Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав - Страница 28

– Морпех…

Ох, и нравится ему это слово.

– Что это у тебя на бронежилете, морпех?

– Сэр?

Крыса-полковник поднимается на цыпочках. На миг я опасаюсь, что он собирается укусить меня в шею. Но он всего лишь хочет обдать меня своим дыханием. Его улыбка холодна. Его кожа чересчур бела.

– Морпех…

– Сэр?

– Я тебе вопрос задал.

– Вы имеете в виду этот пацифик, сэр?

– Что это такое?

– Символ мира, сэр…

Я терпеливо жду, пока полковник пытается вспомнить содержание главы "Межличностные отношения с подчиненными" из учебника офицерского училища.

Крыса-полковник продолжает обдавать своим дыханием все мое лицо. Его дыхание пахнет мятой. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь плохой запах изо рта, дурно пахнуть, иметь прыщи на лице или дырки в нижнем белье. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь ничего нетабельного – только то, что им выдается. Полковник тычет в значок указательным пальцем, демонстрирует мне весьма недурной "Отточенный свирепый взгляд". Его голубые глаза сверкают.

– Хорошо, сынок, можешь притворяться, будто ничего не знаешь. Но я-то знаю, что означает этот значок.

– Так точно, сэр!

– Это пропагандистский значок, "Запретить бомбу". Подтвердить!

– Никак нет, сэр. – Мне уже больно не на шутку. Тому, кто изобрел стойку "смирно", явно никогда не приходилось топать в полевом снаряжении.

– И что же это?

– Просто символ мира, сэр.

– Ах, вот как? – Он начинает дышать чаще, подошел уже совсем вплотную, будто обладает даром выявлять ложь на запах.

– Так точно, господин полковник, это просто…

– Морпех!

– Ай-ай, сэр!

– Сотри эту улыбку с лица!

– Ай-ай, сэр!

Крыса-полковник обходит меня кругом, надвигается на меня.

– Ты считаешь себя морпехом?

– Ну…

– Что?!

Скрещиваю пальцы, чур меня!

– Так точно, сэр.

– А теперь поговорим серьезно, сынок… Полковник начинает с блеском исполнять "Отеческий подход".

– Расскажи-ка, кто дал тебе этот значок. Со мной можешь быть откровенным. Можешь мне доверять. Я же тебе только добра желаю.

Крыса-полковник улыбается.

У полковника такая идиотская улыбка, что я улыбаюсь в ответ.

– Где ты взял этот значок, морпех? – На лице полковника появляется страдальческое выражение. – Разве ты не любишь страну свою, сынок?

– Ну…

– Веришь ли ты, что Соединенные Штаты должны дозволять вьетнамцам вторгаться во Вьетнам лишь потому, что они здесь живут? – Крыса-полковник с видимым усилием пытается вернуться в хладнокровное состояние. – Веришь ты в это?

У меня сейчас плечи отвалятся. Ноги уже отнимаются.

– Никак нет, сэр. Мы должны забомбить их обратно в Каменный век… сэр.

– Сознайся, капрал, сознайся, ты ведь хочешь мира.

Я исполняю для него "Короткую паузу". "А полковник разве не хочет мира… Сэр?"

Полковник медлит с ответом.

– Сынок, нам всем следует не терять головы до тех пор, пока эти пацифистские поветрия не рассеются. Я от своих парней лишь одного требую – чтобы они выполняли мои приказы, как повеления господни.

– То есть, ответ отрицательный… Сэр?

Крыса-полковник пытается придумать, чего бы такого еще более вдохновляющего сказать, но весь свой запас он уже исчерпал. А потому говорит: "Ты должен снять этот значок, морпех. Это противоречит требованиям уставов и наставлений. Или ты его немедленно снимешь, или будешь держать ответ перед начальством".

Где-то наверху в раю, где морпехи на страже, Джим Нейборс в обмундировании Гомера Пайла распевает: "Монтесумские чертоги, триполийцев берега…"

– Морпех!

– Так точно, сэр!

– Сотри эту улыбку с лица!

– Ай-ай, сэр!

– Командующий корпуса морской пехоты приказал защищать свободу, разрешая вьетнамцам жить как американцам поелику возможно. И, пока американцы находятся во Вьетнаме, у вьетнамцев должно быть право выражать свои политические убеждения без страха перед репрессиями. А потому повторяю еще раз, морпех – сними этот пацифистский значок, или я обеспечу тебе срок в Портсмутской военно-морской тюрьме.

Я стою по стойке "смирно".

Крыса-полковник по-прежнему спокоен.

– В отношении тебя, капрал, я новый приказ составлю. Я лично потребую, чтобы твой начальник тебя в хряки заслал. Покажи свои жетоны.

Я вытаскиваю свои жетоны и срываю с них зеленую маскировочную ленту, которой они обмотаны. Крыса-полковник записывает в зеленый блокнотик мои имя, звание и личный номер.

– Идем-ка со мной, морпех, – говорит крыса-полковник, засовывая зеленый блокнотик обратно в карман. – Хочу показать тебе кое-что.

Я подхожу к джипу. Для пущего эффекта крыса-полковник выдерживает драматическую паузу, а затем стягивает пончо с некоего крупного предмета на заднем сиденье. Этот предмет – младший капрал морской пехоты, скрюченый в позе зародыша. Шея младшего капрала исколота – много-много раз.

Крыса-полковник ухмыляется, обнажая вампирские клыки, делает шаг ко мне.

Я бью ему в грудь деревянным штыком.

Он замирает на месте. Переводит глаза вниз на деревянный штык. Смотрит на палубу, потом на небо. Неожиданно проявляет жгучий интерес к своим часам.

– Я … Э-э … Не могу больше тратить времени на столь непродуктивное общение… И вот еще что – постригись!

Я отдаю честь. Крыса-полковник мне отвечает. Мы по-дурацки держим поднятые руки, пока полковник произносит: "Когда-нибудь, капрал, когда ты станешь чуток постарше, ты поймешь, каким наивным…"

Голос крысы-полковника срывается на слове "наивным".

Я ухмыляюсь. Он отводит глаза.

Мы оба четко отрываем руки от головных уборов.

– Всего хорошего, морпех, – говорит крыса-полковник. И, закованный в броню своего высокого чина, жалованного ему конгрессом, полковник возвращается к своему "Майти Майту", залезает в него и уезжает, увозя с собой обескровленного младшего капрала.

"Майти Майт" крысы-полковника срывается с места, оставляя на дороге следы покрышек – столько проговорили, а он даже подвезти меня не захотел.

– Так точно, сэр! – говорю. – Как все хорошо сегодня, сэр!

Война продолжается. Бомбы продолжают падать. Маленькие такие бомбочки.

Часом позже водитель 2,5-тонного грузовика бьет по тормозам.

Я забираюсь в кабину к водителю.

Всю дорогу до Фубая, подскакивая на выбоинах, водитель грузовика рассказывает мне об изобретенной им математической системе, с помощью которой он сорвет банк в Лас-Вегасе, как только вернется обратно в Мир.

Водитель болтает, солнце садится, а я думаю: пятьдесят четыре дня до подъема.

Остается сорок пять дней до подъема, когда капитан Январь вручает мне листок. Капитан Январь что-то мямлит насчет того, что он надеется, что мне повезет, и убывает на хавку, хотя время вовсе не обеденное.

Бумага приказывает мне явиться для прохождения службы в качестве стрелка в роте "Дельта" первого пятого, нынешнее место дислокации – Кхесань.

Я прощаюсь с Чили-На-Дом, Дейтоной Дейвом и Мистером Откатом, и говорю им, что я рад стать хряком, потому что отныне мне не надо будет сочинять подписи к фотографиям с проявлениями жестокого отношения, которые они только прячут в папках, и не придется больше врать, потому что теперь-то служакам угрожать мне нечем. "И что они сделают – во Вьетнам пошлют?"

Дельта-шестой решает помочь Ковбою, и я получаю назначение в его отделение на должность командира первой огневой группы – заместителя командира отделения – пока не наберусь достаточно полевого опыта, чтобы командовать своим собственным стрелковым отделением.

Именно так.

Я теперь хряк.

ХРЯКИ