Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Малёк. Безумие продолжается - ван де Рюит Джон - Страница 44


44
Изменить размер шрифта:

Когда мама договорила, мы уставились на Вомбата, ко­торая вообще не проявляла никаких угрызений совести и заявила, что Вомбат-2 не заслуживает ни копейки, так как даже не явилась на родительские похороны. Папа покачал головой и опечалился: наверняка вспомнил о том, как уна­следовал «рено-универсал» вместо семейной фермы. После долгого молчания он ушел, чтобы забронировать для нас два номера в гостинице над пабом, а мама с Вомбатом остались бухать в тишине.

Кажется, насчет переезда в Брайтон мама настроена всерьез: на завтра у нее назначена встреча с агентом по не­движимости. Узнав об этом, папа побледнел, осунулся и ед­ва прикоснулся к ужину.

Вторник, 16 июля

Всю ночь не спал: Вомбат во сне стонала и громко скрипела вставными зубами.

После завтрака отправились на встречу с представителем агентства недвижимости из Брайтона. Папа буркнул что-то про погоду и, надувшись, сел на заднее сиденье. К счастью, Вомбат осталась в гостинице: мол, у нее разыгралась подагра, и в этом виноваты свиные сардельки, что подавали нам в отеле.

Сотрудница агентства обладала способностью очень долго тараторить, даже не переводя дыхание. Еще у нее была очень короткая юбка, которая задиралась каждый раз, когда она переключала передачи. Папа прозвал ее «кроли­ком Энерджайзер». А потом толкнул меня в бок и про­шептал: «А знаешь, что говорят про кроликов?» И уста­вился на нее стеклянными глазами, разинув рот. Кролик Энерджайзер сказала, что у нее есть три местечка, соответ­ствующие нашему финансовому положению. Папа по­бледнел и тут же утратил интерес к ее ляжкам.

Первым местом оказалась конура в полторы комнаты, где воняло хуже, чем у нас в школьном сортире. Там было тем­но, грязно и уныло, а вид открывался на свалку, где копа­лись вороны в поисках отбросов. Видимо, они садятся и на крышу, потому что подоконники были заляпаны белым птичьим дерьмом. Но кролик Энерджайзер из кожи вон лез, чтобы представить дом в хорошем свете. (Мол, до ближай­шего магазина не больше мили, рядом безопасная стоянка и лифт недавно отремонтировали.)

Папа сказал, что квартирка похожа на морг. Я пошел в ванную и заметил, что туалет протекает. Окно на кухне бы­ло заколочено, ковровое покрытие все в пятнах и сигарет­ных ожогах. Мама была на грани слез — особенно когда кролик заявил, что это лучшая квартира из трех.

Мы с папой очень незаметно подмигнули друг другу на заднем сиденье.

Когда кролик, наконец, высадила нас у гостиницы, мама мрачно проговорила: «Ну что, вы двое, небось, доволь­ны?» Мы ничего не ответили, но папа выглядел таким счастливым, что у него даже лицо порозовело. Эмиграция отменяется! Мильтоны возвращаются в Африку!

Четверг, 18 июля

После неудачной поездки в Брайтон я был рад снова вер­нуться в Лондон. Город совершенно потрясающий: вроде ничего не делаешь, просто смотришь на уличное движение, а потом раз — и уже устал. Немножко грустно, что осталось всего несколько дней, ведь я по-прежнему так много не ви­дел, так много не успел. Предки купили билеты в театр: им стало совестно, что из-за них я половину отпуска провел в пабах. В субботу вечером все вместе идем на «Призрак опе­ры» , а сегодня мы с Вомбатом едем в Стрэтфорд смотреть «Гамлета». Достать билеты на «Гамлета» в Стрэтфорде — вы даже не представляете, какое это везение! Вомбату на улице дали листовку с рекламой спектакля. Увидев надпись «актеры из Стрэтфорда» вверху, она сразу поняла, что по­становка качественная, и тут же купила два билета, сообщив мне, что мы едем туда, где жил, умер и творил Шекспир.

18.00. Вручив водителю такси листовку с анонсом, Вом­бат приказала немедленно везти нас в Стрэтфорд. Тот взгля­нул на листовку, пожал плечами и ответил: «Как прикажете, мэм». Стрэтфорд оказался вовсе не таким, каким я пред­ставлял себе родину Шекспира. Вокруг были ужасные рай­оны, застроенные муниципальным жильем и прочими не­привлекательными зданиями. Спросил Вомбата, действи­тельно ли мы едем туда, куда надо. Она кивнула и ответила, что именно так люди жили четыреста лет назад.

Как оказалось, мы даже близко к месту рождения Шек­спира не подъехали. Место, куда нас завезли, называлось Восточным Стрэтфордом. Это был один из беднейших лон­донских пригородов. «Королевский театр» также не оправ­дал наших ожиданий, впрочем, как и постановка «Гамлета». Действие пьесы разворачивалось в бане, а все женские роли играли мужчины с гигантскими накладными грудями, кре­пившимися к костюмам. Кроме того, шекспировские строки перемежались странными танцевально-музыкальными но­мерами, во время которых актеры открывали рот под музы­ку. Увидев призрака отца, Гамлет сорвал с себя рубашку и запел I Will Survive[42]. Зрители (Вомбат была единственной женщиной в зале) хлопали и подпевали всем песням. А еще в пьесе был один неприятный момент, когда Гамлет и Гора­цио, к моему потрясению, начали целоваться в спальне у Гамлета, пока его мама подглядывала из-за занавески.

Вомбат назвала «Гамлета» в исполнении труппы из Вос­точного Стрэтфорда мерзостью и вынудила меня уйти вместе с ней в середине монолога «Бьпь или не быть», который Гамлет исполнял с банкой вазелина в руке. Мы взяли такси и поехали домой. Когда мы проезжали мимо лондонского Тауэра, бабуля повернулась ко мне и спросила: «Ты, случаем, не гомосексу-ал?» Я покраснел и покачал головой. Вомбат вытаращилась на меня, а потом отвернулась с встревоженным видом.

Вернувшись в отель «Кенсингтон Палас», Вомбат во­рвалась в бар и заявила папе с мамой (а также пятидесяти другим клиентам), что я затащил ее на пьесу про содомитов и все указывает на то, что я гей. Я вышел из бара, пятясь за­дом и пытаясь не смотреть на море лиц, которые, взглянув на меня, хихикая, отводили глаза в сторону. Слава Богу, хоть папа за меня заступился и воскликнул: «Чтобы наш парень стал гомиком? Только через мой труп!» Вомбат это не убедило, и она отказалась ночевать со мной в одной ком­нате на случай, если мне что в голову ударит. Мама заказала ей двойной «Джим Бим» и велела успокоиться.

Выпив два двойных «Джим Бима», Вомбат забыла обо всем.

Урок на всю жизнь: никогда не ездить в отпуск с Вомба­том лишь потому, что она платит за все. Нет, лучше так: никогда не ездить в отпуск с Вомбатом, и точка!

Пятница, 19 июля

После того как вчера вечером в баре моя собственная бабка меня оклеветала и всю ночь мне пришлось терпеть папин храп, я сказал своим родным, что хочу поспать подольше и провести день в гостинице. Остальные Мильтоны направи­лись в Ричмонд смотреть Хэмптон-Корт, любимое место времяпрепровождения Генриха VIII.

Прокрался на завтрак незадолго до десяти, чтобы нена­роком не наткнуться на кого-нибудь из тех, кто был вчера в баре. Налив себе миску йогурта с персиками в сиропе, сел за наш столик, лицом к стене. К сожалению, мне не было видно, сплетничают ли обо мне или нет. Съел завтрак так быстро, как только мог. Все это время пришлось терпеть притязания главного официанта, который все время подхо­дил и пытался со мной заговорить. Он даже пригласил меня в номер люкс посмотреть футбольный матч. Я ответил, что не люблю футбол и у меня другие планы. Но реальной при­чиной отказа было то, что брюки у него были подтянуты гораздо выше, чем следовало, а еще он все время облизы­вался.

Совершил еще одну вылазку в лавку на.углу, но опять струсил — слишком уж много там было народу.

Суббота, 20 июля

«Призрак оперы» — просто феерический мюзикл! Нам достались места в третьем ряду, и я все прекрасно разгля­дел. Во время арии «Мелодия в ночи», которую Призрак поет для Кристины, я совершенно потерял контроль над собой. По щекам покатились слезы, и пришлось притво­риться, что в глаз попала ресница, на случай, если кто-нибудь на меня смотрит. Я вдруг вспомнил Геккона. Я пел ему эту арию в день его смерти. Он сказал, что, когда ее слышит, у него по коже мурашки. К счастью, к окончанию мюзикла я был не единственным Мильтоном, утиравшим слезы.