Гобелен - Плейн Белва - Страница 16

– Ты забываешь, что я мог бы умереть в любой день в течение моих четырех лет в армии. Но я не умер. – Йахим обратился к Полю, желая переменить тему: – Мне неприятно, что мы пропустили отличный завтрак с Францем. Вот что меня огорчает.

Он обращал пережитый ужас в шутку не только ради жены, но отчасти и ради себя самого. Йахиму не хотелось думать, что радость жизни может быть испорчена.

Элизабет, однако, не успокоилась:

– Ты понимаешь, что в Берлине на студенческих выборах больше половины голосов было отдано нацистам? И что в университетах они все еще читают этот бред – «Протоколы сионских мудрецов»?

– Ах, кто их читает, кто их покупает?

– Их продают тысячами экземпляров, Йахим.

– О, нас до смерти перепугала шайка бандитов. У вас их нет в Америке, Поль? Я читал о Чикаго и «сухом законе».

– Это не одно и то же. – Поль понимал, что ответил неубедительно, но у него не было настроения пускаться в пространные объяснения.

– А если кто-то думает, – продолжала Элизабет, – что от этого насилия пострадают только евреи, он ошибается. Мы будем первыми и самыми многочисленными, но будет пролито много и другой крови.

Йахим рассердился:

– Так что ты предлагаешь?

– Мы должны относиться к этому серьезно и попытаться остановить или уехать из страны, пока ничего не случилось. Поедем в Палестину или еще куда-нибудь. Много в Америке сионистов? – спросила она Поля.

– Не думаю. Я сам не знаю никого. Йахим рассмеялся:

– Бога ради, разве Поль похож на сиониста? Элизабет вспыхнула.

– А как выглядит сионист? Мы постоянно спорим по этому вопросу, – серьезно сказала она Полю и отложила вязанье.

– Все наши друзья дразнят ее, – сказал Йахим. – Элизабет, моя хорошенькая блондиночка, с ружьем в одной руке и мотыгой в другой.

– Лично мне туда ехать не хочется, – сказала Элизабет, – но я могу понять тех, кто едет. Да, могу. У меня есть очень близкие друзья, сионисты; мои друзья, не Йахима.

Йахим насмешливо произнес:

– Естественно, поляки. Иммигранты! Не немцы. А, Бог с ними! У нас будет все по-прежнему: ты останешься с детьми, – он наклонился и поцеловал ее в лоб, – и с твоим бедным раненым героем.

Он снова засмеялся:

– Извини, Поль, что твой визит к нам заканчивается так. Послушай, а почему бы нам не устроить на прощанье маленький праздник? Я сменю повязку, куплю билеты на концерт и закажу столик на завтрашний вечер. Как ты к этому отнесешься?

– Прекрасно, если только ты позволишь мне быть хозяином. В противном случае – нет.

– Если ты так хочешь, – согласился Йахим. – Я уже понял, что ты все делаешь по-своему.

– Чудесно! – обрадовалась Элизабет и предложила пригласить Илзе Хершфельд. – Она всегда такая печальная и редко бывает на людях. Ты не возражаешь, Поль?

– Нисколько!

Поль часто замечал за собой, что рассматривает людей, особенно женщин, словно картину, пытаясь понять внутреннее содержание. Илзе занимала его все больше и больше: этот тип был ему совершенно незнаком.

Ее лицо было очень белым, а прямые блестящие волосы, разделенные на прямой пробор, – очень черными. Простое темно-синее платье имело единственное украшение – нитку жемчужных бус. Простота была не только в одежде, но и в манере держать себя. Илзе совершенно не кокетничала. Ее черные глаза, слегка азиатские, смотрели прямо; полный рот широко улыбался. Разговор во время ужина после концерта был общим, об Илзе Полю удалось узнать совсем немного: ее мальчику десять лет, она серьезно занимается теннисом и изучает эндокринологию.

Им еще не подали кофе, когда Илзе посмотрела на часы:

– Поздно, и ты выглядишь усталой, Элизабет. Почему бы нам не уйти сейчас?

А когда Элизабет попыталась возражать, она твердо сказала:

– Тебе не надо быть такой вежливой. Кроме того, я твой врач.

Йахим с готовностью поднялся.

– Да, слушайся доктора. У нее был выкидыш в прошлый раз, – объяснил он Полю. – Но вы оставайтесь, попейте кофе с булочками – они здесь вкусные. А потом сможете взять такси.

Когда супруги ушли, Илзе заметила о Элизабет:

– Она прелесть. Милая, умная женщина!

Поль мысленно добавил: «и намного умнее своего мужа» и невольно улыбнулся. Илзе, словно угадав его мысли, тоже улыбнулась. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.

– Мне они все равно очень нравятся, – через минуту сказал Поль.

– И мне тоже. Вы знаете, Йахим беспечен, как дитя. Подумать только, вчера он едва не погиб! А сегодня, похоже, он забыл об этом.

– Такое забыть трудно! Внезапно Илзе посерьезнела:

– Вы знаете, эти митинги могут перерасти в кровавый террор. Я уже пережила это в России.

– Мои дедушка с бабушкой были в Париже в 1894 году, когда осудили Дрейфуса. Они рассказывали о толпах глумящихся. Но ведь то была чужая Франция, говорили они, а не любимая Германия. Интересно, что бы они сказали, если бы увидели то, что было вчера.

Не отвечая, Илзе допивала свой кофе. Зажав чашку обеими руками, она задумчиво потягивала кофе, а потом внезапно спросила:

– Хотите выпить?

– Конечно. Что?

– Не здесь, а у меня дома. Если вы, конечно, хотите.

– Я очень хочу.

Давно уже Поль не чувствовал веселого ожидания от визита к человеку, с которым можно выпить вина и приятно провести вечер. По правде говоря, других мыслей у него не было.

Маленькая квартира Илзе, как и она сама, была без претензий. Поль вспомнил Дэна с Хенни. Люди, живущие в подобных квартирах, несомненно, не заботятся о приобретении имущества.

Книги не в кожаных, богатых переплетах для интерьера, а книги для чтения лежали среди журналов. Сумка с вязаньем стояла у дивана, а под столом лежали коньки. За раму зеркала были засунуты любительские фотографии. Он рассматривал их, когда Илзе вернулась из кухни, неся поднос с бутылкой и бокалами.

– Это мой сын, – сказала она.

– У него ваши глаза, да?

– Да, но он похож на отца. Такой же идеалист, мечтает о всеобщем благе.

– В десять лет?

– О да! Только сейчас он так много слышит о Палестине, что хочет уехать туда.

– Вы бы поехали?

– Нет, нет. Я слишком много пережила. Мужа убило на русском фронте. Я обосновалась здесь. На новые переезды я не способна.

Она села напротив, поджав под себя ноги и грея в руках бокал. Солнечный напиток блестел на свету. Потом она вздохнула:

– Я очень рада, что вы зашли ко мне, Поль. Можно мне называть вас Полем?

– Конечно. Но вы удивляете меня. Немцы такие чопорные.

– Вы забываете, что я не немка.

– Простите, я действительно забыл. Мне тоже очень приятно быть с вами, Илзе.

– Но по-другому. Вы женаты. Вы привыкли к женскому обществу в теплой комнате в промозглый вечер, за рюмкой вина. Но для меня все это забытые радости.

Он вспомнил, что Мариан не пьет и ложится спать намного раньше него. Но вместо того он произнес:

– Я бы не подумал, что вам тяжело найти компаньона.

– О, это очень тяжело. На войне погибло так много мужчин. В обществе я бываю редко. А мне тридцать два, я не могу соперничать с девятнадцатилетними. Даже если бы захотела, – прибавила она.

Эта женщина полна противоречий, подумал Поль. В ней было столько манящей, чувственной экзотики и в то же время домашней, уютной простоты!

– Вы озадачены? – спросила она.

– Да, немного. Вас трудно понять.

– Почему?

Он почувствовал сострадание, жалость была бы неуместна в отношении такой женщины, как Илзе.

– Вы не ответили.

– Почему бы вам не рассказать что-нибудь о себе, тогда я не буду таким озадаченным.

– Хорошо. Постараюсь коротко. У меня был муж, Дэвид. Мы очень любили друг друга. Нам было чудесно вдвоем. Мы были одно целое. Больше не существовало ничего… Когда я потеряла его, я потеряла все. Вы это можете понять?

– Конечно! – сказал Поль.

– Нет, не все это могут понять. – Илзе покачала головой. – Далеко не все браки или любовные связи идеальны. Я всегда узнаю ту редкую пару – ее и его, которые абсолютно подходят друг другу. Мне кажется, что, не испытав это, самому трудно судить о других.