Навеки моя - Рэддон Шарлин - Страница 34

Мысленно Эри уже молила об облегчении. Она просто не знала, как облечь свои желания в слова.

Каждая жилка в ее теле дрожала от напряжения – в висках, на губах, которые после его посасываний и покусываний, после его поцелуев казались разбитыми. У основания ее шеи. В грудях, которые он ласкал, целовал и сжимал до тех пор, пока они не начали содрогаться от наслаждения. Даже под коленями. И между ног. Особенно между ног, в этой темной, влажной, таинственной пещерке, к которой именно в этот момент подкрадывалась его удивительно умелая рука.

Пальцы, проникающие в ее сокровенный уголок, ищущие ее главный источник удовольствия, были горячими, но все-таки не такими горячими, как сама Эри. Коротко простонав, не отдавая себе отчета, что она делает, не обращая внимания ни на что, кроме желания, несущего ее к туманному, украшенному радугой горизонту, она выгнулась ему навстречу. Инстинктивно она раздвинула ноги, и когда он нашел ее, она сомкнулась вокруг него, как раковина моллюска, как будто боялась, что он украдет какую-то жемчужину, которую она могла бы предложить, и убежит, оставив ее в опустошающих муках.

Но Бартоломью не украл ничего, а отдал все. Как парус на корабле, он поднимал ее все выше и выше, пока наконец она не достигла верхушки самой высокой мачты.

Ее вскрики, восклицания удивления и экстаза, произнесенные хриплым, полузадушенным голосом, вызвали прилив крови у него в паху, горючей и тяжелой, пульсирующей в такт биению его сердца, и едва не вознесли его на вершину блаженства с ней вместе. Когда ее тело извивалось под ним, достигнув наивысшего удовольствия, он хрипло пробормотал что-то ободряющее и одобрительное.

Глаза ее широко распахнулись от изумления, сумеречно-темные от последнего исчезающего тумана страсти, которую он так безжалостно исторг из нее. Наблюдая за ней, Бартоломью улыбнулся непослушными губами, которые от попыток сдержаться сложились в такую гримасу, которая напутала бы ее, если бы она полностью не находилась под его чарами, будучи не в состоянии осознать то, что видела перед собой.

Он увидел, как ее глаза остекленели, как ресницы прикрыли глаза, и услышал ее вздох, выражающий пресыщение. Зарывшись лицом в ее волосы, он впитывал аромат ее страсти, острый, пикантный, возбуждающий, и мучительно застонал оттого, что ему пришлось отказаться от удовлетворения своего собственного яростного желания.

Эри еще долго плыла по бархатному морю, качаясь на волнах, как чайка, сытая и медлительная после празднества.

Ничто в ее жизни не могло подготовить ее к тому, что она испытала несколькими мгновениями ранее. Она чувствовала себя заблудившейся в мире фантазий и потрясений. В голове у нее лениво ворочались вопросы, но она не обращала на них внимания, поддавшись соблазну отдохнуть. Теснее прижавшись к Бартоломью, она заснула.

Когда Эри проснулась, рассвет робкими золотыми пальчиками, похожими на кристаллические иголки света, пробивался сквозь кружевные занавески. Подушка у нее под головой было твердой, как камень, но на удивление теплой. Ради эксперимента она высвободила руку из-под щеки и провела по необычной, мягкой поверхности. Камень, заключенный в бархат.

Затуманенными ото сна глазами она посмотрела на поросль темных волос на мягко вздымающейся равнине, которая пульсировала в такт ударам ее сердца. Она зарылась пальцами в эту поросль, и мягкие, как шелк, волосы приятно защекотали ее ладонь. В ней зашевелились воспоминания, но она не сделала попытки удержать их.

И тут она поняла, что все ее тело покоилось на том же самом обернутом в бархат камне, на котором лежала ее голова. И еще – она была совершенно обнаженной. Медленно она приподняла ногу, провела ею по теплому и твердому пьедесталу, на котором она возлежала. Когда ее стопа наткнулась на торчащий стержень, который был особенно горячим и жестким, она с удивлением почувствовала, что он шевелится под ней. Кто-то простонал, и она подняла голову.

В нескольких дюймах от нее лежал Бартоломью Нун и смотрел на нее; его глаза потемнели от не поддающихся расшифровке эмоций, а рот походил на щель на его покрытом щетиной лице.

– О! – глаза Эри широко раскрылись.

– Доброе утро, – сказал он, и уголок его рта приподнялся в улыбке.

Она сразу же поняла, что лежит в постели, распростершись на нем, и что его тело так же бесстыдно обнажено, как и ее. Воспоминания обрушились на нее, как приливная волна, и она покраснела с головы до ног. Когда же она попыталась высвободиться, он только крепче прижал ее к себе.

– Убегать уже слишком поздно, – поддразнил он ее. Она в упор посмотрела на него, заметив синие круги у него под глазами и неестественную натянутость кожи на лице. Совершенно очевидно, что пока она спала – в изнеможении от его невероятных ласк – он бодрствовал, прижимая ее к себе и… что «и»?

– Вы не спали, – сказала она. – Вы расстроены? Вы хотели бы, чтобы я оставалась на чердаке?

Темные глаза закрылись:

– Нет, я не пережил бы, если бы ты была не со мной, – слова были произнесены напряженным хриплым шепотом, свидетельствующим о его внутренней боли. – Я хотел бы встретить тебя на семь лет раньше.

– Но я тогда была совсем ребенком.

– Да, я знаю.

Его большая рука крепко прижала ее колено к его горячей плоти. Он крепко зажмурил глаза, выражение его лица было близко к исступленному восторгу, потом он передвинул ее ногу ниже. Когда его глаза открылись, в их черной глубине она увидела сожаление, желание и боль. Внезапно ей стало совершенно ясно, на чем покоилась ее нога. Она испуганно охнула и залилась краской.

– Ох! Я-я не хотела…– запинаясь от смущения, пробормотала она. – Я не поняла, что…

Бартоломью хрипло рассмеялся и на мгновение крепко прижал ее к себе:

– Я не возражаю, поверь мне.

В ее голубых глазах ясно читались тревога и забота:

– Но вы выглядите так, как будто вам больно.

– К чему-чему, а к боли я давно привык, – он посерьезнел, и в глазах у него снова появилось мученическое выражение.

– Почему? Откуда она берется?

Он удивленно взглянул на нее, потом улыбнулся и покачал головой:

– Я все время забываю о том, какая ты невинная.

– Уже не такая невинная, какой я была вчера.

Он улыбнулся, но в голосе его сквозило сожаление:

– Да, ты уже никогда не будешь такой невинной, как прежде.

– Я рада этому, – она застенчиво посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, но в улыбке ее таилась капелька бесстыдства. – Мне понравилась прошлая ночь.

Бартоломью приподнял ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать ее:

– Я тоже рад.

– Правда? Я имею в виду, вам на самом деле понравилась прошлая ночь?

– Да, нимфа, это понравилось мне больше, чем что-либо во всей моей жизни.

– Даже несмотря на то, что вы не внесли семя? Он снова коротко рассмеялся:

– Даже в этом случае.

Тишина простерлась между ними, как натянутая тетива, Эри лениво перебивала пальцами волосы у него на груди.

– В чем дело, маленькая нереида? Я слышу жужжание незаданных вопросов в твоей головке.

Она прочистила горло, но прошло еще несколько секунд, прежде чем она наконец заговорила:

– Я просто подумала…

– Подумала о чем?

– Чувствовали ли вы то же, что и я, прошлой ночью? Он погладил ее по щеке и внимательно всмотрелся в ее любопытные глаза:

– Целью вчерашней ночи было показать вам часть того, что происходит между мужчиной и женщиной в супружеской постели. Что я при этом чувствовал, значения не имеет.

– Но…

Он прервал ее, закрыв ей рот коротким поцелуем, раз и другой на мгновение коснувшись ее губ, а затем принялся за дело всерьез. Языком он обвел щедрые очертания ее рта, целуя ее в уголки губ и в родинку на верхней губе, пока она сама не подставила ему полураскрытые губы. Когда ее язычок высунулся, чтобы сразиться с его, его пронзило горячее, жгучее желание, которое исторгло стон у него из груди. Дыхание вырывалось у него неравномерными вздохами.

Эри придвинулась ближе, наслаждаясь ощущением близости его тела. Ее колено приподнялось выше. Только когда Бартоломью рукой остановил его движение, она поняла, куда метила – этот горячий, твердый, загадочный стержень, на который она натолкнулась раньше.