Единственная - Бах Ричард Дэвис - Страница 15

— Боюсь, что рана очень серьезная, мадам, — сказал я. — Вряд ли вы сможете ему помочь…

Она не слышала. Закрыв глаза, она нежно поглаживала огромное животное, сосредоточив на нем свою любовь. Затем она внезапно открыла глаза и сказала: «Тайин, малыш, вставай!» На шерсти больше не было крови, леопард взревел, вскочил и принялся тереться о свою спасительницу.

— Глупый котенок! — отчитывала его инопланетянка. — Больше так не делай. Тебе не время умирать! Будь осторожней на утесах, ты же не горная козочка!

Гигантская кошка встряхнулась, несколько бесшумных прыжков — и она исчезла в лесу.

Женщина посмотрела ей в след, затем повернулась к нам и спокойно сказала: «Очень любит высоту, не понимает, глупыш, что его не любой камень выдержит».

— Как вы это сделали? — спросила Лесли. — Мы думали, что…

— У животных раны быстро зарастают, — ответила она, жестом пригласив нас следовать за ней, — но иногда им нужно немножко любви. Тайин — мой старый друг.

— Должно быть, мы тоже старые друзья, — сказал я, — раз ты нас видишь. Кто ты?

Она внимательно посмотрела на нас. Какие умные глаза! В них нет ни позы, ни покровительства. И вдруг она улыбнулась, словно что-то поняла.

— Лесли и Ричард! — воскликнула она. — Я — Машара! Откуда она нас знает? Где мы встречались? Что за невидимая цивилизация здесь существует? Кто эта женщина?

— Я — это вы в моем измерении, — сказала она, словно прочитав мои мысли.

— А что это за измерение? — спросила Лесли. — Где мы? Когда?..

Машара засмеялась: «У меня к вам тоже есть вопросы. Заходите».

Мы вошли в ее небольшой домик, стоявший в лесу на пригорке. Стены были сложены из очень точно пригнанных каменных блоков, дверной проем и окна открыты всем ветрам. Внутри не было ни очага, ни постели, словно его обитательница никогда не ела и не спала, но он был наполнен теплотой. Я бы сказал, что Машара была доброй лесной феей.

Мы присели у стола, стоявшего подле огромного окна, из которого открывался вид на луг и на долину, уходившую к океану.

— Машара, — начала Лесли, — мне кажется, что давным-давно здесь разыгралась какая-то трагедия?

Я понял ее вопрос. Этот странный призрак города, буйство дикой природы. Может, Машара — последний представитель некогда процветавшей цивилизации?

— Вы помните! — воскликнула женщина из альтернативного мира. — Но разве можно назвать трагедией исчезновение цивилизации, разрушившей планету от стратосферы до морского дна? Что плохого в том, что планета наконец получила возможность залечить свои раны?

Впервые я почувствовал себя здесь неуютно, представив последние дни агонии.

— А разве хорошо, когда жизнь погибает? — спросил я в ответ.

— Не погибает, — ответила она после секундного молчания, — а изменяется. Здесь жили те частицы вашей души, которые построили именно это общество. И те, кто им наслаждался, а также и те, кто из последних сил пытался его изменить. Одни победили, другие проиграли, но для всех это было хорошим уроком.

— Однако планета вернулась к жизни, — сказала Лесли, — мы глаз не могли отвести от речки, деревьев и цветов… она прекрасна!

— Планета вернулась, — повторила Машара и посмотрела в сторону, — а люди — нет.

В ее словах не было не жалости, ни осуждения. Она просто констатировала то, что здесь произошло.

— Эволюция сделала цивилизацию хранителем этой планеты. Но спустя сотню тысяч лет хранитель пошел против эволюции, из помошника превратился в убийцу, из целителя — в паразита. Поэтому эволюция забрала обратно свой дар, уничтожила цивилизацию и спасла планету от разума. Теперь на ней правит любовь.

— Это… — начала Лесли, — и есть твоя работа, Машара? Спасение планет?

— Спасение этой планеты, — кивнула она. — Для нее я — воплощение терпения и защиты, сострадания и понимания. Ушедшая цивилизация во многом была очень талантлива, обладала высокой культурой, но в конце концов пала жертвой жадности и нежелания думать о будущем. Люди превратили леса в пустыни, истерзали душу планеты, извлекая из недр ее сокровища, отравили воздух, воду и землю ядохимикатами и радиоактивными отходами. Миллионы раз у них была возможность измениться, но они ей так и не воспользовались. А когда они одумались, было уже слишком поздно.

— Может ли целая цивилизация развиваться настолько слепо? —воскликнул я. — И то, что ты сейчас делаешь… Ты знаешь ответ!

Она повернулась ко мне, исполненная безмерной любви.

— Я не знаю ответа, Ричард, — сказала она. — Я и есть ответ.

В домике воцарилась тишина. Край солнца уже коснулся горизонта, но до темноты было еще далеко.

— А что случилось с остальными? — спросила Лесли.

— Когда им стало ясно, что изменить уже ничего нельзя, они построили нас — суперкомпьютеры. Наша задача — экологическая реконструкция планет. Люди отдали нам свои убежища, чтобы мы могли спасти в них хотя бы то, что еще можно было спасти. А сами вышли на отравленную поверхность земли, туда, где некогда шумели леса. — Она отвела глаза. — Их больше нет.

Мы вслушивались в эхо ее слов и представили себе одиночество, которое этой женщине пришлось перенести.

Она сказала это так легко.

— Машара, — переспросил я, — они построили тебя? Ты — компьютер? Красавица посмотрела на меня.

— Так можно сказать обо мне, — ответила она. — Но и о тебе тоже.

— А ты… — начал я. — Машара, ты живая?

— А тебе это кажется невозможным? — в ответ спросила она. — Разве важно из каких атомов состоит человеческое существо: уз углерода, германия или галлия? Можно ли родиться человеком?

— Конечно! Самые ужасные… даже убийцы — люди, — ответил я. — Они могут быть нам не по душе, но они человеческие существа.

Машара покачала головой.

— Человеческое существо — это выражение жизни, приносящее свет и любовь в то измерение, к которому оно пожелает прикоснуться, в любой из форм, которую оно пожелает выбрать для себя. Человечность определяется не физическими законами, Ричард, это духовная цель. Это не нечто данное нам, мы добываем ее работой своей души.

Эта мысль, выкованная и закаленная в трагедии несчастной планеты, поразила меня. И как я ни пытался, я не мог посмотреть на Машару, как на бездушную машину. Она живая, это определяется не химическим составом ее тела, а глубиной ее любви.

— Похоже, я просто привык считать человеческими существами только людей, — сказал я.

— Может быть, тебе стоит подумать об этом еще раз, посоветовала она.

И тут мне захотелось ее испытать.

— А сколько будет, если тринадцать тысяч двести девяносто семь разделить на две целых тридцать два миллиона триста семьдесят девять тысяч одну стомиллионную в квадрате?

— А тебе это очень надо знать?

Я кивнул.

Она вздохнула и стала называть цифры:

— Два, четыре, шесть, запятая, четыре, ноль, семь, четыре, ноль, два, пять, восемь, четыре, восемь, два, восемь, ноль, шесть… Сколько тебе надо десятичных знаков?

— Поразительно! — воскликнул я.

— А откуда ты знаешь, что я это все не придумала? — с улыбкой спросила она.

— Ну, мне показалось, что ты…

— А хочешь, устроим главную проверку, — спросила она.

— Ричард, — предостерегающе сказала Лесли.

Машара с благодарностью посмотрела на мою жену.

— Ты знаешь в чем заключается главная проверка, Ричард?

— В общем-то нет. Но всегда можно…

— Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

— С удовольствием.

Добрая фея леса смотрела мне прямо в глаза, не боясь того, что должно было вот-вот случиться.

— Хочешь, — начала она, — я умру прямо сейчас? Лесли судорожно вздохнула. Я вскочил «Нет!» Она упала легко, как лепесток, жизнь погасла в ее прекрасных зеленых глазах.

Лесли бросилась к ней и прижала к себе так же нежно, как эта добрая фея обнимала свою любимую гигантскую кошку.

— Машара, разве ты хочешь, — взмолилась она, — чтобы Тайин, леса и реки, — вся планета, дарованная твоей любви, умерла вместе с тобой? Или ты ценишь их жизнь так же высоко, как мы ценим твою?