Бриг «Меркурий» - Тренев Виталий Константинович - Страница 5

Он посмотрел в лицо Максимыча, перехватил колесо левой рукою и медленно перекрестился. Холодные глаза его потеплели и влажно блеснули.

— Васютина на ют! — выпрямившись, крикнул Казарский.

— Есть!

Крепыш, топоча, взлетел по трапу, с улыбкой остановился перед капитаном и отдал честь. Глаза его перебежали на тело, лежащее, у штурвала, и улыбка сбежала с его лпца.

— Принимай пост, Васютин, — отрывисто сказал Казарский.

Васютин медленно стянул шапку с курчавой русой головы, перекрестился истово, поясным поклоном поклонился телу и принял забрызганный кровью штурвал из рук Казарского.

Стихшая было на четверть часа пальба снова разгорелась. Снова, сверкая выстрелами с обоих бортов, бриг ловко уклонялся от губительных залпов врагов. Стодесятипушечный корабль капудан-паши снова стал сближаться, стараясь поймать «Меркурий» продольным залпом.

Казарский, выждав надлежащее время, круто повернул, и избитый, закопченный, но все еще грозный бриг повернулся правым бортом к неприятелю и пошел, кренясь и пеня воду, наперерез его курсу.

Командовавший артиллерией левого борта Скарятин, пользуясь свободной минутой, подошел к бочке, стоявшей посреди палубы, чтобы напиться. Лицо его было закопчено и изборождено грязными полосами — потоками пота, но выражение его было жизнерадостно, как и всегда, и карие глаза лучились веселостью.

Набирая в ковш воды, он увидел в нескольких шагах Новосельского, который стоял спиной к нему, прикидывая наглаз расстояние до вражеского корабля, выжидая момента, чтобы влепить ему весь бортовой залп.

Его элегантный, выутюженный мундир был разорван от обшлага до плеча. Шляпа отсутствовала, модная прическа была встрепана, и в довершение всего этот светский денди поднял руку и обшлагом стал стирать с разгоряченного лба пот и грязь.

Скарятин впервые за время боя увидел приятеля, и что-то горячее повернулось у него в груди, глаза повлажнели, но сейчас же засветились смехом, и он крикнул:

— Жарко, Федя?

— А, Сережа, жив? — с радостной улыбкой оглянулся на него лейтенант. — Жарко, друг.

— Ничего, пар костей не ломит. Зубкам полегчало. Федя?

В это время грохнули погонные пушки турка, ядра прошли над головой друзей, обдавая их тугой струей гудящего воздуха, что-то хрустнуло вверху, большой обломок дерева попал Новосельскому в спину, и он упал на палубу.

Скарятин выронил ковш, но лейтенант мигом поднялся на ноги, пошатываясь и размазывая по лицу кровь.

— Ты ранен? — крикнул Скарятин.

— Ерунда! — сердито махнул рукой Новосельский. — Антипенко, прицел! — крикнул он усатому комендору и вместе с ним кинулся поверять наводку пушек. — Первая!

Загремел бортовой залп, и когда дым немного разошелся, громкое «ура» прокатилось по морю. Новосельский разбил у врага гротовый рангоут и перебил ватер-штаги[24]. От этого вся оснастка судна ослабела, и корабль не мог больше итти полным ветром, рискуя потерять мачты. Дав последний залп, не причинивший вреда, стодесятипушечный корабль лег в дрейф и вышел из боя.

Остался один семидесятипушечный противник. Кренясь, на всех парусах он выбегал из-за дрейфовавшего капудан-паши, намереваясь добить «Меркурий».

Неравный бой продолжался, но русские моряки, выбившие из строя более мощного врага, дрались еще яростнее. Неприятель приблизился, но держал почтительную дистанцию. Когда Казарский, маневрируя, кидался к нему навстречу и «резал нос», чтобы избежать бортовых залпов, он панически отворачивал в сторону.

Казарский понял, что паша, видя отчаянную решимость русских моряков, не без основания опасается, что бриг свалится с ним на абордаж и взлетит на воздух вместе с неприятелем. Улыбка искривила тонкие губы Казарского.

Около пяти часов удачным залпом у турок была повреждена оснастка. Огромные брусья рухнули на палубу, увлекая за собою соседние паруса и оголяя мачту. Турок заметно потерял скорость. Снова «ура» прокатилось по морю.

Прокофьев и Притупов с матросами лихорадочно работали, восстанавливая паруса, и бриг, все более и более окрыляясь, под ровно подувающим ветерком наддавал ходу.

Около половины шестого паша, безнадежно отстав, лег в дрейф и отказался от преследования. Солнце клонилось к потемневшему морю. Закопченные и изорванные паруса «Меркурия» стали золотыми. С шорохом и плеском резало воду героическое суденышко, больше трех часов сражавшееся с противником, в десять раз сильнейшим, и вышедшее победителем в этой схватке.

На рассвете 15 мая шесть линейных кораблей адмирала Грейга, шедшие на всех парусах, чтобы отомстить за гибель «Меркурия», увидели на горизонте идущее на всех парусах судно и с изумлением узнали в нем бриг, который считали погибшим.

Ушан-Паша

Рассказ.

В 1790 году русские корабли под командованием адмирала Федора Федоровича Ушакова вышли в море, чтобы оказать поддержку сухопутной армии и воспрепятствовать турецкому флоту напасть на побережье Крыма.

Командующий неприятельским флотом Кучук Гуссейн, личный друг султана Селима, обещал ему отнять у русских Крым и уничтожить Черноморский флот.

Но при первой встрече с русским флотом капудан-паше Гуссейну не повезло. 8 июля 1790 года Ушаков встретил его у Керченского пролива и, несмотря на превосходство турок в количестве кораблей и их вооружения, в несколько часов разгромил и рассеял грозную армаду. Только ночная темнота и преимущество хода спасли капудан-пашу от полного уничтожения.

В страхе на всех парусах бежал он к Константинополю со своими разбитыми кораблями под защиту береговых батарей. Однако этот погром не остановил неприятеля. Быстро был собран еще более мощный флот. Молодому Гуссейну был дан в советники и руководители опытный моряк и волн Сеид-Бей, трехбунчужный паша, прославленный во многих битвах. Неприятель снова вышел в море, чтобы отомстить за свое поражение.

Сеид-Бей шел на лучшем турецком корабле «Капатание». Этот недавно построенный семидесятичетырехпушечный корабль был вооружен исключительно медными орудиями, имел восемьсот человек экипажа и отличался быстротой хода и красотой корпуса.

Получив известие о выходе в море турок, Федор Федорович Ушаков поспешил ему навстречу, в направлении к Очакову.

Отряд Ушакова состоял из тридцати семи вымпелов, из них десять линейных кораблей, шесть фрегатов, одно репетичное судно, один брандер и девятнадцать крейсерских судов. Несмотря на благочестивые названия кораблей («Рождество Христово», «Преображение господне», «Святой Нестор преподобный» и т. п.), этот флот заслужил грозную боевую славу, а именем его адмирала — «Ушак-паши» — в Турции пугали детей.

28 августа 1790 года.

Чувствовалось приближение осени. Свежий предрассветный ветер, упоительно пахнувший морем, был резок и пробирал холодком. Солнце выкатилось из волн и быстро стало подниматься над горизонтом.

Красноватый солнечный свет озарил волнующееся море и три колонны могучих линейных кораблей, идущих полным ветром.

Свежий ветер пышно вздувал шумящие розовые паруса. Корабли шли, резко кренясь, с всплеском вспенивая темную воду. Передовые нагоняли убегающие волны, покачиваясь, обгоняли их, дробя правильные ряды, и разбитые волны беспорядочно метались между кораблями с тревожным шорохом и плеском.

Далеко на ветре розовели паруса отряда крейсерских судов.

Когда солнце поднялось выше, вахтенные заметили, что море, накануне синее, сейчас стало мутно-зеленоватым: недалеко были Днепровские лиманы.

Федор Федорович проснулся в своей каюте от грохота камней, плеска воды и стука швабр. Расторопные матросы неистово драили сверкающие палубы великолепного флагманского корабля «Рождество Христово».

В просторной адмиральской каюте было еще темно. На квадратных окнах были спущены жалюзи. Адмирал недовольно крякнул и зычным голосом позвал: