По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович - Страница 17

По пути к лагерю Луи подстрелил птицу-носорога. И вид, и образ жизни этой птицы необычны. Поэтому, когда вернулись в лагерь, я попросил Луи снять с нее шкуру, чтобы сделать чучело.

У птицы-носорога очень большой клюв, на котором имеется нарост, напоминающий рог. Ее черные с синевато-стальным отливом крылья невелики по сравнению с туловищем. Поэтому она тяжело, с напряжением летает, издавая при полете шум, сходный с шипением паровоза. Для продолжительного полета у нее не хватает сил. Если ее спугнуть с одного дерева, она быстро перелетает на соседнее и садится. Питается плодами и мелкими животными.

Луи рассказал, что птица-носорог устраивает гнездо в дупле высокого дерева. Перед насиживанием яиц самец заделывает вход в дупло, замуровывая свою супругу, и оставляет лишь узкую длинную щель, по которой самка может двигать клювом, а самец доставляет ей пищу. Когда на свет появляются птенцы (недели через три после начала высиживания), самка разламывает стенку и выходит на волю. Отверстие снова заделывается, чтобы оградить птенцов от недругов, в частности от змей. Самец и самка вместе выкармливают птенцов. Птенцы растут, набираются сил. Когда они достаточно окрепнут для самостоятельной жизни, то продалбливают проход и выходят из гнезда. Теперь они сами в состоянии защитить себя от неприятеля.

Пока Луи снимал шкуру с птицы-носорога, от него не отходил Бежаме. Он все время сидел на корточках и наблюдал за работой отца. Что привлекло его внимание? Необычный вид птицы или процедура снятия шкуры? Да это в конце концов не столь важно. Любознательность — вот что покоряет в трехлетнем малыше. Хочется верить, что из него вырастет хороший специалист по поиску алмазов и охотник, как его отец. А может быть, он станет ученым-зоологом? В стране, развивающейся по некапиталистическому пути, есть возможности для ученья. Доброго пути тебе, шоколадный малыш Бежаме!

Чучело птицы-носорога изготовить так и не удалось. Несмотря на все старания Луи, шкура сгнила. Но необычная голова этой птицы красуется на моем письменном столе. Как-то в Москве мой знакомый коллега, глядя на голову птицы-носорога, или калао, спросил: — Зачем капризная природа наделила эту птицу как бы двумя клювами? — Насколько мне известно, — сказал я, — в литературе таких сведений нет, но мне кажется, этот нарост помогает ей ловить пищу на лету. Калао срывает плод на лету кончиком клюва, подбрасывает его вверх, ловит широко раскрытым клювом и заглатывает. Примечательно, что калао подбрасывает в воздух не только плоды, но и ящериц, и насекомых.

ВТОРАЯ ПОПЫТКА ДОСТИЧЬ НГЕИ

Переговорив с пигмеями, я выяснил, что тропу на реку Нгеи знает Рафаэль Иссанга. И вот мы снова в пути: Рафаэль Иссанга, Виктор Тсиба, его брат Дером Тсиба, Луи Бунгу, его брат Даниель, Франсуа Мукаса, Сунат Нишанбаев и я. Меня удивило одеяние Мукаса. Он шел в отлично отутюженных тергалевых брюках, остроносых штиблетах и в черном спецовочном халате, накинутом на голое тело.

Часа через три медленного продвижения по зарослям масисы (на языке батеке — нзоомо) устроили короткий привал. Луи достал термос с кофе и стал всех угощать. Наши с Сунатом кружки лежали где-то на дне рюкзака, искать их не хотелось. Мы сорвали по «листу джунглей», сделали кружки и с удовольствием выпили кофе, приготовленный супругой Луи.

Снова шагаем через заросли масисы. Не один час прошел, прежде чем мы достигли небольшой реки и стали нромывать шлиховую пробу. В это время Виктор Тсиба на одном из деревьев увидел дыру, около которой кружились пчелы.

— Там мед, — сказал Виктор.

Луи, взглянув на дерево, приказал его срубить. Пигмеи Рафаэль и Жером, вооружившись мачете, стали рубить дерево. Минут через сорок оно с оглушительным треском, ломая соседние деревья и разрывая лианы, рухнуло на землю. Луи сел на него верхом и стал расширять отверстие. По нему ползали пчелы, но почему-то не жалили. Они были какие-то вялые, словно мухи после зимней спячки. Наконец, Луи просунул в «улей» руку и стал мачете разрезать соты на отдельные куски. Извлекал их и раздавал нам. Лакомясь душистым медом, не обратил внимание, что соты были раза в четыре больше наших.

Отмыв в реке руки от липкого меда, двинулись дальше через бесконечные заросли масисы. Внезапно тропа исчезла. Возвращаемся назад и ищем тропу. Но она как в воду канула. Между тем ушедший вперед Виктор крикнул: «Здесь река». Спускаемся по склону к небольшой реке и решаем здесь заночевать. Было около пяти часов вечера, все мы сильно устали и повалились на землю, присыпанную мягкими листьями. Только Луи не чувствовал усталости. Он, даже не поев, отправился на охоту. «Двужильный какой-то», — заметил Сунат, глядя на уходившего Луи.

Отдохнув, рабочие принялись устраиваться на ночлег. Притащили несколько бревен. Два из них застелили жердями и забросали листьями. Постель для меня и Суната была готова. Из остальных устроили костер. Вскоре забулькал чайник. После трудного перехода и доброй порции съеденного меда чай показался восхитительным напитком. Стемнело. Послышались шорохи, и около костра выросла фигура Луи. Мы знали, он вернулся без дичи: выстрелов не было.

После раскладушек спать на жердях было непривычно жестко. Я ворочался с боку на бок, а Сунат лежал на спине и смотрел вверх сквозь марлевый полог. Последовал его примеру. Сквозь просветы деревьев был виден кусок неба. Звезды то появлялись, как-то необыкновенно искрясь, то прятались в облаках.

Я долго лежал неподвижно,

В далекие звезды вглядясь, —

Меж теми звездами и мною

Какая-то связь родилась.

Мысленно прочел я стихотворение Фета, заменив в первой фразе слово «стоял» словом «лежал».

Одиночные светлячки залетали так высоко, что напоминали падающие звезды. На востоке кричала антилопа, подзывая друга-самца. С громким треском падали плоды. Когда плод падал близко от нашей постели, по телу пробегала легкая дрожь. С шуршанием, похожим на шум дождя, летели листья.

Наши спутники расположились вокруг костра на тонких лианных циновках. Одеялом, подушкой и пологом им служили костер да ветки деревьев. Нам было видно, как костер то угасал, то вспыхивал с новой силой, раздуваемый кем-то из лежавших. Его пламя выхватывало кусок зловещих джунглей, певших на разные голоса.

Около часу ночи нас разбудил резкий крик, напоминавший крик осла. «Кто это?» — спросил я проснувшегося Франсуа. «Шимпанзе», — ответил он.

В ту ночь мне казалось, что на свете вообще нет ничего, кроме этих джунглей, этого сумрачного трехъярусного леса, удручающе действовавшего на психику и растворившего нас среди деревьев-великанов, в хаосе буйной растительности. В сибирской тайге, и особенно в подмосковном лесу, я никогда не чувствовал себя так угнетенно.

В шесть часов утра Луи и Жером Тсиба отправились снова искать тропу, указав место, где мы должны с ними встретиться. Через некоторое время вышли и мы. Часа через полтора пришли к условленному месту. Луи и Жером еще не вернулись.

Отлучился, никому ничего не сказав, Виктор Тсиба. Вскоре он вернулся с огромной гроздью плодов масличной пальмы. Я приподнял ее: в ней было не менее 10–12 килограммов. Виктор рассказал, что поблизости срубил масличную пальму и отрезал гроздь.

— Зачем же надо было рубить пальму? — задал я недоуменный вопрос.

За Виктора ответил Франсуа:

— Если бы он срубил пальму в деревне, то заплатил бы штраф. Здесь, в джунглях, рубить можно; все равно пальму сломали бы слоны.

Плодами засыпали кастрюли и стали варить; часть побросали на угли, чтобы испечь. Когда стали пробовать их готовность, появились радостные Луи и Жером. Они нашли тропу на Нгеи и видели упавшее дерево, в котором, возможно, прячется панголин.