Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери" - Страница 58

У нас были свои особенности – разные, непохожие, личные; иногда они становились причиной недопонимания, а иногда откровенно выводили из равновесия. Лория пил из чашки и никогда не допивал до конца, еще он всегда оставлял на тарелке пищу. Меня это безумно раздражало. Вот посмотрел бы я на него во время голодовок, когда любой корешок в радость. Мне нравилось пить из его бокала и утаскивать кусочки из-под руки, за что я регулярно получал по ушам. Лория не мог понять: мне что, еды мало? А я не мог объяснить собственного стремления быть к нему ближе.

Застав меня разгуливающим в его рубахе, Лория закатил глаза, но ничего не сказал – только покачал головой. На следующий день меня ждало полдюжины новеньких костюмов, и я не смог ему объяснить, что не принадлежащее ему не имеет для меня никакой ценности.

Он разбрасывал вещи – я подбирал за ним и тихо стервенел, когда Алиссин скидывал грязные сапоги прямо у порога, а иногда и посреди комнаты. Чистота – залог здоровья; если в помещении будет грязно, заведутся духи болезни – об этом каждый ребёнок знает. В свою очередь Лория терпеть не мог моей привычки ходить в одном и том же, а я не понимал его манеры по нескольку раз на дню переодеваться. Зачем менять одежду, когда она чистая?

Лория не употреблял мяса и категорически запрещал мне покупать пирожки с уличных лотков. Мол, знает он, как их готовят, не хватало только отравиться кошатиной. Немыслимо было объяснить ему, что питаться крысами или личинками насекомых для меня вполне себе норма, а уж о такой роскоши, как кошка, и мечтать порой не приходилось.

Во время больших тренировок на выживание нас высаживали на скалистом острове и оставляли на пару месяцев. Лодка забирала уцелевших. Обычно - человек пять из десятка новичков. Я проходил это испытание несколько раз, пока наставник не счёл, что это бессмысленно. На острове я мог пребывать с одной целью – обучать остальных навыкам выживания. Поэтому многие претензии и беспокойства Лории на самом деле казались мне очень смешными, однако, не желая огорчать его, я соглашался и грустно употреблял пресную гадость, которую он именовал "здоровой и полезной пищей", уверенный, что расширяет мои вкусовые горизонты.

Мои вкусовые горизонты морщились, но терпели, понимая, что личинки насекомых или крысы – не самая худшая дрянь в сравнении со шпинатом или сельдереем. Я грустно грыз морковку - во имя любви, под покровительственным взглядом Алиссина, снисходительно объясняющего убогим, какую пользу содержат в себе чудодейственные корнеплоды. Не знаю, какую пользу они приносили лично Лории, – наверное приносили, раз он умудрился на них таким здоровым вымахать – но мне они причиняли сплошное расстройство.

В ордене наша диета была довольно скудной, и отлучки в город многие – да и я, чего греха таить – воспринимали как возможность пожрать. Алиссин, сам того не подозревая, лишал меня нормальной еды и одной из основных радостей жизни. В конце концов, подумав над проблемой, я тоже лишил его... основной радости. Без мяса я категорически отказался трахаться, решив, что раз я не ем, то и он тогда... не спит. Мясо вернулось в рацион, а секс вернулся только после того, как меня накормили.

Пирожки я тоже отстоял, рассудив, что недостаточно выиграть битву: надо не мелочиться и разобраться сразу со всей войной. Этим я покажу, что уважаю Лорию и воспринимаю его как серьёзного противника. После такого веского довода инквизитор безоговорочно капитулировал. Аргументов у Алиссина не нашлось, он хохотал, как припадочный, сообщая, что я могу делать что угодно – он простит мне всё на свете.

На это заявление я только грустно улыбнулся. Если бы это было так! Наивный мой инквизитор, сам не понимающий, как важны порой бывают слова. Мы говорим их просто так, легковесно раздаём обещания, не задумываясь о том, что не сможем их выполнить. Слов, от которых потом приходится отказываться, лучше не произносить вообще, чем одаривать ложными надеждами.

Мы не ругались – нам не приходило в голову ссориться, да и при желании вряд ли получилось бы, с нашей-то интенсивностью общения, однако эти индивидуальные особенности и различия делали нас ближе. Заставляли родниться. Мы становились семьёй, не понимая, что это – самое страшное, самое худшее, что мы могли сделать – сойтись настолько тесно, что не могло существовать ни единой мысли о предательстве или недоверии.

И всё, что мы с Алисси создали, крепилось на фундаменте лжи. Осознавать это было чудовищно. Понимать, насколько всё далеко зашло... слишком далеко, чтобы пройти бесследно.

========== На поводу обмана ==========

        Мне приходилось мириться с необходимостью постоянно лгать Лории.

С чем мирился он? Что скрывал?

Несколько раз я пытался проследить за инквизитором. Не стану разыгрывать благородство: доверять ведьмаче в подобных вещах – дурость несусветная. Я перестраховывался, не преследуя цели навредить, - просто на случай опасности предпочитал, чтобы козырные тузы находились в моём рукаве, а не у противника. Однако вычислить инквизитора мне не удавалось. Лория не сбрасывал хвост - он спокойно заходил в орден и... обратно не выходил.

Устроить долговременную засаду под стенами ордена я не мог - из опасения быть замеченным. Инквизиция не из дураков состояла. Навыки у противника оказывались ничуть не хуже, тем более что многое они откровенно содрали с нас. Не могу уверенно утверждать, что Лория, со своей стороны, не преодолел искушения проделать аналогичный трюк в отношении Мишеля.

Слежка – это отсутствие доверия и уважения, а железный инквизитор у меня временами «скупую слезу» вышибал своей честностью, идеалами и принципиальностью. Впрочем, и при желании пойти против правил, добиться успеха в отношении Биара было бы затруднительно. Парнишка жил в доках, а затеряться в таком месте и непрофессиональному обывателю проще пареной репы. Множество закоулков, переходов, причудливых лабиринтов строений, переходящих одно в другое, когда дома лепятся друг на друга в лишённом логики хаотичном порядке и, зайдя в один вход, можно выйти с совершенно противоположной стороны.

Портовый район – самый злачный и неблагонадёжный район города. Охрана сюда предпочитала не соваться. Изредка король устраивал облавы, но это – как мутить воду верёвкой. В портовых трущобах в основном селился бедный люд и разный сброд – преимущественно матросы и прочая братия, живущая сдельными заработками и погрузками кораблей.

Что касается меня, привычка избавляться от слежки каждому призраку вживается с детства на уровне подкорки. Никогда я не ходил одним и тем же маршрутом, всегда петлял, даже когда откровенно не был скован заданием и мог свободно шататься, где вздумается. Умудрялся раз десять перестраховать самого себя, прежде чем выйти к намеченной цели. Делал это изящно, естественно, как бы невзначай, чтобы не вызвать подозрения ни у одного стороннего наблюдателя. Случайный прохожий - женщина, мужчина, ребёнок – мог оказаться врагом. Это не плодило паранойю, просто мы изначально жили и воспитывались в такой реальности, где приходится ждать угрозы абсолютно с любой стороны.

Засыпать и просыпаться с мыслью о том, что малейшая неосторожность, небрежность может стоить тебе жизни, а это утро - оказаться последним. Постоянная готовность к смерти накладывала свой отпечаток, делала нас людьми, ценящими каждое мгновение. вне зависимости от того, чем оно окрашено. Я умел получать наслаждение от жизни – так мне казалось до встречи с Алиссином Лорией.