По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович - Страница 29

Прошло несколько дней, и как-то во время ужина Франсуа сказал: «Сегодня вечером Жоржетта будет танцевать во дворе наших соседей-пигмеев. Приходите смотреть». И добавил: «Чикумби не все время сидит в хижине, а нередко появляется на людях, чтобы показать свое искусство в танце».

В восемь часов вечера, захватив керосиновую лампу, идем к месту танца. Собравшиеся зрители образовали круг, внутри которого находились музыканты. Оркестр состоял из двух длинных тамтамов (исполнители на них сидели), деревянной трубки, по которой музыкант ударял палочкой (звук этого инструмента напоминал звук кастаньет), и двух пар палочек в руках женщин, ударявших ими друг о друга в такт тамтамов.

В круг вошла Жоржетта. На ней был пояс-юбочка, увешанный раковинами, а грудь ее прикрывала полупрозрачная кисейная ткань. Один амулет она зажимала в левой руке, а другой был привязан к правой выше локтя. «Амулеты приготовлены знахарем из каких-то частей гориллы, с ними Жоржетта не устанет во время танца», — пояснил Франсуа. Жоржетта посвистела в бамбуковый свисток. Это означало: «Внимание». Начался первый тур танцев. От резких движений бедер раковины, украшавшие пояс-юбочку, обрывались, и одна из женщин поспешно их подбирала.

В круг внесли циновку. Жоржетта сняла пояс-юбочку, а на шею надела лоскут материи с бубенцами. Села на циновку и посвистела. Это означало: «Начинается второй тур танцев». Сидя, она в такт музыки двигала плечами, ее упругие и необыкновенно красивые груди колыхались, вызывая мелодичный перезвон бубенцов. Потом подвинулась к краю циновки, кувыркнулась через голову, еще раз кувыркнулась и, сидя на сырой земле (перед этим прошел дождь), снова заиграла бубенцами. Много раз она кувыркалась, вся испачкалась и стала похожей на чертика. Менялись музыканты, а она продолжала кувыркаться. Затем легла на спину и стала вращать бедрами. Потом приподнялась на колени и начала проделывать какие-то непонятные мне манипуляции руками. И снова кувыркалась…

К чикумби стали подходить зрители и класть ей в рот монеты. Таков обычай. Жоржетта пододвинулась ко мне. Я передал Франсуа несколько стофранковых монет, и он положил ей в рот. Чикумби выплюнула их в руку подошедшей женщине и, довольная, опять завертелась в танце. Неожиданно в круг вошел отец Жоржетты. Он скрестил ее руки и поднял кверху. Франсуа пояснил: «Отец проделал это для того, чтобы придать ей силы».

Танец продолжался… но теперь с гримасами. За круг выбежала одна из женщин и стала гримасничать. Жоржетта, изображая испуг, затряслась, словно в лихорадке. Затем убежала из круга, спряталась за спины зрителей, низко наклонившись к земле. Очень правдоподобное изображение страха! Стоявшие женщины временами напевали. Их мелодичные звуки неожиданно срывались на резкие крики… Стала гаснуть керосиновая лампа: кончился керосин. Часы показывали половину одиннадцатого ночи. Жоржетта снова вышла в круг в первоначальном наряде — в поясе-юбочке с раковинами, чтобы начать все сначала.

Я пошел к себе и лег, но сон не шел. Эротический танец Жоржетты под звуки тамтама не вызвал во мне восхищения. Мне было грустно. Вышел на улицу. Небо было усеяно крупными звездами. Слева, высоко в небе, горел Южный Крест. Справа, низко над горизонтом, красовалась Большая Медведица. От взгляда на родное созвездие как-то теплее стало на душе, будто здесь на чужбине встретил старого друга… Однажды на Родине оно меня здорово выручило. Это было в тайге, в верховьях Бирюсы — притока Ангары. Возвращаясь из маршрута в лагерь, попал в болото. Пока из него выбирался, стемнело. Отдышавшись на сухом месте, полез в сумку за компасом. Хотелось поскорее сориентироваться и шагать в лагерь. Но… о ужас, сумка оказалась пустой. Я потерял компас в болоте. На миг меня, мокрого и продрогшего, охватило отчаяние. Я не знал, в какой стороне лагерь. Не мог развести костер, чтобы обсушиться: спички отсырели.

— Что же предпринять? — размышлял я. А на небе уже появились звезды. И вдруг меня осенила мысль: ведь я могу сориентироваться по Большой Медведице. Поворачиваясь кругом, искал это созвездие. Но за деревьями его не было видно. Тогда полез на высокое дерево. Озябшие руки плохо слушались. Но чем выше я забирался, тем мне становилось теплее. И, наконец, я увидел Большую Медведицу. Потом быстро нашел Полярную звезду. Теперь я твердо знал, где север и юг. Спустился и зашагал к лагерю.

К рассвету пришел в лагерь, озаренный большим костром. Мои коллеги, утомленные ожиданием, мирно спали в палатках.

Прошло несколько дней после памятной ночи. Работа и другие впечатления стали сглаживать из памяти чикумби. И вдруг Франсуа неожиданно сообщил: «Жоржет-та очень сильно больна. Возможно, скоро умрет. У нее болит грудь. А ее родители, — продолжал он, — не хотят обращаться к фельдшеру, лечат сами». — «Простудилась во время танца», — пронеслось у меня в голове.

Прошло еще два дня. Франсуа сказал: «Жоржетте еще хуже. Родители отправили ее в глубь джунглей, к знахарю». Я очень волновался из-за Жоржетты, но ничего поделать не мог. Прошла неделя. И Франсуа сообщил радостную весть: «Жоржетта поправляется». Вздохнул с облегчением: «Молодость свое взяла». Как-то направляясь в Сунду, я навестил Жоржетту. Она была еще бледна, но уже выздоравливала…

В полдень миновали Какамоэка. Сидя рядом с шофером, я клевал носом. Вдруг меня оглушил звон разбитого стекла и скрежет железа. Мгновение — и я почувствовал сильную боль в голове, из глаз посыпались искры. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел, что наш газик столкнулся с «лендровером». Между шоферами шла перепалка, а наш рабочий пошел в жандармерию доложить о случившемся. Часа через два приехали супрефект и жандарм. Не менее часа ушло на разбирательство, но я так и не понял, кто из шоферов был виноват. К вечеру мы вернулись в лагерь.

МОЙ «ЗООПАРК» НА РЕКЕ ДОЛЯ

Как-то осматривая старые шурфы, увидел в одном из них какого-то зверька. Зверек был погружен в воду. Торчала только голова: круглая, с большими ушами. Спускаю в шурф ствол бамбука. Зверек за него цепляется, но при подъеме срывается. Видимо, его силы были на исходе. При второй попытке зверька все же удалось вытащить. Это был лемур. Он дрожал как осиновый лист и не мог двигаться от истощения. Завернул его в тряпку, положил за пазуху и понес домой. Всю дорогу он спал, пригревшись на моей груди. Дома внимательно рассмотрел зверька. У него кошачья морда, с большими узкопосаженными глазами, худощавое тело и длинный пушистый хвост. На пальцах ног — ногти.

Эти животные ведут ночной образ жизни, а днем спят. Их глаза боятся дневного света.

Напоил лемура молоком и поместил его в ящик. На другой день зверек стал резвиться, аппетитно лакал молоко, ел из моих рук бананы. Он быстро привык к человеку, вызволившему его из беды.

Возвращаясь однажды из маршрута, я неожиданно наступил на что-то мягкое и невольно прыгнул в сторону. Обернулся и увидел зверька величиной с небольшого кролика. Это был даман, или жиряк. Под правой передней конечностью у него зияла рана. Зверек был еще жив, но чувствовалось, что жить ему осталось недолго. Попросил рабочего захватить дамана в лагерь; потом внимательно его рассмотрел. У него желтовато-бурый мягкий мех, короткие шея и хвост, большая голова, заостренная мордочка. На холке — три ороговевших выступа. Один из рабочих уверял, что каждый год у зверька вырастает новый выступ. На задних конечностях у него по четыре пальца с ногтями и по одному с когтем, на передних — по четыре пальца, пятый — недоразвит. Даманы хорошо лазают по деревьям и обладают способностью издавать самые невероятные звуки.

— Это и стон, и храп, и вопли, — сказал один из охотников.

Но пожалуй, самое удивительное то, что даманы являются ближайшими родственниками слонов. Передние верхние зубы даманов представляют собой как бы два миниатюрных бивня.