Навеки моя - Рэддон Шарлин - Страница 92

Разве что Хестер.

Греки сказали бы, что Хестер не умерла с миром, и поэтому она упырем бродит по свету. Эри невольно заулыбалась, когда представила себе, как Хестер летает по свету со здоровенными зубами наружу. Если бы кто-то и мог возвратиться на землю и выслеживать тех, кто еще жив, так это могла быть только Хестер. Но образованный ум Эри говорил ей, что это все – глупые фантазии, существующие, чтобы пугать неразумных детей в дождливые ночи.

В огромном фонаре уже почти заканчивалось горючее. Когда Эри вошла в хранилище топлива, прямо у нее перед лицом вверх по паутине побежал паук. Эри не смогла удержать крика ужаса, который сорвался у нее с губ. Она схватилась рукой за сердце, которое, казалось, выскочит у нее из груди, и пожурила себя. Неужели она так испугалась какого-то маленького паучка?! И это после всего того, что ей пришлось пережить за последние два дня!

Балансировать двадцатилитровыми ведрами с керосином, чтобы не расплескать их, – очень утомительная работа. Сначала нужно было спуститься с ними вниз по лестнице к маяку, а затем подняться по лестнице уже внутри маяка, чтобы добраться до фонаря. Ее плечи и руки болели от напряжения. Все ее платье было покрыто грязью, паутиной и масляными пятнами. Выбившись из сил, она вернулась в дом.

К вечеру Эри поняла, что начинается новый шторм, еще более сильный, чем тот, который бушевал прошлой ночью. Ветер гудел так, как будто в трубы дули тысячи разгневанных духов. Дождь что есть силы стучал в окна. Громадные, вековые сосны и ели раскачивались, как былинки. У Причарда поднялась температура, и он был слаб. Сим наконец-то пришел в себя, за что Эри мысленно возблагодарила Бога. У него сильно болела голова, но разум оставался ясным. Порция горячего питья со снотворным вновь ввергла его в глубокий сон, но уже сон исцеляющий.

Она спешила обратно к маяку вдоль по вымощенной деревом тропинке, крепко держась за натянутую в виде поручня веревку. Эри боялась, как бы громовые раскаты волн, бьющихся об утес, и дикий шум ветра не оглушили ее.

Но опасность была намного более реальна, чем она себе представляла.

Ветер вертелся в ее юбках, наполняя их, как паруса, и пытаясь оторвать ее от земли. У нее перед глазами отчетливо промелькнули последние моменты жизни Ксеноса. Тот утес был всего в десяти ярдах от нее. Она знала, что она может запросто повторить судьбу дяди, если отпустит веревку.

Дюйм за дюймом продвигалась она к маяку, двигаясь на четвереньках. Ее юбка цеплялась за деревянные доски.

Левой рукой она держалась за веревку, а правая рука уже вся горела от заноз. И дальше держать в руке фонарь было не тяжело, но опасно. Ей нужны были обе ее руки, чтобы бороться за жизнь, поэтому она бросила фонарь.

Временами порывы ветра были такими сильными, что она не могла двинуться ни назад ни вперед, опасаясь, что ее сдует с мостика и сбросит с утеса вниз, в бушующий океан.

В ее голове проносились молитвы, а когда она переборола ужас и панику, только его имя: Бартоломью, Бартоломью, Бартоломью.

Одной рукой она охватила столбик, а второй она попыталась расстегнуть юбку, которая сейчас угрожала ее жизни. Когда это не получилось, она сорвала ее с себя и бросила вниз, оставшись только в нижнем белье и рубашке. Выброшенные части одежды долго кружились, влекомые ветром, пока не упали в бушующую пучину.

Затем пошел дождь. Струи воды поливали ее почти обнаженное тело, текли по спине и груди под блузой. Заколки ветер вырвал из ее волос уже давно, и теперь ее локоны ниспадали тысячей тонких нитей. Они лезли ей в рот, забивались в глаза. Они спутывались с веревкой, за которую она держалась, и ей приходилось вырывать их с корнями.

Передвигаясь то шагами, то на четвереньках, ухватившись изо всех сил за веревку, с разодранными в кровь коленами, дюйм за дюймом продвигалась Эри к маяку. Она спускалась по ступенькам на спине. Одна ступенька за одно движение. Затем она почти ползком добралась до двери маяка.

Наконец она была внутри. Захлопнув за собой дверь, она упала на холодный пол. Ее грудь высоко вздымалась – она пыталась отдышаться. Когда она смогла двигаться, она стала шарить замерзшими руками в поисках спичек и фонаря. После нескольких попыток ей удалось зажечь фитиль и, кутая свое замерзшее тело в одеяло, которое она оставила здесь утром, она поднесла руки ближе к пламени фонаря.

Рассеивающая линза, чтобы оставаться прозрачной, требовала чистки и полировки каждый день, но Эри слишком устала, чтобы выполнять еще и эту работу. Зная, что она должна осмотреть все, чтобы убедиться, что маяк работает нормально, она заставила себя подняться вверх по лестнице. Как только она ступила на платформу, идущую вокруг медленно вращающейся линзы, сильный луч света едва не ослепил ее. Она закрыла глаза руками, чтобы защититься от ослепляющего луча, не зная, что в этот самый момент камень, выпущенный бушующими волнами, уже летит в нее.

Бартоломью благословлял ветер, который разогнал туман и дал им возможность работать быстрее – расчищать завал на дороге. Поскольку он был единственным, кто хоть когда-то в жизни работал с древесиной, то на то, чтобы распилить бревно и откинуть его части с дороги, подсовывая под них толстые ветки и используя их как рычаги, ушел почти целый день. Работа продвигалась медленно, и люди проклинали этот лес и придорожный папоротник.

Еще до того как они закончили, вновь подул сильный ветер и закапал дождь. Сухая одежда, которую они надели только утром уже промокла до нитки.

Расстроенные и ворчащие люди продолжали свой путь.

Камень разбил стеклянную стену, осыпав все вокруг градом осколков. Эри вскрикнула и попыталась закрыться руками от стекла. В этот момент она получила удар в бедро, такой сильный, что он сбил ее с ног. Камень скатился с платформы, ударил одну из нижних призм линзы и подкатился к ее ногам.

Эри в отчаянии застонала. На бедре у нее точно будет синяк, а блуза и рубашка были порваны во многих местах. Но больше всего она беспокоилась за разбитое стекло. Хотя запасные стекла специально для таких случаев лежали на складе, она и представить не могла, как его вставлять.

Слава Господу, сама драгоценная линза почти не пострадала. Маяк продолжал работать.

Эри пошла вниз – подыскать что-нибудь, чем можно закрыть дыру в окне, пока не будет вставлено новое стекло. Все, что она нашла, была стопка старых газет. Но они никак не годились для этой цели. Не найдя ничего лучшего, она взяла их в охапку и понесла наверх. Эри попыталась закрыть дыру несколькими слоями бумаги так плотно, как это только возможно. Когда она закончила, все ее руки были в ссадинах от разбитого стекла.

А над ее головой по железной кровле гремел ветер, выгибая железные листы то в одну, то в другую сторону. Море кипело, как котел старой ведьмы. В бриллиантовом свете гигантского фонаря Эри видела, как на поверхности волн вздымаются буруны пены. На протяжении этой долгой ночи море бросало в маяк еще несколько камней. Они с грохотом бились о стены, но ни один из них больше не попал в стекло. Эри была благодарна и за это.

Она знала, что в полночь ей снова придется идти за керосином. Сейчас, в шторм и туман, маяк горел день и ночь, расходуя гораздо больше топлива, чем обычно, когда днем огонь тушили. Ее дорога будет холодной, мокрой и опасной. Сначала она хотела обмотаться в одеяло, но потом подумала, что сухое одеяло понадобится ей больше, чем та защита от дождя и холода, которую можно достичь лишь на короткое время.

Ей показалось, что прошла вечность, когда она наконец втянула ведра с керосином внутрь маяка и упала на пол от усталости. Понимая, что она должна быстро сменить одежду и согреться, Эри поднялась уже через несколько секунд и попыталась найти одеяло. Всю ночь она беспокоилась о своих пациентах, которые остались в доме совсем одни, но резкий ветер и отсутствие одежды делали крайне затруднительной любую ее попытку добраться до дома до того, как стихнет шторм.