Очерки по истории географических открытий. Географические открытия и исследования нового времени (XI - Магидович Иосиф Петрович - Страница 44

И все же значительная часть этой горной страны еще оставалась «белым пятном», а имевшиеся карты противоречили одна другой. Поэтому в 1883 г. была снаряжена первая официальная Намирская экспедиция под руководством капитана русского Генерального штаба Дмитрия Васильевича Путяты. Ее сотрудники, главным образом Д.Л. Иванов, охватили Восточный и Южный Памир несколькими маршрутами. К северу от озера Рангкуль, между бассейнами Аму-дарьи и Тарима, Иванов выделил широтную водораздельную гряду и примыкающие к ней с севера и юга меридиональные горы[60]. Исследование района показанной на карте одинокой горы Музтагата и ее ледников привело к новому открытию: оказалось, что здесь расположены два коротких хребта. В центральной и южной частях Памира, по обоим берегам рек Мургаб, Аличур и Памир, Иванов установил наличие по крайней мере четырех более или менее параллельных «линий гор» почти широтного простирания. Это хребты наших карт: Музкол, Северо-Аличурский, Южно-Аличурский и Ваханский; длина их от 110 до 160 км, вершины от 5704 до 6281 м.

Иванов предложил разделить Памир (до китайской границы) по особенностям рельефа и абсолютным высотам на Луговой и Горный. Для первого характерны сравнительно широкие ровные речные и озерные долины, то резко очерченные крутыми более или менее высокими горами, то соединяющиеся друг с другом низкими холмообразными отрогами или разбросанными отдельными грядами, гривками, холмами. Горный Памир отличается узкими, глубокими долинами, прорезанными бурно текущими реками. Это геоморфологическое деление Памира в основном отвечает современным представлениям о его рельефе, но Горный Памир теперь обычно называют Западным, а Луговой — Центральным или Восточным. Впрочем, последний термин не точен, ибо за Сарыкольским хребтом простирается принадлежащая Китаю восточная полоса Памира — так называемый Кашгарский Памир. Как и Западный Памир, он резко расчленен глубокими речными ущельями.

Иванов дал первые — и правильные — геологические сведения о Памире. Прекрасный рисовальщик, он не только иллюстрировал собственную работу по Памиру, но и давал свои произведения для ряда других изданий. По отзывам современников, из его рисунков, этюдов и альбомов можно было бы составить отдельную экспозицию. Он создал также первый русско-шугнанский словарь. Топограф экспедиции Николай Александрович Бендерский, выполнявший иногда самостоятельные маршруты, составил карту Памира, дававшую хорошее (для того времени) представление о географии этого высокогорного региона. Путята в 1884 г. опубликовал «Очерк экспедиции в Памир…».

Летом 1887 г. на севере Памира, в бассейне р. Мургаб, работал молодой энтомолог Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло. Собирая памирских бабочек, он с братом Михаилом Ефимовичем в роли топографа поднялся к истокам р. Танымас и открыл группу ледников, оказавшихся, как выяснилось позднее, центральной частью единого ледника Федченко. Вскоре начался разлив рек, и исследователям пришлось временно отказаться от съемок. С трудом братья прошли на восток и, перевалив Сарыкольский хребет, нанесли на карту две реки, составляющие р. Ташкурган (система р. Яркенд), а также один из крупных притоков южной составляющей. Г. Грумм-Гржимайло установил, что в западной части горной системы Куньлунь хребты имеют меридиональное направление — южный отрезок Сарыкольского хребта, Ташкургантаг и Музтаг.

Глава 12.

РУССКИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Первое (Монгольское) путешествие Пржевальского

В 1870 г. Русское географическое общество организовало экспедицию в Центральную Азию. Начальником ее был назначен талантливый офицер Генерального штаба Николай Михайлович Пржевальский, уже известный своими исследованиями Уссурийского края. В ноябре 1870 г. с помощником Михаилом Александровичем Пыльцовым и двумя казаками он переехал из Кяхты в Ургу и на пути в Пекин пересек в юго-восточном направлении монгольские степи и пустыню Гоби, установив, что она в среднем ниже, а рельеф ее сложнее, чем предполагали раньше.

От Пекина Пржевальский в начале 1871 г. двинулся на север, к озеру Далайнор, и произвел его полную съемку. Летом он проехал к городу Баотоу и, переправившись через Хуанхэ (110° в.д.), вступил на плато Ордос, которое «лежит полуостровом в колене, образуемом изгибами среднего течения Хуанхэ»{19}. На северо-западе Ордоса он описал «оголенные холмы» — пески Кузупчи. «Тяжело становится человеку в этом… песчаном море, лишенном всякой жизни…— кругом тишина могильная». Проследив течение Хуанхэ вверх от Баотоу до Динкоучжэнь (40° с.ш., около 400 км), Пржевальский двинулся на юго-запад через «дикую и бесплодную пустыню» Алашань, покрытую «голыми сыпучими песками», всегда готовыми «задушить путника своим палящим жаром», и достиг крупного, высокого (до 1855 м), но узкого меридионального хребта Хэланьшань, вытянутого вдоль долины Хуанхэ у 106° в.д., «словно стена среди равнины».

Наступила зима, к тому же серьезно заболел Пыльцов, и они вынуждены были повернуть обратно. К северу от луки Хуанхэ Пржевальский вышел к безлесному, но богатому ключами хребту Ланьшань, стоящему «отвесной стеной, изредка прорезанной узкими ущельями», и проследил его на всем протяжении (300 км), а восточнее обнаружил другой хребет, поменьше и пониже, — Шэйтэн-Ула. Новый год путешественники встретили в Чжанцзякоу. Прикомандированных к отряду казаков сменили два других; один из них, бурят Дондок Иринчинов. сопровождал Пржевальского во всех остальных центральноазиатских путешествиях.

Весной 1872 г. Пржевальский прежним путем добрался до южной части пустыни Алашань. «Пустыня кончилась… чрезвычайно резко[;] за ней поднималась величественная цепь гор» — восточный Наньшань, который оказался горной системой, и Пржевальский выделил в ней три мощных хребта: Окраинный (Маомаошань, до 4053 м), Малиншань (Лэнлунлин. до 5243 м) и Циншилин (до 5230 м). Пробыв там около двух недель, он вышел к бессточному соленому озеру Кукунор (около 4200 км2), лежащему на высоте 3200 м.. «Заветная цель экспедиции… достигнута. Правда, успех

был куплен ценой… тяжелых испытаний, но теперь все пережитые невзгоды забыты, и в полном восторге стояли мы… на берегу великого озера, любуясь на его чудные темно-голубые волны».

Закончив съемку северо-западного берега озера Кукунор, Пржевальский перевалил мощный хребет Кукунор и прошел в поселок Дзун, находящийся на юго-восточной окраине болотистой равнины Цайдам. Он установил, что это котловина и что ее южной границей служит хребет Бурхан-Будда (высотой до 5200 м), составляющий «резкую физическую границу стран, лежащих по северную и южную его сторону… С южной стороны… местность поднимается на страшную абсолютную высоту… На западе же равнина Цайдама уходит безграничной гладью за горизонт…». К югу и юго-западу от Бурхан-Будда Пржевальский открыл горы Баян-Хара-Ула (до 5445 м) и восточный участок Кукушили, а между ними обнаружил «волнистое плато», представляющее собой «страшную пустыню», поднятую на высоту более 4400 м. Так Пржевальский первым из европейцев проник в глубинную область Северного Тибета, к верховьям Хуанхэ и Янцзы (Улан-Мурен). И правильно определил, что именно Баян-Хара-Ула является водоразделом между обеими великими речными системами.

Путешественники встретили там новый, 1873 г. «Жизнь наша была в полном смысле борьбой за существование»: продукты кончились, наступили сильные холода, а. одежда поизносилась, особенно пострадали сапоги; начало сказываться долгое пребывание на большой высоте. В конце зимы Пржевальский вернулся в Дзун. Встретив весну на озере Кукунор, он прежним путем без проводника прошел к южной окраине пустыни Алашань. «Безграничным морем лежали… перед нами сыпучие пески, и не без робости ступали мы в их могильное царство». Вдоль хребта Хэланьшань (уже с проводником) они в страшную жару двинулись на север и ' пересекли восточную часть пустыни, причем едва не погибли от жажды: проводник сбился с дороги. Миновав западные предгорья хребта Ланьшань, Пржевальский прошел через наиболее безводную, «дикую и пустынную» часть Гоби и у 42°20' с.ш. открыл гряду Хурх-Ула (вершина — 1763 м, крайний юго-восточный отрог Гобийского Алтая). Он вернулся в Кяхту в сентябре 1873 г.