Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери" - Страница 23

Никто не знал, что случилось в комнате наставника, ни единого звука не раздалось из–за закрытых дверей. Просто мастер не выходил больше двух суток, и никто не смел его побеспокоить. А те, кто знал, предпочитали не распространяться о случившемся. В клане лунных не принято лезть в чужие дела.

Канто приземлился рядом, долго смотрел на свои длинные ноги, потом вытянул ладонь и накрыл мой затылок. Кроме кровати, стоявшей на ступенчатом постаменте, письменного секретера и ширмы, в комнате практически не было мебели. Да и та, что была, воспринималась декорацией, пародией на нормальную жизнь, которой для нас не существовало. Убийце много не требуется, он обходится минимальным. Способен спать на полу, есть то, что добудет сам, выживать в любых условиях. Роскошь виделась помехой. А может, сама жизнь воспринималась помехой перед вечной красотой смерти.

- Ты правильно понял, Реми. Плачь, если хочешь. Я не накажу тебя за эти слёзы.

Он обнял меня и отпустил, ощутив напряжение спины. В эту ночь мы оба приобрели и потеряли одновременно. Причина порождает следствие. Совершая поступки, мы расплачиваемся за них  возникающими чувствами и никогда не знаем, что придётся принести в жертву на алтарь необходимости.

Лишь оставшись в одиночестве, я позволил себе наплакаться вволю, прощаясь с детством, после чего поднялся, умылся и больше не разрешал себе слёз.

Впоследствии Канто признался, что не смог заставить себя перейти грань и выдать всё, что был должен, скостил часть тренировок исключительно по причине нежелания заставлять проходить через боль. Низкая эффективность сказалась на результатах обучения. Тренировки чередовались. Канто пытался научить меня пониманию того, что главные нервные центры находятся в голове и их возможно заблокировать с помощью разума и используя циркулирующую в теле энергию. В доказательство он входил в транс и совершенно спокойно загонял иглу в ладонь или опускал руку в кипяток, не получая повреждений.

Чтение энергетики показывало, что это не притворство. Канто мог управлять своими физическими и психологическими ощущениями. У меня не получалось повторить эти трюки, максимум, чего я мог достичь - сосредотачивать энергию и выдерживать удары, избегая травм. Но боль оставалась болью, рука получала ожог.

Канто не торопил, обещая, что всё придёт со временем, а пока неплохо уделить время  физической подготовке и основам. Но становилось все очевиднее: оно не придёт. Вероятно, из-за проявленной жалости мне не давались техники контроля сознания. Поэтому Канто делал упор на выносливость, развивая способность выдерживать тяжелейшие нагрузки, и, с какой стороны ни посмотри, мне приходилось несладко.

На  обычных тренировках, особенно с  детьми, Канто позволял себе шутить и дурачиться. В качестве наставника боевых искусств он нередко бывал снисходителен.

Демонстративно расставив пальцы, закрывал глаза ладонью, делая вид, что не замечает  мелких нарушений или огрехов. Малышня визжала от восторга. Дядя Канто никогда не отказывался подурачиться, придумывал тренировки в форме игр, отлично зная, как без понуканий и лишних объяснений заставить малышей выполнить поставленную перед ними задачу. Айгура умел добиваться максимальной эффективности. Когда он - стройный, похожий на гибкую лозу - носился по площадке, вынуждая детей себя догонять и отбирать колокольчики, которые щедро дарил, играя в поддавки,    женщины из храма млели и растекались лужицами.

Длинные волосы, стянутые в хвост на макушке, летали чёрной змеёй. То, что оружием убийцы является его собственное тело, он не раз демонстрировал,  разбивая кирпичи ударом косы. Канто не носил украшений или утяжелителей, но умел эффективно использовать энергию. Фокус с волосами он обещал мне открыть, когда дойдём до соответствующей части обучения.

Очень хотелось побыстрее. Необходимость носить бесполезную копну до поясницы, мыть, расчёсывать, заплетать - меня невероятно бесила. Приходилось терпеть, утешаясь тем, что тело убийцы - инструмент. Вшам я это, к сожалению, объяснить не мог, а они имели привычку периодически поселяться во всём этом инструментарии. Стоило зазеваться, и я начинал нещадно чесаться.

Айгура шипел, превращаясь из благодушного дяди Канто в ледяного убийцу с сардоническим выражением лица, злодея, готового порезать меня на множество маленьких Ремов,и каждому по отдельности доходчиво объяснить, для чего существуют бани. Потому что люди, способные расплодить у себя вшей, не заслуживали права жить, не говоря о том, чтобы делить подушку с наставником. Правда, последнее право они не заслуживали ближе к четырнадцати.

Не очень-то и хотелось, между прочим. К сожалению, Канто смотрел на вещи под своим углом, а я, памятуя о прошлых уроках, предпочитал изображать, что полностью разделяю угол зрения учителя. Хотя и не согласен чисто концептуально. Но это - глубоко в душе, очень, очень глубоко.

Канто не терял терпения и не выходил из себя. В клане это считалось непреложной истиной. А щёткой по голове в процессе помывки он меня лупил исключительно для собственного душевного успокоения.  Энергично макая головой в бочку через раз, наставник назидательно рассуждал на тему: моются кошки, моются утята, и одна свинья, которая ещё раз пропустит баню, будет смылена им в могилу собственноручно.

Носить тяжелые вёдра с водой, наполняя огромный котёл - занятие трудоёмкое и изнурительное. В связи с этим, горячая вода считалась роскошью и общая помывка устраивалась только раз в неделю. Желающие принять ванную вне бани озадачивались процессом самостоятельно. Служанки госпожи Эвей с ног сбивались каждое утро и вечер, готовя купальню для госпожи.

К счастью, Канто в этом отношении был менее привередлив, иначе я бы сразу повесился. Колодцами пользоваться разрешалось только для питья. За водой для стирки, готовки, мытья - приходилось таскаться к горной реке. Она протекала в километре от храма, ниже по уровню. Беготня с вёдрами вверх и вниз по ступеням не меньше сотни раз за день неплохо тренировала выносливость. В детстве я всегда находил идиотов, готовых побегать за меня - дети и взрослые сами рвались мне услужить, помочь, перехватить работу и всячески облегчить жизнь тяжкую.

Когда я повзрослел, пришлось исхитряться всевозможными способами, однако обмануть Канто не получалось. Наставник моментально вскрывал все мои проделки, и в результате доставалось мне в два раза больше, что отнюдь не делало меня послушнее, а заставляло изобретать более изощрённые методы и разрабатывать целые стратегии в области "как сделать так, чтобы ничего не делать".

Канто хмыкал и придумывал новые наказания - в основном связанные с выполнением поручений, уборкой, тренировками. К затрещинам, в отличие от остальных наставников, он прибегал очень редко; подозреваю, по одной причине – боялся убить. День, когда мне удавалось обойти учителя, становился праздником. Ночные призраки косились на это с бо-о-ольшим интересом. Я прямо кожей чувствовал растущие симпатии к моей оппозиции и вообще - неугомонности. Канто же просто ждал, когда мне надоест. А мне не надоедало. Раз за разом проигрывая, я не сдавался, и это превращалось в своего рода традицию:  я неизменно страдал от того, что сам же и затевал.

Ученики и наставники вечерами по мне часы сверяли. Встретить меня в стойке на тренировочных брёвнах в рощице, отрабатывающим наказание вместо ужина, было таким же ежедневным явлением, как застать утром отжимающимся сто раз на руках вниз головой на этих же самых брёвнышках, пока остальные ученики, зевая и потягиваясь, выстраивались на утреннюю пробежку. Мы с Айгурой Канто постоянно "радовали" друг друга и без взаимных издевательство дня прожить не могли. График тренировок у Айгуры был жёстким, но я умудрялся выкраивать время на шалости.