Вечный кайф - Рясной Илья - Страница 30

— Для проведения оперативной комбинации, — Рок жадно втянул носом воздух.

— Чего? Где ты слов таких набрался? — спросил Арнольд.

— Здесь.

— Душа горит, да?

— Вы же говорили, если я с вами работать буду, вы поделитесь со мной конфетами, — заявил Рок.

— Ты совсем тронулся? — спросил Арнольд, взяв его за ухо.

— А че?

— Ничего… Видишь, контора простаивает. Где Свинота? Кто обещал?

— У нее не было «белого». Я ей позавчера звонил.

— А сегодня?

— Сегодня не звонил.

— Так звони.

Рок начал названивать.

— Люська… Рок… Пару «чеков» надо. Есть? Ну, мы приедем… Кто мы? Я приеду… Ладно.

Он хлопнул трубкой и торжественно заявил:

— Есть у нее!

— Когда продаст? — спросил я.

— Через час.

— Поехали, — сказал Арнольд.

— Без меня, — произнес я.

— Втроем? — укоризненно посмотрел на меня Арнольд.

— Одну девку задержать — не хватит народу? — возмутился я.

— Ладно, — вздохнул Арнольд.

— Зайди к Татьяне, попроси поучаствовать. Арнольд отправился в ОРО. Это оперативно-розыскной отдел, занимающийся розыском беглых преступников и без вести пропавших. В ментовском народе его прозвали отделом реабилитации олигофренов. Там опером работала Татьяна, она нам помогала, когда задерживали женщин — мужчины обыскивать их права не имеют. Татьяна, ошалевшая от бумаг, которых в ОРО нескончаемое половодье, с Удовольствием принимала участие в нашей веселой работе. Вскоре Арнольд появился с Татьяной.

— Порядок. Уговорил нашу красавицу, — он потянулся к Филейной части девушки и получил от нее по руке. Я кивнул Асееву:

— Ты — старший. Отзвонитесь, если что будет. — Хорошо.

Началась подготовка к мероприятию. А это всегда суета и шум. И, как правило, обязательно что-то забудут, разгильдяи.

— Папку взяли? — спросил я.

— Ага, — кивнул Арнольд.

— Рации зачем вам?

— На всякий случай.

— Не посейте, — погрозил я кулаком.

— Как можно.

В прошлом году посеяли «Мотороллу» во время мероприятий. Полтысячи баксов легко так ушло. Хорошо, ту рацию спонсоры нам купили. Если бы наша, закрепленная была, то до сих пор бы нам за нее кренделей навешивали.

— Не скучайте без нас, — Арнольд встал перед зеркалом, с любовью поправил свою джинсовку.

— Красавец… Двигай, — махнул я рукой.

В кабинете повисла невероятная тишина. Слышно было, как в коридоре шагают. Как Кикабидзе поет: «Мне тишина необходима»… Нужно справки писать. И запросы по порченому героину. — рассылаем их во все концы страны.

Часа через два я совершенно ошалел от справок и запросов. Вывел на экран пасьянс и углубился в него.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал голос Асеева:

— Чего делаешь?

— Вкалываю. Как там палка?

— Средне. Подъедь сюда.

— Чего у вас там?

— Арнольду джинсовку разорвали…

Я остановил машину, вылез из салона, вздохнул прокаленный дневной воздух. Вокруг простирались девятиэтажки — похожие друг на друга, как детские кубики в конструкторе.

Вот он, легендарный Холм, по поводу которого мы ломали вчера копья с Асеевым. Тут наркоман на наркомане. Героиновый заповедник…

Димитский район. Раньше здесь деревня была под таким названием — Низкий холм. Потом пошли массовые застройки, которые пообзывали тоскливо-казенно — пятый, шестой микрорайон. Сюда с давних времен расселяли общаги. Родители нынешней молодежи в не такие и далекие времена сами были прыщавыми пэтэушниками, глушили вечерами на спортплощадках и на территориях опустевших детсадов плодово-выгодный портвейн, заканчивали школы, шли к станку, продолжали глушить тот же самый портвейн, уже не из куража, а из органической необходимости. Они растили детей для тех же самых ПТУ. Только вот времена менялись. И на завод, который многим вправлял мозги, молодому пареньку уже не устроиться — в лучшем случае наймешься таскать азербайджанцам ящики на рынке. И портвейн уже вышел из моды. А вошел в моду он, хозяин душ новых времен — ГЕРОИН!

В принципе оценкам, что тут половина молодежи на игле, поверить можно. Вон, двое чад сидят на скамейке — глаза осоловевшие. Им хорошо. Явно укололись, сопляки. Им лет по четырнадцать, не больше.

С ревом на пригорок взмывает мотоцикл с оловянноглазым пацаном лет шестнадцати — как он не свернет себе шею? Когда-нибудь свернет… На тот же пригорок алкаш катит коляску, наполненную бутылками. Она катится с трудом, упорно цепляясь за камни. И алкаш начинает на нее страшно материться, как на опостылевшую жену. По нему видно, что он с удовольствием избил бы ее, если бы не знал наверняка, что тележке до фонаря — она железная, только руку отобьешь…

Все, хватит любоваться провинциальными нравами. Дом Шестнадцать — вот он. Около него стоит наша машина.

Я вошел в вонючий подъезд с выдернутой из стены проводкой, исписанными потолками и сгоревшим лифтом. Поднялся пешком на восьмой этаж — хорошо, что еще в спортивной форме. Местным жителям, особенно в возрасте, у которых лифты пожгли местные малолетние юмористы, подниматься, наверное, ох как нелегко.

Вот и квартира. Дверь незаперта. Оттуда хай, женский писк, голоса. Я вошел. Все были в сборе — и наши, и задержанные. Крик, визг, слезы, сопли — все было привычно.

К двум повязанным девкам лучше всего подходило название — телки. Притом те телки, которые по возрасту и весу ближе к настоящим коровам. Каждая — килограмм под сто весом. Одна сидела, размазывая обильную косметику по щекам и рыдая в три ручья. Вторая тупо молчала, как буренка в стойле.

Та, что рыдала в три ручья, — это и была Люська, которую наркоманы прозвали Свинотой — она банковала с квартиры и славилась кулацкой жадностью.

Однокомнатная квартира была вся забита умопомрачительным барахлом — пуфики, диванчики, разрисованные подносы на стенах, репродукции. Безвкусица царила страшная.

— Что у вас тут произошло? — спросил я Арнольда.

— Эта тварь… — Он покачал головой и показал на вырванный с мясом рукав. — Терентий, новая куртка, а…

— Излагай.

Провалилось мероприятие по-дурацки. Наши подъехали ко двору, вышли из машины, проинструктировали в последний раз Рока, он отправился в подъезд, и тут оттуда вырулили две девки. Чего их на улицу вынесло? Свинота обозрела сразу всю картину, тут же отнюдь не телячьим чутьем просекла, что к чему, и двинула с подружкой прочь.

— Стоять! — заорал Арнольд.

Крик этот прозвучал отмашкой в спортивном беге с препятствиями. Необычайно резво для своей комплекции Свинота с подружкой припустились бежать, как наскипидаренные бегемотики. Их настигли.

— Милиция! — проорал Арнольд.

И тут началась коррида. Джентльменам дам бить неудобно. Дамы же брыкались, как взбесившиеся кенгуру. А Свинота издавала визг, как сирена оповещения о воздушной тревоге.

Рукав Арнольду оторвали сразу, когда он только руку потянул к Свиноте. И пошла куча-мала. Тут как по заказу появилась патрульная машина.

— ОБНОН, — крикнул Асеев, показывая жетон, похожий на звезду шерифа — их нам недавно выдали, и указал на девок. — Взять.

Патрульные попались хилые. Они навалились на Свиноту. А дальше, говорят, зрелище было достойное кинематографа. Свинота вращается, как ротор, а патрульные по инерции разлетаются по кустам.

Дальше терпеть подобное было невозможно. Асеев залепил Свиноте такого пинка, что она устремилась вслед за патрульными. А Асеев невежливо заломил ее подружке руку. На пухлых руках щелкнули наручники.

У Свиноты при себе был героиновый «чек» — его в присутствии женщин — понятых изъяла, как положено по правилам, Татьяна. И на хате нашли немножко наркоты.

— Арнольд, тебе вообще нельзя на задержания ездить, — усмехнулся я, выслушав эту историю.

— Источник повышенной опасности, — поддакнул Галицын.

Это верно. Арнольд при задержаниях постоянно попадает в какие-то истории, которые потом передаются из уст в уста и становятся анекдотами.

Ох, какие сцены украсили историю нашего отдела… Приоткрывается дверь наркопритона, Арнольд с криком «милиция» разбегается, дверь захлопывают, и он размазывается по ней мордой…