Жизнь и смерть Петра Столыпина - Рыбас Святослав Юрьевич - Страница 3

4) 16 июля сего года предполагалось убийство военного министра генерал-лейтенанта Редигера. Убийство было предотвращено арестом лиц намеченного предполагаемого покушения. Были арестованы назвавшиеся: Файнбергом, Гольцем, Гуминским, Руссаком и Фабрикантом, которые по приговору СПБ военно-окружного суда приговорены к каторжным работам.

5) 13 августа сего года был убит начальник Санкт-Петербургской тюрьмы полковник Иванов. Задержанный неизвестный убийца, член боевой дружины, по приговору СПБ военно-окружного суда казнен.

6) 15 октября был убит начальник главного тюремного управления Максимовский. Убийца Евстолия Рагозникова, член той же дружины, была казнена по приговору СПБ военно-полевого суда.

7) 19 октября при похоронах Максимовского на Волковом кладбище был— задержан неизвестный с двумя браунингами. При допросе он заявил, что состоит членом летучей боевой дружины и командирован Карлом для убийства министра юстиции Шегловитова и в настоящее время Карлом подготовлялось покушение на жизнь господина премьер-министра П. А. Столыпина во время пребывания его на заседании Государственного совета...

В декабре Карл вместе с двумя неизвестными женщинами был арестован на даче в Колломяках...

Полковник ГЕРАСИМОВ».

Снова жизнь Столыпина под угрозой. Даже можно сказать — обречена на жертву.

В его портфеле — стальной лист, чтобы можно было загородиться от пули, как щитом.

Он знает, что обречен и что единственное спасение — уйти, исчезнуть с петербургского горизонта, уехать в Колноберже, где он только отец, только муж, только помещик.

Он, ненавидимый либерально-революционной интеллигенцией, был любим; уважаем, счастлив в Колноберже, неподалеку от Ковно.

Конечно, обречен.

Со всеми своими мечтами вывести Россию к благоденствию — обречен.

Большинство не хочет терпеть, долго трудиться. Легче убить.

(Выписка из полученного агентурным путем письма с подписью «Сова»: «Почему не написали об убийстве С. А.? (великий князь Сергей Александрович, убитый эсером Каляевым. — Авт.) У нас слышны по этому поводу, преимущественно среди рабочих, такие речи: „Собаке собачья смерть“. Я лично так этому обрадовалась, что вы и представить себе не можете. Как хорошо, что одним подлецом стало меньше. Молодцы С.-Р. — как удачно они действуют».)

Радоваться убийству было в обычае общества. Террор стал божеством.

Старейший кадет И. Петрункевич заявляет о невозможности для партии осудить террор, ибо это явилось бы «моральной гибелью партии».

Александр Солженицын, приводя эти слова Петрункевича («Март семнадцатого»), не ужасается, нет. Он свидетельствует об обреченности реформатора.

Дух убийства, жажда немедленного переворота, романтизация всякого насилия и всяких террористов — вот воздух времени. Им дышат, опьяняясь все сильнее: рабочие, гимназисты, студенты, чиновники. Опьяняется интеллигенция, великая русская интеллигенция (и не великие, рядовые интеллигенты), погружаются в завораживающие сны.

Отсюда — шаг до бездны, которая поглотит их всех и превратит Россию в «бездыханный труп» (Н. Бердяев).

И маленький стальной щит в портфеле премьера!

А рядом со сталью — проекты аграрной реформы, разрушающей русскую крестьянскую общину, эту великую народную крепость и великую темницу.

Столыпин должен был успеть, прежде чем погибнет, наверстать упущенное за пятьдесят лет, дать то, что должно было быть дано крестьянину на следующий день после освобождения, то есть 19 февраля 1861 года, — личную свободу распоряжаться своей землей.

Сколько ему отпущено времени? Кто в России его поддержит?

Александр Васильевич Кривошеий, правая рука Столыпина, завершивший политическую карьеру премьер-министром правительства юга России в Крыму, говорил на встрече с журналистами в июне 1920 года:

— Трагедия России в том, что к землеустройству не приступили сразу после освобождения. Русская революция потому и приняла анархический характер, что крестьяне жили земельным укладом царя Берендея. Если Западная Европа, треща и разваливаясь, еще обошлась без большевизма (и обойдется), то потому, что земельный быт французского, немецкого, английского, итальянского фермера давно устроен.

Кривошеий пережил Столыпина на десять лет, увидел весь оборот исторического колеса и даже у Врангеля пытался в условиях гражданской войны проводить реформы. Увы, время давно было упущено. (Однако прощальные кривошеинские реформы мы еще вспомним в заключительных главах этой книги.)

Теперь вернемся к началу жизни Столыпина. Кто он, наш герой? Кто его отец и мать? Какие молитвы твердили его предки, за что умирали?

Один из самых знаменитых родственников реформатора — русский поэт, чьи стихи знают с детства.

Да, Лермонтов.

Петр Аркадьевич родился в 1862 году в подмосковном имении Середниково, которое сегодня является лермонтовским мемориалом.

Дед премьер-министра, Дмитрий Александрович Столыпин, и бабушка поэта, Елизавета Алексеевна Столыпина, — родные брат и сестра. Значит, реформатор и поэт — троюродные братья.

Генеалогия Столыпиных прослеживается с XVI века — с Григория Столыпина. Его сын Афанасий — муромский дворянин. Сильвестр Афанасьевич Столыпин участвует в войне с Польшей в 1654—1656 годах, заканчивает жизнь московским дворянином. Затем идут, служилые дворяне Семен Сильвестрович, Емельян Семенович, Алексей Емельянович. Они ничем особым не выделяются из массы русских дворян, были воинами и земледельцами, представляя собой типичных патриархальных помещиков. Впрочем, Алексей Емельянович, прадед премьер-министра, вышел в отставку поручиком (родился в 1744 году), был предводителем пензенского дворянства.

У него шестеро детей: Александр — адъютант Суворова, Аркадий — друг реформатора Сперанского, тайный советник, обер-прокурор и сенатор, Николай — генерал-лейтенант, разорванный толпой во время бунта в Севастополе. Дмитрий — дед Петра Аркадьевича, генерал-майор, Афанасий — штабс-капитан, саратовский предводитель дворянства, и Елизавета, бабушка М. Ю. Лермонтова, вышедшая замуж за М. В. Арсеньева.