Навеки моя - Рэддон Шарлин - Страница 49

– Моя собственная жена, – пьяно хихикнул он. – Пойдем, жена, и ляжем в кровать.

Эри вспыхнула до корней волос и попыталась высвободиться. Мысль о том, что все до единого человека знают о том, что произойдет в самое ближайшее время, угнетала ее. По крайней мере, Хестер воздержалась от своих грубых двусмысленных намеков и шуточек, но Эри понимала, что завтра все будет по-другому. Причард отворил заднюю дверь, подхватил ее на руки и внес в прихожую. Он чуть не уронил ее, когда опускал на пол.

– Кажется, наверх я тебя не донесу.

Она едва успела обрести равновесие, как он поволок ее наверх, в спальню. Два дома смотрителей были совершенно одинаковыми, за одним исключением: комнату рядом с передней, которую Бартоломью использовал в качестве кабинета, в этом доме занимал второй помощник смотрителя. Ему принадлежала и спальня, находившаяся прямо над спальней наверху, и попасть в нее можно было из комнаты первого этажа по внутренней лестнице. Остальные помещения второго этажа являлись вотчиной первого помощника смотрителя. Но, поскольку старый Сим не нуждался в таких просторных апартаментах, он любезно согласился занять меньшие комнаты. Кухней, столовой и гостиной внизу оба помощника пользовались вместе.

Едва они оказались внутри своей спальни, как ее новый муж сбросил пиджак, жилет и галстук и швырнул их на пол. Чувствуя себя неуверенно и не зная, чего он от нее ожидает, Эри осталась у дверей.

– Раздевайся, – сказал Причард, ухмыляясь во весь рот, и добавил, – ладно, я сам это сделаю.

Возясь, с пуговицами на спине ее платья, он поцеловал ее так сильно и так прижал ее нежные губы к своим зубам, что она почувствовала привкус крови. Застежки сопротивлялись его непослушным пальцам, и она услышала треск разрываемой ткани – он потерял терпение. На пол посыпались пуговицы.

– Подожди, Причард, позволь, я сама…

– Не хочу ждать, я об этом только и думал с той самой минуты, когда увидел тебя.

Он дышал часто и неровно, и пальцы его становились все более требовательными. Разорванное ее платье полетело на пол. У нее не осталось другого выхода, кроме как поспешно расстегнуть последние застежки на лифе ее сорочки, и Причард, присев на корточки, стащил с нее нижнее белье. Эри содрогнулась, когда его руки скользнули по ее обнаженным икрам, забрались под кружевной подол ее сорочки и выше, к подвязкам, поддерживавшим ее чулки.

– Боже, как хорошо ты пахнешь, – он прижался лицом к ее животу, а его пальцы вцепились в верхнюю часть ее чулок и потащили их вниз. – Подними ноги.

Держась одной рукой за его плечо, чтобы не упасть, она сделала, как он просил. Он освободил ее ноги от тонких вязаных чулок и запустил руки под сорочку. Она остановила его, когда он добрался до середины бедер.

– Сначала мне нужно сходить в туалет.

– Тебе и вправду это нужно? – захныкал он.

Не обращая внимание на то, что она держала его за руки, он сделал попытку подняться выше, и она вынуждена была отпрянуть.

– Да, мне нужно. Я сейчас вернусь.

– Поторопись. Я буду ждать в постели.

Эри сбежала вниз по ступенькам, одетая в полурасстегнутую сорочку, она молилась про себя, чтобы старый Сим подольше задержался у Бартоломью. Старик дежурил вместо Причарда во время свадебной церемонии, но потом его сменил Бартоломью, и теперь он был свободен до начала своей ночной вахты.

При этих мыслях у нее перед глазами встал образ Бартоломью, и она вспомнила, как он выглядел, когда вручал ее Причарду. «Почему, Господи? Почему я не могу выйти замуж за человека, которого так сильно люблю? Почему он должен быть уже женат?»

Не совершила ли она ошибки, выйдя замуж за Причарда? Не лучше ли ей было уехать куда-нибудь еще? Может быть, судьба была бы к ней милосердна и дала бы ей шанс встретить другого мужчину, с которым она была бы счастлива… пока ее не настиг бы дядя Ксенос.

Смущенная и жалкая, Эри заперлась в холодном, продуваемом насквозь туалете в дровяном сарае за кухней. Упершись руками в дверь, словно отражая нападение, она опустила голову на скрещенные руки и расплакалась; она плакала до тех пор, пока сверху не спустился Причард и не начал барабанить в дверь.

– Немедленно ступай наверх, Причард, ты только задерживаешь меня, – как только его шаги затихли вдали и дверь в кухню закрылась, она встряхнулась, закончила туалет и отправилась наверх.

Как Причард и обещал, он был в кровати. Лампа еле-еле светила, но она все-таки рассмотрела, что он был обнажен до пояса; остальное скрывали простыни.

– Ты не мог бы погасить свет? – сказала она.

– Зачем? – спросил он хнычущим, мальчишеским голосом.

– Пожалуйста! Я не привыкла раздеваться перед мужчинами.

– Я надеюсь, что это так и есть.

Неохотно он сделал так, как она просила. В темноте она выскользнула из своей сорочки и надела ночную рубашку, висевшую на спинке стула – вчера она передала Причарду некоторые из своих вещей. Затем, глубоко вздохнув, она подошла к краю кровати и скользнула под простыни, оказавшись рядом со своим мужем. Он немедленно потянулся к ней и выругался, наткнувшись на ткань рубашки, закрывавшую ее от подбородка до пяток.

– Ты не могла бы снять ее? – спросил он.

Она едва не нагрубила ему в ответ, но сдержалась. Какое это имеет значение, обнажена она или нет? То, что должно произойти, от этого не изменится, и его нежеланное вторжение в ее тело не станет более приятным. Поэтому она сняла рубашку и постаралась стерпеть, когда его руки грубо начали шарить по ее телу, как старалась вынести запах у него изо рта – перегар от выпитого вина. Она затаила дыхание и мысленно перебирала различные семейства птиц.

«Accipitridae, хищники, ястребы, луни».

Причард стиснул ее грудь, и она судорожно вздохнула от боли.

«Alaudidac, жаворонки».

Он стукнулся носом о ее нос, пытаясь поцеловать ее. Ее губы уже ныли от его болезненных укусов, внутренняя поверхность губы кровоточила, но она подавила желание отвернуться. Он елозил языком по ее губам, и она почувствовала, как ее выворачивает наизнанку.

Почему прикосновения Причарда были так отвратительны, тогда как Бартоломью вызывал у нее восхитительные ощущения? Была ли в этом повинна только грубость Причарда? Не следует ли ей попросить его вести себя нежнее? Но она промолчала, чувствуя себя виноватой оттого, что хотела видеть на его месте Бартоломью.

А он уже раздвигал ей ноги и карабкался на нее.

«Caprimulgidae, козодои. Cathartidae, хищники нового мира. Certhiidae, chamaddae, diomedeidae». Латинские названия стучали у нее в висках, все быстрее и быстрее, но она по-прежнему не могла отрешиться от страха и отвращения.

Рука, шарившая у нее между ногами, не ведала нежности. У нее было такое ощущение, как будто хищник рвал когтями ее плоть.

– Ты сухая, – выдохнул ей в ухо Причард, и в его устах это прозвучало как обвинение. – Дядя Барт говорил, что ты должна быть влажной.

Узнать о том, что Бартоломью обсуждал с Причардом ее интимные тайны, было еще больнее, чем терпеть неопытные руки своего мужа. Она подавила готовые вырваться рыдания.

– Дядя Барт сказал «не спеши», но я не могу, – произнес он каким-то скрежещущим голосом, тяжело дыша. Его пальцы впились в нее в отчаянных поисках увлажняющей смазки, необходимой для того, чтобы он вошел в нее, и она закричала от боли.

– Прости меня, – судорожно выдохнул он. – Я должен… – Его напряженная плоть искала вход. Он мычал и стонал, пытаясь ворваться внутрь ее, толкаясь в неподдающуюся преграду ее девственности.

Эри прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Боль была сильнее, чем она ожидала. Смущение и унижение только усилили ее страдания, и ей захотелось закричать. Причард застыл. Громкий, пронзительный стон вырвался у него из горла. По ней потекла вязкая жидкость. Обессиленный, он навалился на нее и замер. В тишине по ее щекам потекли слезы, и Эри возблагодарила Господа.