контраст нынешнего Совета национальной безопасности итого, который возглавлял Бжезинский, очевиден. И Кондолиза Райс гордится своим детищем: «Я не хотела бы иметь СНБ, похожий на СНБ прежних времен, — действующий в низком ключе, занимающийся координацией, а не оперативными проблемами, маленький и менее энергичный». До прихода на пост госсекретаря, возглавляя СНБ, Райс требовала прежде всего безусловной лояльности, полного подчинения курсу президента и всем его привычкам: «Вашей первой обязанностью является поддержка президента. Если президент желает иметь текст 12-го размера печати, а вы подаете ему 10-го, ваша обязанность дать нужный размер». Традиционалисты типа Бжезинского утверждают, что Райс превратила Совет национальной безопасности в организацию, которая служит индивидуальным прихотям одного человека в ущерб лучшему служению национальным интересам. Традиционалист размышляет: «Существуют две модели осуществления функций советника по национальной безопасности — снабжать президента информацией и управлять СНБ как организацией. Сложность состоит в том, чтобы решать обе задачи». Будучи советником президента по национальной безопасности, Кондолиза Райс, по мнению традиционалистов, ежеминутно была занята тем, чтобы быть на стороне президента, постоянно шепча ему что-то на ухо, становясь его alter ego в вопросах внешней политики. Это изменило роль СНБ как центра анализа, способного критично взглянуть на свой курс. В результате государственный секретарь Колин Пауэлл, видимый миру как обладатель «голоса разума» рядом с импульсивным президентом, стал восприниматься президентскими лоялистами как подозрительная личность. Пауэллу приходилось не раз оправдываться перед иностранной аудиторией.

Отношения Запада с Китаем

Эти отношения противоречивы. С Западом у Китая были разные отношения, и взаимная симпатия, и суровое отчуждение. И смесь двух тенденций, когда, скажем, в XIX в. американские евангелисты жестко ломали китайские традиции, когда в начале XX в. американцы весьма грубо требовали от китайцев установления республиканской формы правления, а получили в 1920-е гг. господство китайских генералов.

А ныне американцы испытывают подлинную обеспокоенность грандиозным ростом восточноазиатской страны, приростом ее ВНП на девять процентов в среднем в год. Отныне слышны обвинения в сознательной девальвации юаня, в «краже» американских рабочих мест, в нарушении прав своих рабочих, делающих китайские товары такими конкурентоспособными. Речь уже заходит о торговой войне.

Еще десять лет назад такое было абсолютно невозможно. Но сейчас мы видим даже уменьшение численности иностранных студентов в США на 14 тысяч. Все меньше шансов на то, что президенты азиатских стран выйдут из американских университетов, как, скажем, нынешний президент Филиппин Глория Аройя (окончившая Джорджтаунский университет).

Быстрота происшедших изменений не позволила Вашингтону нащупать верную стратегию. Взобравшиеся на вершину мировой пирамиды американцы оказались неспособными дать ясный анализ того, что им несет бурный подъем Китая. Отсюда всеобщая чувствительность. Новое поколение китайских дипломатов весьма отличается от прежнего — они говорят на иностранных языках, они могут объяснить взаимоотношения неоконсерваторов между собой в Вашингтоне.

Уже на текущем этапе антикитайская кампания была бы в США неизбежной, если бы Пекин не приглашал с такой широтой американцев на свой внутренний рынок. Такие американские компании, как «Дженерал моторз», «Моторола», «Проктер энд Гэмбл», получают значительные прибыли на внутреннем китайском рынке (до 26 млрд долл. — объем продаж). Терпят от китайского экспорта в основном средний и малый американский бизнес. И все же американцы (совместно с японцами и южнокорейцами) настаивают на ревальвации юаня, имеющего с 1994 г. фиксированный курс в отношении доллара (8,3 юаня = 1 доллар США). Американские фирмы хотели бы видеть ревальвацию на 30—40 процентов.

Америка все чаще встречает в китайцах конкурентов на самых далеких широтах. США и КНР противостоят в нескольких конфликтных районах. Общая линия — завязать особые отношения с богатыми ресурсами странами — у Китая осталась, и это грозит немалыми противоречиями.

Оптимисты говорят, что Китай бурно развивается, и нет оснований думать, что он сам прервет этот, столь благоприятный для него процесс. А пессимисты указывают на Германию, бурно развивавшуюся в 1939 г., и на Японию с ее феноменальным ростом в 1941 г. Логика действий великих держав иная.

Нет сомнений в том, что Соединенные Штаты рассматривают Китай как наиболее серьезную угрозу своей безопасности. Авторитетный аналитик Джон Мирсхаймер утверждает в 2005 г.: «Китай не может вырасти в великую державу мирным путем, и если Китай продолжит свой драматический экономический рост в следующие десятилетия, Соединенные Штаты и Китай, вероятно, вступят в период интенсивного соперничества в области безопасности и вероятность войны между ними будет значительной. Большинство из соседей Китая, включая Индию, Сингапур, Южную Корею, Россию и Вьетнам, вероятно, присоединятся к Соединенным Штатам, чтобы сдержать растущую мощь Китая»[746].

Американцы полны готовности замедлить ее рост и превращение в военную сверхдержаву. Бывший министр обороны США сказал, что возникает опасность «самореализуемого пророчества»: «Если мы будем обращаться с Китаем как с врагом, то мы, американцы, можем получить в его лице такового»[747]. Китайцы действительно пришли в ярость по поводу, как мы уже отмечали, высказывания президентом Бушем-мл., что Америка придет на помощь Тайваню «чего бы это ни стоило»[748]. Фактом является следующее: китайские учебники сообщают, что американская сторона в ходе Корейской войны применяла против китайцев биологическое оружие. Америка унижала (guo chi) Китай, попадание в белградское посольство КНР было неслучайным. Американцы стимулируют независимость Тайваня, антикитайски настроены в случае с Тибетом.