Самый страшный зверь - Каменистый Артем - Страница 10

Волки Дирта тоже уважали, хотя при случае не отказались бы слопать и растащить косточки. Но это зимой, летом они вели себя прилично и чуть ли не раскланивались с ним при редких встречах. С хромым он пару раз расходился на несколько шагов, этот представитель серого племени был самым наглым в стае, нередко часами следил за Диртом издали или бродил по его следам. Не ради гастрономического интереса, скорее всего хищника удивлял двуногий, осмеливавшийся бродить по лесу. Ведь все звери знали, что люди дальше опушки шаг сделать боятся.

В общем, за исключением единичного, более чем сомнительного случая и дурацких россказней простофиль-хеннигвильцев, подтверждений того, что жуткие демоны толпами шастают по лесу, не было. Но если их нет в лесу, где же они? Каким образом оказывают влияние на прибрежные воды? На урожай? На удой? На то, сколько яиц снесут куры и гуси? И как же они успевают командовать воронами, ворующими зазевавшихся цыплят?

Дирт не был глупцом и не сомневался, что даже без мудрых речей лэрда Далсера сумел бы оценить весь ворох противоречий в этих вопросах. И не мог понять наивность хеннигвильцев. Те настолько уверовали во всю эту смехотворную чушь, что даже преподобный Дэгфинн, при всех своих недостатках, умеющий отделять правду от ерунды, вынужден считаться с их предрассудками.

В демонов Дирт не верил. Но иногда в душу закрадывалось сомнение. Вот как сейчас, тут любой заподозрит шутку недобрых сил. Судите сами: все утро бродил по лесу, собирая на себя холодную росу, затем под вечер сделал петлю по долине Смородинового ручья. И что? Да ничего: один жалкий рябчик и косуля, к которой не удалось подобраться. Зато, спрятав лук на вершине холма и уже спустившись до середины склона, Дирт наткнулся на одинокого оленя, к тому же раненого или больного. Уж очень тяжело убегал.

Дирт подкрался к нему на четыре десятка шагов, прежде чем зверь его заметил. Будь в руках не нож, а лук и всего лишь одна стрела…

Эх…

К ручью он спустился в расстроенных чувствах. И еще больше расстроился, увидев, что Керита не одна. Причем компанию ей составляли люди, к которым он питал самые разные чувства, но симпатии среди них не значилось. Особенно неприятен был Мади, сынок Гуди. Заявился он не один, а с младшим братом, Аудом. Тот сейчас гнал стайку гусей к селению, весело помахивая прутиком, а толстяк схватил девушку за руку и что-то с жаром ей втолковывал, не обращая внимания на ее попытки высвободиться.

Лицо Дирта вспыхнуло, а ладони сами сжались в кулаки. Едва не упав, преодолел последние шаги спуска, быстрым шагом направился к парочке, еще издали растянул рот в искренней улыбке и как можно радушнее поприветствовал соперника:

— Мади, привет! Я тебя искал!

Толстяк, удивленно обернувшись, не нашел ничего лучше, чем тупо спросить:

— Зачем?

— Ну ты ведь хотел меня поколотить? Так? И как же ты, дуралей безголовый, собирался это проделать в мое отсутствие? Или знаешь какой-нибудь хитрый способ?

Все это Дирт проговаривал на ходу, пытаясь при этом улыбаться как можно дружелюбнее, но не забывая разминать правый кулак, то сжимая его, то расслабляя. Лэрд Далсер говорил, что при неосторожном ударе можно серьезно травмировать руку, а охотнику нужно, чтобы обе руки были рабочими, а не распухшими от неаккуратного обращения с чужими физиономиями.

А еще лэрд Далсер рассказывал, что озадаченный или растерянный враг — это ослабленный противник.

Фразы, в которых больше трех слов, скудный умишко Мади быстро переварить не мог — толстяк растерялся. Инстинктивно осознав угрозу, оставил руку Кериты в покое, раскрыл было рот, наверное, собираясь заявить что-то очень угрожающее, после чего бешеным быком ринуться в атаку, пытаясь задавить худосочного Дирта своей немалой массой.

Не успел.

Дирт, приблизившись, ударил без предупреждения, принятого у драчунов Хеннигвиля. Костяшки кулака взорвались болью, Мади, получив под глаз неожиданный подарок, попятился, вскидывая руки, будто копировал действия человека, атакованного стаей разозленных ос. Дирт, продолжая надвигаться, прыгнул, выставив вперед левое колено и одновременно стараясь достать лицо толстяка еще раз. Столкновение вышло жестким, толстяк не удержался, тяжело повалился на спину, брызнув из носа красным. Керита взвизгнула, Ауд скулящим голосом взмолился:

— Не бей его! Не бей! Не убивай! Не надо!

— Его?! Убивать?! — Дирт улыбнулся нервно, с зубовным скрежетом и, поставив ногу на грудь Мади, зажимавшего разбитый нос, прошипел: — Ну что?! Каковы успехи?! Как следует поколотил?! Или добавить?! Добавить?!!

Толстяк замотал головой столь усердно, что кровотечение из носа заметно усилилось.

— Не приближайся к Керите, тупой боров! Понял?! Точно понял или хочешь добавки?!

Мади переживал сложнейший жизненный момент, связанный с крушением привычной картины мира. Никогда еще в истории Хеннигвиля один драчун так быстро не побеждал другого, к тому же столь эффектно и бесспорно. И вообще все всегда происходило совсем не так.

Драка — это не просто размахивание кулаками. Это строгий ритуал, и его следует неукоснительно придерживаться. Первая фаза стычки происходит на словах. В зависимости от обстоятельств противники осыпают друг дружку бранью, обвинениями, насмешками. Когда одного из них особенно сильно задевают слова второго и терпеть становится невозможно, он должен ясно дать понять, что конфликт переходит в стадию физического воздействия. Как правило, это делается с помощью фраз вроде: «Я сейчас из твоей поганой рожи бычью задницу сделаю!» Иногда сразу после этого начинают мутузить друг дружку, иногда наступает период остывания, где драчуны возвращаются к перебранке, заводя себя для нового витка конфликта.

В большинстве случаев до самой драки дело не доходит. Хеннигвиль — слишком маленькое поселение, народ живет тесно, трудно оставаться незамеченным. Вездесущие женщины имеют привычку прибегать на шум перебранки и начинать орать по-своему, этого обычно хватает, чтобы морды спорщиков остались целыми.

Если по каким-то причинам драка все-таки начиналась, то проходила она по одному и тому же сценарию. Противники сближались на расстояние вытянутой руки, после чего старались заехать друг другу кулаком в лицо. Эта фаза длилась недолго, но, как правило, именно она отвечала за большую часть повреждений: расквашенные носы и губы, синяки, заплывшие глаза, рассеченные брови и даже потерянные зубы.

Несколько ударов, обычно один-два от каждой стороны — лэрд Далсер называл это холопскими дуэлями. А дальше уже начиналось то, что он никак не называл, только морщился брезгливо при виде такого зрелища. Мужчины вцеплялись один в другого, громко пыхтели, пихались кулаками, локтями, коленями, часто падали, катаясь по грязи и навозу. Далее их или разнимали, или один из соперников терял силы и боевой настрой, после чего второй, прижав его к земле своей тушей, возобновлял словесную перепалку, но на этот раз в другом ключе: «Я же говорил, что превращу твою морду в бычий зад? Говорил? Ну так вот — именно это я и сделал».

Но до такого доходило редко, обычно успевали разнять. Драки были столь редким явлением, что даже спустя месяцы их продолжали обсуждать с куда большим интересом, чем очередное рождение мертвого младенца. Преподобный Дэгфинн при всяком удобном случае не забывал напомнить участникам, что они жутко согрешили, подняв руку на своего ближнего. И бородатые мужики краснели, бледнели, опускали глаза и что-то невразумительно мямлили в оправдание. Так продолжалось, пока «боевые новости» не затмевали другие яркие события вроде запутавшегося в сетях огромного тунца или провалившегося под неудачливым посетителем хлипкого пола нужника.

Дирт не разговаривал. Не предупреждал. Он просто подошел, врезал как следует и, напрочь проигнорировав стадию «объятий», свалил Мади на землю. Это противоречило всем принципам такого важнейшего дела, как драка. Так не дерутся. Это неправильно и некрасиво. Он не дал кому-нибудь шанса разнять соперников, не обменялся с толстяком обидными высказываниями и даже не запачкал свою одежду в грязи, оставив эту сомнительную честь поверженному.