Время карликов - Рыбинский Игорь Егорович - Страница 63

И все же, Высоковский решил бороться. Скоро выборы, они совсем близко – впереди финишная прямая, но в спринте побеждает не тот, кто лучше борется, а тот, кто лучше бегает.

5

Подрезов вошел в офис, и охранник, сидевший за перегородкой, спросил:

– Вы к кому?

– В свой кабинет.

Парень больше ничего не спрашивал, он обернулся на своего напарника, который толкнул его в бок, и увидев, как тот быстро вскинул глаза к потолку, опустил их тут же, выпрямился перед вошедшим.

В коридорах и кабинетах ничего не изменилось, только люди, узнавшие Виктора, менялись в лицах. Секретарша медленно сползла под стол, но сознания не потеряла – в мексиканских сериалах бывает и не такое. Подрезов помог ей выбраться, и девушка, глупо улыбаясь, поправила сначала прическу, а потом юбку.

– А у нас налоговая полиция изъяла всю бухгалтерскую документацию, – почему-то засмеялась она, – и в московском офисе тоже.

Виктор направился к своему кабинету, на полдороге развернулся и двинулся в апартаменты Высоковского.

– Вызовите всех вице-президентов, директоров, начальников отделов.

– Кого? – не поняла секретарша.

– Всех! Дедку, бабку, внучку, Жучку, кошку и мышку: будет общее собрание.

Вечером в бывшем особняке купца Елисеева в зале дорогого ресторана за большим круглым столом сидели главный налоговый инспектор, главный налоговый полицейский, главный прокурор и Подрезов.

– Документы мы Вам, конечно, вернем, – хором говорили оба специалиста по добыче налогов, – но ведь у холдинга огромный долг перед южноафриканским банком, а это уже международный скандал.

– Скандала не будет, – успокоил их Виктор и достал из портфеля документы. – Я – владелец и президент «Golden Rain Bank», так что эти средства я попросту переложил из одного своего кармана в другой.

Присутствующие молча оглядели костюм Подрезова, словно подсчитывая, сколько на нем карманов, а потом прокурор весело провозгласил, подняв рюмку с водкой:

– За чудесное воскресение!

– Воскресенье еще не скоро, – ответил Виктор, – пока только среда.

Он обернулся и оглядел зал, в котором сидели банкиры, промышленники, бандиты, дорогие проститутки и нищие журналисты.

– Причем, очень серая среда.

Но все окружающие старательно не замечали сидящих за столом Подрезова страшных людей, а те, в свою очередь, тоже не обращали на них никакого внимания. Никто никого не боялся или просто делали вид, что очень смелые. Играла музыка, и перед эстрадой подергивалась толпа, свечи на столах тоже подпрыгивали в подсвечниках, и какой-то низкорослый человек в смокинге, повиснув в танце на своей партнерше, кричал друзьям-коротышкам:

– Гуляй, ребята, наше время пришло!

Виктор заехал в Академический переулок, поднялся в квартиру, но долго в ней не задержался: видно было, что Боброк и Ольга хотят остаться вдвоем. Сам же он уже третий день жил в квартире на Морской набережной, приехал туда, вырезал замок и вставил новый. Все здесь напоминало о Лене, и когда вошел в спальную, то увидел развешенные по стенам свои собственные фотографии в деревянных рамках – увеличенные отпечатки с полароидных снимков: он с Джулией возле мертвого Мокеле, снова он с Тугриком, с киркой, с лотком, с калейбасой, наполненной золотыми самородками.

Поселившись на Морской набережной, Подрезов надеялся, что Лена рано или поздно вернется за своими вещами и он ее тогда уже никуда от себя не отпустит. Музыка в приемнике смолкла, стали передавать экстренное сообщение. Что-то о выборах. Виктор, думая о своем, совсем не слушал доносящийся из динамиков комментарий. Но тут раздался голос Вовки. Он вначале даже не узнал его.

«…Тяжелая болезнь отняла у меня последние силы, и как бы ни было печально для меня и моих избирателей, я вынужден снять свою кандидатуру и призвать своих сторонников голосовать за…»

Голос Высоковского действительно был слаб: похоже, что Вовка и вправду готовится умереть не сегодня, так завтра.

Все это потом повторяло телевидение – по всем каналам только бледное лицо Высоковского и его трясущиеся руки.

Виктор отключил телевизор и почти сразу услышал, как кто-то пытается вставить ключ в новый замок. Он вышел в прихожую и распахнул входную дверь. На пороге стояла Лена.

– Что же Вы, девушка, работу прогуливаете? – хотел спросить Виктор, но не успел, потому что Лена бросилась ему на шею.

Все остальное было уже не важно. Мир вокруг скрылся в тумане небытия, исчезли стены квартиры и дом, двор, улица. Светило солнце, рядом проносились тонкие невесомые облачка, сквозь которые просвечивал маленький остров, поросший ивами. На серебряной воде отдыхали стаи перелетных птиц, а с невысокой голубой церквушки разносился по округе звонкий голос колокола.

6

Мне очень жаль Владимира Фомича, а еще больше себя. Дело даже не в гонораре, не в обещанной Высоковским Государственной премии: была бы книга издана большим тиражом – уже радость для автора. Все бы жители нашей страны ее читали. Для детей можно было адаптировать текст и первоклассникам в день их первого прихода в школу дарить «Рассказы о Вове Высоковском»; для студентов издать сборник избранных экономических статей уважаемого академика и президента с моей вступительной статьей страниц на триста, для любителей эротики роскошное издание с фотографиями и рисунками «Женщины в жизни президента», для народов Крайнего Севера… Да что там мечтать – не сбылось и слез не осталось! Мне оставалось только бродить по улочкам Голодая, придумывать сюжет для новой книги, которая будет более удачной, нежели эта, принесшая мне только разочарования. Маршрут для своих прогулок я выбирал, чтобы пройти мимо зданий, где жил когда-то и был счастлив. Направляясь как-то к величественному храму искусств, в котором меня почти семь лет обучали живописи, идя по брусчатке Академического переулка, увидел вдруг влюбленную парочку. Это был Лешка Боброк со своей молодой женой. Он так изменился, что узнать его было сложно. Хотел подойти к ним, но не решился – уж больно счастливые у них были лица. Пришлось отвернуться и сделать вид, будто читаю текст полинялой предвыборной листовки, наклеенной на водосточной трубе.

Закончился март, пролетел апрель, наступил май – светлый и теплый. Все, как обычно: желтые цветы одуванчиков на газонах, радостные крики воробьев, переживших зиму, машины, развозящие по городу бочки с квасом, девушки в мини-юбках и полупрозрачных блузках – счастье, одним словом.

В один из таких дней, а точнее сказать, однажды утром встретились на автозаправочной станции, что на набережной Смоленки, два автомобиля. Чуть не столкнулись даже – шикарный «мерседес» и потертый «Вольво-740». Водитель последнего, как видно, из-за отсутствия опыта, выруливая от колонки, подрезал дорогу подлетевшему чуду германского автомобилестроения, но владелец «мерседеса» лихо вывернул и подъехал к колонке. А «вольво» заглох. Человек, сидящий за рулем, тщетно поворачивал ключ зажигания, машина дрожала, что-то скрежетало в моторе и гремело в багажнике.

Хозяин «мерседеса» уже заправился, отъехал, но возле входа на Лютеранское кладбище остановил свой автомобиль, вышел и подошел к шведской развалюхе.

– Вам помочь?

И тут же удивился:

– Вовка?

За рулем «Вольво» сидел Высоковский – еще совсем недавно наиболее реальный претендент в президенты страны. А подошедший к нему, как вы уже, наверное, догадались, Подрезов.

– Давай заведу, – предложил он другу детства.

Вскоре мотор заработал, но они оба оставались в машине, хотя и молчали, не зная, о чем говорить.

– Здесь часовня есть какая-то с чудотворными мощами, – наконец махнул рукой Владимир Фомич, показывая через речку на ворота православного кладбища, – я еще тогда ее заприметил, когда тебя хоронили.

Он смутился:

– Ну, ты меня понял.

Конечно, Подрезову стало ясно, что имеет в виду друг детства, но он только спросил:

– Ты-то как? Высоковский махнул рукой:

– Все отобрали. Все! Видишь, на чем ездить приходится.