Загадка старой колокольни - Дрофань Анатолий Павлович - Страница 22

Папа сказал, что эта вещь принадлежала сапёру Августу Кюнте и воинская часть передаёт её сейчас сыну солдата — немецкому пионеру Вилли Кюнте как драгоценную семейную реликвию.

Вилли шагнул к моему папе, взял подарок. Потом опустился на одно колено перед боевым знаменем и поцеловал его край…

«Вилли, — мысленно сказал я ему, — так будем же беречь и мы с тобой частицу василькового неба над нами всегда! Всегда!..»

Был двенадцатый час дня. Куранты на высокой колокольне четыре раза, как и раньше когда-то, проиграли мелодию. Потом большой колокол двенадцать раз прозвенел своим густым мощным голосом, и после этого над притихшим многолюдьем, над половодьем красок, над разливом красных знамён и пионерских галстуков величаво и могуче полились звуки гимна нашей Отчизны.

Я взглядом отыскал дедушку. Он стоял в толпе людей торжественно-праздничный, смотрел куда-то вдаль. Мудрый мой дедушка! Как мне в эту минуту хотелось быть похожим на него во всём!

Все, кому положено, отдавали честь. Военные — по-солдатски, приложив руку к козырькам фуражек. Пионеры — подняв высоко над головами правые руки в салюте. Это была честь труду, честь дружбе между людьми, честь мудрости человеческой, наконец, честь родной нашей земле.

ПРОЩАНИЕ

Вот и пришло время нам разлучаться.

Правду говоря, мне бы не хотелось. Но чувствую, что все уже утомились и нам надо немного отдохнуть.

А я бы всё говорил и говорил, потому что, рассказывая, словно вновь путешествую по прекрасному хрустальному дворцу, который называется детством.

Но всему приходит конец. И путешествиям, и детству также.

Не знаю, как вы на это посмотрите, а мне жаль, что уже давненько нет на свете Жужу. Вместо него ходит сейчас по улицам, улыбается, торопится на работу Владимир Остапович — высокий мужчина с небольшими чёрными усиками. Он очень чётко выговаривает все буквы алфавита и коротенький стишок:

может повторить без единой ошибки.

Вы, конечно же, догадались, что Владимир Остапович — это я, бывший Жужу.

Кажется, всё, что я вам рассказал, было совсем недавно. А позади у меня остались не только школа, но три года военной службы в армии и вот уже почти два лета и две зимы работы…

Уже два года бывший Жужу, а нынешний Владимир Остапович Корниенко работает на заводе, в том самом цехе, где когда-то со своим другом Лёнчиком и дедушкой ремонтировал старые немецкие часы. Вы, может, удивитесь, когда я добавлю, что тот самый Лёнчик, с которым мы честно делили поровну все радости и печали детства, и теперь в жизни идёт рядом со мной. Наши станки стоят один возле другого.

Начальником цеха у нас работает — кто бы вы думали? — Рамзес Второй. Дядька Роман уже бросил заниматься боксом. Ныне у него много серьёзных забот, потому что он руководит большим рабочим коллективом. А дядька Прокоп, окончив институт, трудится в отделе главного инженера завода.

Мы с Лёнчиком, как когда-то дядька Роман и дядька Прокоп, по вечерам после работы ходим на занятия в институт.

Дедушки, к сожалению, уже нет. И теперь мы с моим верным другом детства Леонидом Зинченко вместо него присматриваем за старыми часами на высокой колокольне музейного городка. И сейчас они очень точно делят каждый час на минуты и секунды.

Давний наш знакомый — сторож старого монастыря, который целился в нас дубинкой, словно из ружья, — так и остался возле колокольни: охраняет весь музейный городок.

Ещё осталось сказать несколько слов о Вилли Кюнте.

Дружба с ним, начатая ещё в детские годы, продолжается до сих пор. Он тоже остался верным своей фамильной профессии — работает мастером на том самом заводе, где когда-то трудился его дед-часовщик. Только теперь это предприятие не принадлежит фабриканту, который имел свою фирму. Ныне это народное хозяйство, государственная собственность, и Вилли Кюнте — мастер на нём.

Давняя дружба с ним положила начало содружеству наших заводов. Прошлый год заводская делегация, в которую входили и мы с Лёнчиком, гостила в Дрездене. Мы, конечно же, были в гостях у Вилли. И признаться, были очень тронуты, увидев на стене гостиной наш сувенир — колесико из старых часов, а рядом солдатскую сумку его папы.

Этим летом Вилли Кюнте со своими друзьями приезжал к нам. Немецкие рабочие знакомились с нашим заводом. Вилли тоже токарь высокого класса, и мы обменивались с ним опытом работы. Когда он работал на моём станке, очень ловко орудуя резцом, я, приглядываясь к нему, заметил, как он похож на своего отца, фотография которого сохраняется и сейчас в музейном городке. Тот же профиль, такой же слегка приплюснутый нос, осёдланный большими очками, задумчивые глаза за стёклышками. Только у Вилли нет во взгляде отцовой печали. В нём светится живой интерес, пытливость мысли и приязнь ко всем нам, советским людям. Мы ходили с нашими немецкими друзьями к колокольне, возложили цветы к мемориальной доске, на которой написано имя Виллиного папы.

— Ваша земля, — сказал тихо Вилли, — навечно дорога и род-на моему сердцу, потому что полита кровью моего отца… А я ваш побратим…

Вилли из амфоры, которую привёз с собой, рассыпал вокруг дрезденскую землю.

— Пусть наши земли, — молвил при этом задумчиво, — дарят нашим детям не муки и страдания, а только радость…

— И будет так! — сказал я, крепко пожимая Виллину руку.