Никогда не угаснет - Шкаровская Ирина - Страница 17

— Ну, как там твоя бригада?

А иногда рассказывает о себе. Прожил он на свете мало, а испытал многое. И хотя говорит Стёпка медленно и кратко (не то, что Инка — сто слов в минуту), но всё, что он рассказывает, очень хорошо видишь:

— Тбилиси — красивый город. Солнца много. Фрукта всякая есть. Все в тюбетейках ходят. И у меня была. Мильтоны там добрые…

Или же:

— Я всю Военно-Грузинскую дорогу проехал. Интересно.

Или же:

— Ты видела когда-нибудь море?

Инка качает головой.

— Эх ты, моря не видела. Море это…

Стёпка задумывается, подыскивая подходящее слово. Лицо у него становится нежным и мечтательным, а в глазах появляется тоска.

— Море это…

Сравнения он не находит.

— Лучше нет ничего. Большое, голубое. Ни конца, ни края. Мисхор — слыхала про такое место? Есть там бухточка. А в бухте корабль — старый, весь в пулях, как решето. Мы там летом с дружком живём… Целый день на солнце лежим, животы греем. А потом на базар пойдём — папирос, фрукты всякой подхватим…

Инка с интересом слушает Стёпку. И никому о нём не рассказывает. Она чувствует: если расскажет, ребята потребуют, чтобы она его немедленно перевоспитала и отвела в детдом. А Инка знает, что не так это легко сделать. Пока она решила больше не напоминать Стёпке о детдоме. И пусть пока встречи с ним будут её тайной. Тайна! До этого в жизни девочки не было ни одного секретного уголочка. Каждой, самой незначительной мыслью, самым маленьким событием, она делилась с мамой, подругами, с Симой. Тайна буквально распирает Инку, и это написано у неё на лице. Лицо её говорит.

— Ага! У меня есть тайна! Не спрашивайте меня ни о чём, всё равно я вам ничего не скажу.

Соня и Липа никак не могут понять, что произошло с их подругой. После уроков она быстро складывает книги в портфель и первая выбегает из группы. Она стала молчаливой, чего с ней никогда не бывало. Соня и Липа сердятся и в конце концов принимают решение: они делают вид, что и у них завёлся какой-то секрет. На уроках девочки пишут друг другу записочки и закрываются от Инки, а на переменках о чём-то шушукаются.

В один из дней, после уроков. Инка, как обычно, бежит в парк. Выпал снег и запорошил землю, клёны, скамейки и гранитный пьедестал, на котором когда-то стоял памятник императору Николаю. За пьедесталом, на снегу, между двумя зелёными ёлочками красуется берёзка, ещё не сбросившая осеннего убора. На жёлтых продрогших листиках её — серебрится снежная пыль. Возле берёзки стоит скамейка, а на ней, закинув ногу за ногу, сидит Стёпка в своей куртке без рукава и уплетает колбасу «собачья радость». Одно длинное, сизо-лиловатое кольцо колбасы он надел на руку.

— Здоров! — Инка стала рядом со Стёпкой.

Он продолжал жевать колбасу и на приветствие её не ответил.

— Где взял колбасу?

— В сорабкопе. У тётки одной стащил.

— Послушай, Стёпка, я тебя давно хочу спросить, — Инка внимательно посмотрела на него. — Как твоя фамилия? Ну? Чего ты молчишь? Скажи.

Помедлив, Стёпка ответил:

— Голубенко.

Оба некоторое время наблюдали за воробышком, который, поёживаясь, подпрыгивал на снегу. Инка открыла портфель, нашла хлебную корку и, раскрошив её, бросила воробышку. Вдруг Стёпка как-то странно посмотрел на неё, выпятил нижнюю губу и хрипло спросил:

— Хочешь… со мной любовь крутить?

— Что? — растерянно переспросила Инка и отвернулась. Что делать? Может быть, уйти? Нет, нельзя. Выругать его? Но она не умеет ругаться. Пристыдить, прочитать нотацию? Так ведь он обозлится и сейчас же уйдёт.

К кому хоть мысленно обратиться за помощью двенадцатилетней пионерке в таком сложном, в таком трудном случае, когда нужно спасти человека, сделать из него честного советского гражданина?

Инка морщит лоб, напряжённо думает.

— Знаешь что? — лицо её светлеет. — Давай дружить будем! Ладно?

Стёпка несколько раз шмыгает носом и соглашается:

— Ладно!

Неожиданно Инка говорит:

— Знаешь что, Степка, пошли ко мне домой.

— А чего мне у тебя делать?

— Ничего, так просто. Я обед буду готовить. Вкусный, покушаешь…

— Я сытый, — упирается Стёпка.

— Всё равно, идём.

И Инка его уговорила. Они идут к ней домой.

Двери им открывает Коля. В руках у него книжка. Рассеянным взглядом скользнув по Стёпке, он уходит, вероятно, зубрить сопромат.

На пороге комнаты Стёпка остановился, почесал затылок.

«Чего я сюда пришёл? Ещё сейчас мамочка её придёт, раскричится: ты зачем уличного мальчишку привела? А они, видать, антилигентные. Книг сколько! Бандура музыкальная стоит, пианина». Все эти мысли мгновенно проносятся в Стёпкиной голове.

— Эх! — говорит он и оглядывается, куда бы сплюнуть. — Эх… — и он берётся за ручку двери. Сейчас снимет кепочку и скажет: «Адью». И вдруг взгляд Стёпкин падает на портрет в чёрной раме. На портрете красный командир. Папаха на нём со звездой пятиконечной, френч и на плечи бурка накинута. Много, видать, контры от руки его полегло. Смотрит на портрет Стёпка и не замечает, как широко улыбается. Только вдруг послышалось парню, будто обращается к нему командир: «Входи, Стёпка-Руслан, в комнату до моей дочки. Чего там, не робей, браток».

— Входи! — снова подтолкнула Инка Стёпку. — Не стесняйся.

Осторожно ступая, Стёпка вошёл в комнату и, увидев возле пианино круглый стульчик, сразу же сел на него и крутнулся несколько раз.

— А ты умеешь тарабанить на этой… пианине?

— Немного умею. Раньше мама меня учила, а сейчас некогда ей. Ты посиди тут, а я пойду, примус разожгу.

Инка побежала в кухню и в дверях столкнулась с тётей Мотей. Тётя Мотя заглянула в комнату и громко спросила:

— Ты зачем оставляешь его одного? Стянет ещё чего-нибудь.

— Тише, тётя Мотя. Не бойтесь. Ничего он не стянет, — покраснела Инка.

— Как глазищами шныряет! Смотри за ним, — уже стоя на лестничной площадке, повторила тётя Мотя и добавила: — В кухне на моей полке винегрет. Дай ему покушать.

Когда Инка вошла, она застала Стёпку стоящим у книжного шкафа.

— Много книг, — вздохнул он. — Покажи мне вон ту, — и он ткнул пальцем на книжку в синей обложке.

Инка достала с полки томик стихов Надсона. Стёпка перелистал книжку, бойко пробежал глазами несколько страниц.

— Буза… Я лучше умею стихи складывать…

— Ну, ладно, Стёпка, пошли в кухню. Я обед буду готовить, — Инка потянула его за рукав.

В кухне за столом сидел Коля.

— А-а, — сказал он, не поднимая головы. Потом вдруг отодвинул книгу и насмешливо проговорил: — Какой шикарный кавалер! Где ты дел рукав?

— А на что мне той рукав? — удивился Стёпка.

Коля закрыл учебник.

— А я бы не панькался с такими бродягами, честное благородное слово… Устраивают такого красавца в детский дом, на всём готовом живёт. Кормят его, учат, на чистую постель спать кладут. А он, паршивец, плюёт на всё это. Из детдома бежит, да ещё простыню казённую с собой прихватывает… Паразит Советской власти, вот ты кто!

— Чего ты привязался до меня? — недовольно буркнул Стёпка.

— Привязался! Эх ты, герой! — укоризненно покачал головой Коля. — Ты должен помогать нашему рабоче-крестьянскому государству. А ты по базарам гасаешь и по сорабкопам, у честных тружеников из корзинок продукты тянешь.

— Не тяну я у честных тружеников, — угрюмо пробормотал Стёпка. — Я у тех тяну, в манто и в шляпках которые, и у напудренных.

Он отвернулся от Коли и стал смотреть в окно.

— Слушай, Стёпка, винегрета хочешь? — чтобы замять неприятный разговор, спросила Инка.

— Э-э… нужен мне твой винегрет, — и он длинно выругался.

— Посмотрите на него! Обиделся! Мимоза какая! У нас на заводе «Красный резинщик» начальник цеха — бывший беспризорник, понял? Так он же человеком стал, ему от всех почёт и уважение. И как ты в свою башку взять не можешь того, что государство помочь тебе хочет, потому что не виноват ты. Зло ты социальное, доставшееся нам от гражданской войны и разрухи.