Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан - Страница 16

— Ладно, подождем, пока ветер стихнет или пока мы не доберемся до суши.

Факир развлекал публику, вытаскивая гирлянды связанных друг с другом платков из ушей зрителей и множество крутых яиц из собственного рта. Совсем неплохо, если учесть, что верхняя часть его туловища была обнажена.

Я направился к носу корабля и там обнаружил буддистского монаха. Заметив мое приближение, монах, одетый в ярко-желтый балахон, скорчился в предписанной правилами йоги позе, поднял к небу лицо с закрытыми глазами и принялся твердить очередную бессмысленную мантру. Голова монаха была обрита; рядом с ним лежали нехитрые атрибуты его звания кружка для подаяния, глиняный барабан, цимбалы и маленькие колокольчики, которые крепились к пальцам. Он был хрупкого сложения, имел длинные изящные ступни и пальцы, а брови у него отсутствовали напрочь, хотя на том месте, где им полагалось быть, кожа казалась красной и воспаленной. Вообще же кожа монаха была гладкой и безволосой, за исключением темной щетины, пробивавшейся на голове. Я подумал, уж не евнух ли передо мной. Монах был смуглее большинства моих спутников, не так темнокож, как жители Африки, но все же отчасти напоминал их. Погрузившись в экстаз, или медитацию, или что там полагалось по его религии, он не обращал на меня ни малейшего внимания, не открывал глаза, не шевелился, лишь губы чуть заметно двигались, повторяя монотонный напев. Я прошел мимо. Про себя я решил, что это сингалезец с острова Шри-Ланка — об этом говорила и его внешность, и его вера.

Тут посреди палубы вспыхнула свара, окончательно отвлекшая мое внимание от монаха. Сержант ухватил факира за горло, придавил его к борту, запрокинув голову и плечи фокусника за планшир, и, похоже, собирался одним толчком вышвырнуть его в море. Я кинулся назад к мачте, подлез под нижним углом паруса и концом посоха ткнул сержанта в плечо.

— Прежде чем сбросить его в море, ты должен, по крайней мере, объяснить мне, чем он заслужил смерть, — заявил я.

Повернув голову, сержант приблизил свою бычью физиономию вплотную к моему лицу, дохнув на меня ароматами рисовой водки, чеснока и копченой рыбы.

— Он смошенничал, — рявкнул сержант, — хитростью выманил у меня золотое кольцо.

Мое вмешательство все-таки отвлекло его, и крепкие пальцы, сжимавшие горло несчастного, слегка разжались. Факир принялся жадно глотать воздух.

— Все было честно! — выкрикнул он. — Он поставил золотое кольцо против моего обещания провести полгода у него на службе. Ему следовало лишь угадать, в какой руке кольцо. Да пусть забирает его! На что оно мне сдалось! — Факир протянул сержанту перстень, и тот с готовностью схватил его. Крупное кольцо в дурном вкусе — голова льва с крохотными рубинами вместо глаз. Насадив кольцо на средний палец правой руки, сержант далеко отвел руку, словно натягивая тетиву лука, и со всего размаха ударил факира в лицо. Я успел схватить фокусника за руку и тем самым спас его от падения за борт. Покачнувшись, факир выплюнул вместе с кровью выбитый зуб.

— Так-то! — орал сержант, оглядывая поросячьими глазками всех присутствующих — толпа вокруг нас становилась тем временем все гуще. — Вот как я разделаюсь со всяким, кто попытается меня одурачить.

Но на этом дело не кончилось. Когда наступила ночь, ветер стих, кораблик наш тихонько покачивался под безлунным небом, и на вахте оставались лишь два человека кормчий, умевший править по звездам, и дозорный на носу. Никто из них ничего не слышал, разве что в самые темные часы ночи тишину иногда нарушали плеск и фырканье проплывавших поблизости дельфинов или китов.

Затем пришел рассвет, и сержанта не оказалось на борту. За ужином он много пил, затем погрузился в глубокий сон, свалившись возле самого борта и неловко уткнувшись головой в сгиб локтя, а утром выяснилось, что сержант исчез. Кое-кто пытался обвинить факира, но за него вступился буддистский монах — дескать, факир всю ночь спал рядом с ним. Они устроились на нижней палубе, разделив общую постель и одно одеяло на двоих, и вплоть до утра никто из них не вставал и не тревожил сон соседа. Что до меня, я спал на палубе у самого входа в беседку, где поселились князь Харихара с Анишем, и я тоже слышал дельфиний всплеск, вернее, то, что принял за обычные звуки моря. Только вот за минуту до этого я наполовину проснулся, услышав, как кто-то с силой, звучно мочится в море, затем послышался быстрый, резкий хруст, словно сильный мужчина переломил прут о колено, короткий вздох и — всплеск. Раздался ли этот всплеск оттого, что дельфин выпрыгнул из воды или небольшой кит ударил плавниками по воде? Сомневаюсь, очень сомневаюсь. Но делиться своими соображениями я ни с кем не собирался.

На корабле верховная власть принадлежит капитану. Капитан вместе с помощником отговорили князя от более детального расследования обстоятельств, при которых он лишился одного из своих подчиненных. С сухопутными крысами такое случается, особенно если они напьются и позабудут об элементарной осторожности, — так рассуждали моряки. И все же кое-какие вопросы оставались без ответа, и главный из них: почему сержант даже не вскрикнул? Но хозяин корабля лишь презрительно пожимал плечами. Он прожил немало лет, так и не вкусив опьяняющих напитков, однако, бороздя океан от Кадиса до Сурабайи, он насмотрелся, как действует на пьяниц вино. Разве такие люди способны на сколько-нибудь разумное поведение? И на этом инцидент был исчерпан, а если у кого-то, кроме меня, и были подозрения, этот человек также промолчал.

Убить намеченную жертву несложно. Нужно подкрасться сзади и, приблизившись к несчастному на расстояние вытянутой руки, накинуть ему на шею длинный шелковый шарф. Затем, держа оба конца шарфа в руках, следует упереться стопой ему в затылок, сгибая колено под прямым углом, и резко выпрямить ногу. Чтобы осуществить это, требуется быстрота сокола, отвага, предприимчивость и специальная подготовка, которую проходят приверженцы определенной секты. Я имею в виду тагов, «душителей», совершающих ритуальные убийства во славу богини Кали. Возможно, среди нас затесался «душитель». Факир? Вполне вероятно, но таги очень хитры, как правило, они действуют парами или небольшими группами, используют совершенно невинного с виду человека для прикрытия и предоставления им алиби. С тех пор я каждую ночь засыпал, сжимая в руках рукоять верного дамасского кинжала, а по утрам прятал его в набедренную повязку так, чтобы выхватить его при первых же признаках опасности. Я тоже разбираюсь в таких делах.

Глава десятая

Больше ничего в этом плавании не произошло. Погода стояла замечательная, лишь один день дул сильный ветер. Через пару недель мы вошли в Баб-эль-Мандебский пролив и начали долгий путь по Красному морю, нам предстояло одолеть примерно такое же расстояние, как то, которое мы уже оставили за спиной. По пути мы заглянули в маленькую гавань Мокка; я обнаружил, что имамы уже отменили запрет на каву, который четырьмя годами прежде помешал мне сколотить состояние. По моему совету князь Харихара выменял на золото два мешка зерен кофе. Я заверил его, что в Европе они пойдут по цене кориандра. В той же гавани мы пополнили запасы воды и некоторых припасов, в том числе лимонов.

К счастью, в эту пору года дули попутные нам ветры с востока и юго-востока, правда, порой наступал полный штиль, и тогда жара в сочетании с влажностью становилась почти невыносимой. В такие моменты я освежался, плавая в теплых водах Красного моря, кружа вокруг изумительно красивых коралловых рифов; порой я уходил с головой под воду и проделывал ногами лягушачьи движения, чтобы погрузиться еще глубже, и мимо меня мчались стайками рыбки-радужки. Мое старое, изувеченное и покрытое шрамами тело не мешало мне плавать с необычайной ловкостью — не только пассажиры, но и наши матросы взирали на меня с завистью и почтением. Обычно этим искусством владеют лишь люди, выросшие на берегу моря или реки, но я в молодости старательно учился плавать, потому что знал, что значительную часть жизни мне предстоит провести в морских путешествиях.