Вечный кайф - Рясной Илья - Страница 14

Раздались гудки.

— Он всегда такой? — спросил Арнольд, отхлебывая из банки джин с тоником. Он был, как всегда, с похмелья. Вчера ментенок до барыги так и не дозвонился, и Арнольд с горя отправился на ночь «карнавалить» со следачихой из пятнадцатого отделения милиции.

— Почти всегда. Он очень сильно на игле сидит, — сказал ментенок. — Ничтожество.

— Ты сам-то — титан духа, — усмехнулся Арнольд.

— Я же не колюсь! — гордо объявил ментенок.

— Как бы нам еще мамашу его к делу пристегнуть? — задумчиво произнес Асеев.

— Бесполезно. Она-же сама тебе «геру» не даст, — махнул я рукой. — Ничего. Нам и Кукиша хватит.

— Адвокатша, — хмыкнул Арнольд. Когда ментенок в подробностях расписал нам этот семейный мини-синдикат, мы ушам своим не поверили. Горько вздохнув, я отправился к Романову, который по привычке коротал вечер на работе, и доложил обо всем. Мой начальник страдальчески скривился и отметил:

— Это нам головной боли на год вперед. И на территории они торгуют не нашей, а Центрального района.

— Так чего, не брать теперь их? — спросил я.

— Брать. Только крепко. По всем правилам. На технику записывать. Чтобы не соскочили. Ты вообще представляешь, что начнется?

— Представляю.

— Мамаша его — человек известный. Вредная баба. Я о ней много слышал.

— Старая школа, — кивнул я.

— Да уж. Прокурорша, етить ее…

Действительно, мамаша Кукиша, которую наркоши прозвали Мегерой, — человек небезызвестный. В прошлом в Прокуратуре области она надзирала за милицией, потом была прокурором-криминалистом, то есть человеком, ответственным за раскрытие самых тяжких преступлений, работала и следователем, и заместителем районного прокурора, а сейчас — адвокат. История по всему получается такова: ее сыночек Кукиш с детства был шпаной и раздолбаем, после школы в институт не пошел, шоферил, развлекался тем, что женился и разводился. После последнего развода прочно засел на иглу и вскоре уже был полностью раздавлен наркотиками. Ему требовалось столько героина, что ни одна материнская адвокатская зарплата не выдержит, сам же он с работой шофера расстался навсегда — таким руль доверять нельзя. И он понял, что единственный способ продолжать уютно болтаться на игле — это торговать самому. Чем он активно и занимался, пока окончательно не растерял остатки всех деловых качеств. Мегера его четыре раза лечила. Плюнула — бесполезно. И тогда бизнес стал семейным — его взяла в свои хотя и женские, но стальные руки Мегера. Они покупали героин по сорок долларов за грамм, продавали — по семьдесят. Товар давали на реализацию. То есть мелкие сбытчики приносили им деньги после продажи.

Этот способ хорош, когда есть уверенность, что тебя не кинут, что деньги отдадут вовремя. Для этого мелкие распространители должны быть уверены, что за оптовиком сила и в случае чего со злостного неплательщика снимут шкуру.

Мы прикинули, что за месяц они загоняли от двухсот до пятисот грамм, а это чистая прибыль за год под сотню тысяч долларов. Купили «Мерседес», «Тойоту», пару «Жигулей», мотоцикл «Хонда». Кукиш с готовностью размолотил на дорогах половину этого автопарка.

Семейка предпочитает давать на реализацию героин приличными партиями — по десять-двадцать грамм, это сто-двести порций. Торгуют прямо с квартиры — нагло, бесцеремонно, ничего не боясь.

Приближалось время встречи, и ментенок все больше нервничал.

— Чего трясешься? — спросил я, глядя, как он барабанит пальцами по колену и смотрит из окна нашего кабинета на золотой купол церкви, скрывающейся за деревьями.

— Боюсь. Убьют они меня, — ментенок перекривил физиономию — сейчас заплачет. — Завалят, как лося.

— Чего это они тебя завалят? — спросил Асеев.

— Подумают, что это я их заложил. И убьют. Они с крутыми бандитами якшаются. Урки на «Жигулях», в коже.

— Какие такие бандиты? — спросил я, привстал, положил руку на плечо ментенка, развернул его к себе.

— С «Тунгуски» поднялись. Балык и его парни.

— Бандиты? Это бандиты? Ты что, сынок, — я потрепал его по плечу. — Вон, о Жоре Рулеве слышал?

— Вор в законе, — кивнул ментенок.

— Все знаешь. В колледже научился?

— Нет.

— Жизнь научила… Хочешь, Жоре позвоним. Скажу, на его территории отморозки беспредельничают, «белым» занимаются тут. Кстати, Жора вот на этом ковре ползал, я ему ребра пересчитывал. А ты мне что-то о шпане дворовой талдычишь. Зачем? Это все шушера. А за тобой фирма стоит. За тобой ОБНОН стоит. Понял?

— Понял… Кстати, у Мегеры на даче автомат, «ТТ» и несколько гранат.

— Чего? — отодвинул от себя бумаги Асеев.

— Точно. Мне Кукиш показывал сам. Я к нему на дачу однажды за «герой» ездил. Он мне пострелять предлагал. Но я не стал. Соседи услышат.

— Не свистишь?

— Не свищу…

— И сейчас там арсенал? — спросил я.

— Не знаю, — вздохнул ментенок. — Если они не успели его продать.

— Все, пора, — сказал я, посмотрев на часы. — По машинам, братва.

Рации, пистолет, папка с документами. Галицыну в руки — видеокамеру. Он у нас ответственный за технику.

— На, — я прилепил к карману рубашки ментенка булавку с микрофоном. — Осторожнее, не стряхни.

Кавалькада машин отчалила от здания РУВД. Народу набралось — как на хороший массовый пикник. Я, Арнольд, Асеев, ментенок, двое наших штатных понятых — это тот случай, когда химичить нельзя, когда понятые нужны не фантомные, а действительно присутствовавшие при всем и которые всегда все подтвердят. Теперь главное не привлечь излишнего внимания. Надо машины расставить аккуратно. Кукиш нас не срисует — он вообще, судя по разговору, плохо соображает, кто он и где он. А вот его мамаша — дело иное.

Я прибавил газу и включил радио.

— Сколько водки ни бери, все равно два раза бегать, — диким голосом заорал динамик. — Русское радио!

Дом был серьезный, сталинский, с архитектурными излишествами. Почти во всех окнах стекла заменены на дорогие стеклопакеты. Место престижное, «новорусское» — центр города, рядом с бульварами. Живут здесь люди солидные. Дверь в подъезд тяжелая, стальная. И как назло — хоть бы один житель дома прошел, отпер ее. Как вымерли все.

— Черт, может, ему позвоним? — спросил Арнольд, глядя через стекло машины на подъезд.

— Подождем, — я обернулся к ментенку. — Ты въехал, что от тебя требуется?

— Въехал.

— Все равно повторяю. Заходишь. Заводишь Кукиша на разговор о наркотиках. Он тебе должен в микрофон сказать, что продает тебе именно героин.

— Да он начнет болтать, его не остановишь.

— Мы его откровения наркошские записываем на ленту. Потом ты отдаешь деньги, собираешься резко домой, открываешь дверь, дабы выйти из квартиры. И мы входим. Ты сразу отскакиваешь в сторону, под ногами не путаешься. Понял?

— Понял.

— Вон, гляди, кажется, люди в подъезд идут. Давай.

Бодрая старушенция открыла ключом дверь в подъезд, ментенок заскочил за ней. Вслед за ним входим в подъезд и мы и рассредоточиваемся по двум этажам. Вдоль стеночек. Ментенок подошел к нужной двери. Прозвонил. Сказал:

— Добрый день.

И вошел в хату.

Я, присев на подоконнике, приложил наушник к уху и включил клавишу записи. Микрофон работал отлично. Были слышны мужские голоса, принадлежащие ментенку и Кукишу. Встревал еще женский голос — Мегеры. Значит, приехала с дачи. Ну что ж…

— Мальчики, вы побеседуйте с глазу на глаз, а я пока делами займусь, — произнесла она.

Ментенок начал разводить барыгу на разговор о наркоте, о ценах на нее. О том, нельзя ли сделать скидку на эти три грамма. Кукиш отвечал охотно. Он немножко пришел в себя, но все еще летал где-то в облаках. Они начали вешать героин на наших весах. Ментенок отдал часть денег — сто пятьдесят баксов. Всем отделом скидывались. Денег на контрольные закупки наркотиков нам в последнее время вообще не выдают. Приходится платить свои, кровные.

— Ну давай, — сказал Кукиш. — Судя по всему, это уже прощание. Действительно, тяжелая металлическая дверь начала открываться.