Фирма - Рыбин Алексей Викторович Рыба - Страница 43

Прелесть работы Алжира и Толика заключалась в том, что они возымели монополию на переправку работ ленинградских художников за кордон. Эту возможность предоставил им тот самый мент, который и купил первую картину Толика. Андрей Петрович Буров трудился следователем в Василеостровском РУВД. Что он делал на своей работе, Толик не знал, но догадывался, что Буров — фрукт еще тот, человек даже не с двойным, а хорошо если с тройным дном.

Судя по тому, насколько безнаказанно действовал Буров, насколько он был уверен в себе, у него имелись крепкие связи в КГБ. Для Алжира и Толика он был единственным, а главное, стопроцентно надежным и гарантирующим полную безопасность посредником по отправке за границу различных произведений искусства. Однажды, проанализировав все короткие деловые беседы с Буровым, Толик заметил странную закономерность в работе могущественного следователя: Андрей Петрович занимался только авангардом. Когда в мастерской уже разбогатевшего Алжира друзья-художники заводили разговоры об антиквариате, Буров делал такое лицо, что разговоры эти прекращались сами собой.

«У каждого свои причуды, — решил тогда Толик и смирился. — Авангард так авангард». Этого добра у них с Алжиром только прибывало.

В конце концов Алжир взял за границу и Бояна. Расслабленный неограниченной кредитоспособностью западных любителей авангарда, Алжир повез в этот вояж какую-то страшную ржавую железяку, найденную, как и многое из того, что находилось в его мастерской, на одной из городских помоек. Мало того, что повез жуткую железяку, но еще поспорил с Толиком, что «впарит» это безобразие капиталистам как «объект индустриального авангарда». И, к удивлению Толика, «впарил». За помоечную железку Алжир получил тысячу долларов и еще сотню с Толика, проигравшего пари.

Боян шел через Красную площадь в сторону гостиницы «Россия».

«Надо же, — думал он, — кто мог знать тогда, в этой нищей мастерской, что записи долбаного Лекова с его плохо настроенной гитарой так меня выручат! Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь».

Он обогнул здание гостиницы, прошел мимо входа в ночной клуб «Манхэттен», поднялся на пригорок, миновал несколько кварталов и остановился возле крохотного крылечка. Узенькая лесенка о трех ступеньках вела в подвал, где находился один из клубов господина Кудрявцева — Романа Альфредовича, Ромки Кудри, как называл его в свое время Алжир, который и познакомил Бояна с Кудрявцевым лет десять назад.

Именно благодаря Роману Толик превратился из ленин-градского провинциального приживалы в столичного жителя — с собственной квартирой, с машиной, которую ему, правда, пришлось совсем недавно продать, с женой, к сожалению, уже бывшей — развод тоже состоялся совсем недавно… Да и хорошие деньги появились у Бояна не с помощью Алжира, который ушел с головой в решение собственных материальных проблем, совершенно забыв о доле любимого ученика, а благодаря связям и, главное, хорошему отношению к Толику Романа Кудрявцева.

Деньги эти тоже, к несчастью, кончились, а вместо них образовалась чудовищная сумма долгов. Немного помогла удачная беседа с Вавиловым — полученный в результате этой встречи скромный, по понятиям Толика, аванс способен был покрыть часть долгов. Однако на записи альбома со старым лековским материалом, да еще с привлечением всех действующих эстрадных звезд, Боян рассчитывал получить много больше, а для этого Кудрявцев был просто необходим. Без Романа Альфредовича многие звезды могли послать Толика куда подальше и сделать это в довольно грубой форме. Между тем, грубости Боян не переносил. За годы своих галерейных похождений отвык от грубости Анатолий Боян, известный художник-авангардист, ныне с головой ушедший в поиски новых музыкальных стилей. Музыкальный авангард — тоже вполне прибыльное дело, если к нему правильно подойти и поставить на твердую ногу.

Боян потерял еще сутки. Кудрявцева не оказалось ни в одном из его клубов. Толик целый день бегал по Москве в поисках своего приятеля, но все его хождения, все деньги, потраченные на такси, не дали никакого результата. Кудрявцев как в воду канул.

«Черт бы его подрал, — думал Толик, в сотый раз набирая телефонный номер дачи на Николиной Горе. — Куда он провалился? Бухает, что ли, где-нибудь? Или, может, к какой телке завалился? Так ведь это тоже не в его характере. Он последнее время всех телок к себе в дом волочет, по гостям не ходит. Где же он, собака, прячется, куда зарылся?»

Время шло. Толик нервничал — на завершение работы у него было всего две недели. Вавилову, вернее, его исполнительному директору Ваганяну, он наобещал с три короба, на самом же деле половина тех звезд, которых он рассчитывал иметь в своем проекте, еще и понятия не имела ни о Толике, ни об его идее, ни о собственном участии в альбоме, посвященном знаменитому, трагически погибшему музыканту.

Боян толкнул дубовую дверь и вошел в холл бывшего дворца культуры. Ныне в этом здании, приватизированном фирмой «Гамма», размещалась студия «Ребус-саунд», принадлежащая на паях «Гамме», Кудрявцеву и ему, Анатолию Бояну. Пай Бояна был самым маленьким — в свое время, когда у Толика водились деньги, он вложился в звуковое оборудование: сам вывез из Америки хороший магнитофон, а из Австрии — пульт «Моцарт». Это стоило немалых денег, но выручили «голубые». Они Толику помогли, они же его и подвели. Хотя, конечно, трудно сказать, кто кого подвел…

Вообще все Толиковы неприятности последних лет были вызваны гомосексуалистами и Владимиром Ильичом Лениным. И финансовый крах, который он потерпел полтора года назад, и недавний уход жены — все это Ленин. Ленин и «голубые».

Как ни парадоксально, но история «голубого» падения Толика была прямо связана с историей его женитьбы.

Почувствовав, что у западных партнеров Алжира интерес к современному российскому авангарду начал потихоньку иссякать, Толик и Костик решили искать новые средства для поддержания собственного благосостояния.

Алжир уехал во Францию и пропал. Это была его манера — исчезнуть и не сообщать о себе старым друзьям. Впрочем, были ли у него друзья — тоже большой вопрос. Многим казалось, что они таковыми являются, но как только Алжир переставал испытывать в людях надобность, они превращались для него сначала просто в хороших знакомых, затем в знакомых не очень близких, а потом Костя просто переставал узнавать на улице человека, считавшего себя его близким другом.