Право выжившего - Рясной Илья - Страница 7

Гвоздь недовольно вскинул бровь.

— Это не я так думаю, — поспешно поправился Матрос. — Это все так думают. Знаешь, поговорка в ходу: если ты такой умный, то почему такой бедный?

— Да?

— А чего. Сейчас только баксы в цене. Остальное — разговоры в пользу бедных… Дела, Гвоздь, крутые впереди.

— Какие?

— Сучье племя на место ставить…

У Матроса последний год состоял из черной череды проблем и поражений. И развести возникающие ситуации он был не в силах. Гвоздь, с его связями, жесткостью и авторитетом был для него спасательным крутом.

Гвоздя и Матроса связывали давние и крепкие нити. Ведь пятнадцать лет назад именно Гвоздь открыл это «молодое дарование» — Толю Дугина.

Кроме того, чтобы воровать или руководить братвой, уметь играть в карты и знать воровские законы, настоящий вор еще обязан неустанно заботиться о подрастающем поколении.

Эта задача всегда считалась одной из важнейших. Те, кто способствовал притоку молодежи, распространению традиций и идеологии воровского мира, пользовались всегда наибольшим авторитетом. Среди воров действительно было немало хороших педагогов. Для измотанных вечно пьяными родителями, семейными скандалами, недоедающих бесприютных детей из трудных семей они порой становились отцами родными. Многие искренне считали, что делают для своих подопечных благое дело и наставляют их на путь истинный. Но бросали они пацанов в адский водоворот, где те обречены были до смерти вращаться в заколдованном круге этапов, СИЗО, зон, воровских малин, все новых и новых лихих дел.

Живет рядом с вором отчаянный мальчишка, не вылезающий из детских комнат — не оставь его без внимания, прикинь, выйдет ли из него толк. Подкорми, присмотрись, подведи к делу, проверь. Глядишь, и придет вскоре на зону новый волченок с хорошей рекомендацией — мол, наш человек, программные цели и задачи «общества честных арестантов» разделяет. Именно так и попался на глаза Гвоздю, как раз находящемуся на воле между двумя отсидками, Матрос — тогда ему было пятнадцать, и приводов в милицию он имел не меньше, чем двоек в дневнике, а двоек у него было немало, ибо прилежностью в учебе он не отличался. У дворовой шантрапы он пользовался славой психа, в любой драке поражавшего бешеным безумием. Кличку Матрос он получил, потому что по малейшему поводу рывком рвал рубаху на груди.

Блатные премудрости Матрос впитывал от Гвоздя как губка. Вскоре он бойко рассуждал о том, что «сук и стукачей надо мочить» и готов был подписаться на что угодно.

В те годы воры занимались тем, чем и должны были заниматься — воровали. Гвоздь к работе относился добросовестно. Со своими помощниками он гастролировал по всему Союзу. Некоторые квартиры выпасали по два-три месяца, вели наружное наблюдение за хозяевами, определяя распорядок дня, тщательно разрабатывали планы. Народные артисты, заведующие торгами, ректоры институтов и цеховики — кто только не становился жертвами команды Гвоздя. Матрос тоже стал колесить вместе с паханом. Шел по проторенной дорожке. Стоял на стреме. Пас хозяев. Добывал информацию. Рос, мужал, как начинающий вор. Для продолжения образования пора было уже и на зону. Впрочем, Гвоздь порой задумывался, а не ошибся ли он в выборе крестника, на воспитание которого убито столько сил. Матрос был слишком нервным, агрессивным, нетерпеливым. С таким темпераментом хорошо гоп-стопничать, брать, нацепив чулок на лицо и зажав в потной руке ствол, квартиры, грабить людей на больших дорогах. Вор должен обладать терпением и стремиться взять не столько нахрапом и силой, сколько умом и знанием множества воровских премудростей.

Опасения Гвоздя оправдались, когда Матрос получил свой первый срок. Сел он не по благородной статье — за кражу, как рассчитывал пахан. И даже не за грабеж, что на худой конец сошло бы. Сел за вульгарную «хулиганку» — по двести шестой статье. С кем-то сцепился, кого-то подрезал, расколотил какую-то витрину — позор на седины учителя! Так что пришел в воспитательно-трудовую колонию Матрос бакланом — то есть осужденным за хулиганство.

После этого пути-дорожки пахана и воспитанника разошлись, хотя иногда и сходились в самых неожиданных местах. Из ВТК Матроса за дурной нрав перевели во взрослую колонию. Выйдя оттуда, получил новый срок — уже за грабеж. В пересыльной тюрьме встретился с Гвоздем. Матрос к тому времени стал «козырным фрайером», то есть человеком не последним. Следующий раз пересеклись в колонии строгого режима, куда Матроса перевели из другой зоны. Через два месяца Матрос вышел с малявой от пахана к братве в родном городе — в ней предписывалось оказать честному члену «общества» всяческое содействие. Это было в девяносто третьем году, и таким образом Матрос очутился в группировке «химмашевцев» под предводительством Володи Золотого.

Начинал Золотой с плешки у парка культуры и отдыха.

Было как раз время «полусухого закона» — водка и вино перекочевали с прилавков магазинов на спекулянтские пятачки.

Естественно, двинула туда и братва с требованием к спекулянтам: «Делитесь, фраера». Затем Золотой организовал подпольный водочный цех, успешно проработавший два года и так же успешно накрытый милицией. Впрочем, Золотого это не слишком расстроило. К тому времени он уже сколотил из отпетых уголовников, уличной шпаны и спортсменов района завода «Химмаш» приличную шайку, принялся за кооперативы, влез на рынок радиодеталей. С рекомендациями Гвоздя Матросу было обеспечено хорошее место в группировке. Он начал отвечать за девочек в районе площади у трех гостиниц — «Интуриста», «Юбилейной» и «Волны».

Спокойствия в городе не было. Звучали выстрелы и взрывы. Так за год до выхода из зоны Гвоздя подорвался в своем «Ниссане» Володя Золотой. Кто начинил его машину двумястами граммами тринитротолуола, так и осталось тайной.

Грешили на службу охраны одного из Московских банков, который Золотой решил кинуть.

Группировка «химмашовцев» начала трещать по швам. Пошла борьба за власть. Среди прочих на вершину пирамиды пытался влезть Матрос со своим приятелем Киборгом — чемпионом России по культуризму. Пока между противоборствующими силами поддерживалось равновесие, но довольно хрупкое. Дело шло к крови. Матрос был не дурак и понимал, что шансы на победу у него не особенно велики. А в случае проигрыша, учитывая «любовь» к нему конкурентов, перспективы проглядываются неважные — венки, похороны, постоянные свежие цветы на могиле и заверения покарать убийц в устах тех, кто этих же убийц и посылал. Тогда у Матроса возникла идея — призвать на правление Гвоздя.

Помимо внутренних противоречий были у «химма-шевцев» и серьезные разногласия с конкурирующими фирмами. Так в городе удавкой задушили и сбросили в пруд с бетонным кубиком на ногах воровского положенца Тему Дурака — постарались отмороженные из новых гангстеров, которые сперва убивают, а потом думают. И то, что за Тему Дурака перестреляли с полдюжины человек, положения не изменило.

Город стал пользоваться славой края беспредела. На смену воровским понятиям приходили законы джунглей. Кто только не стриг теперь купоны и не наводил свои порядки. Дзюдоисты и боксеры сколачивали свои команды. Уличная шантрапа, еще вчера бившая друг другу физиономии, чтобы «исходили по нашей улице», подалась в рэкет. Не отставали от них бывшие военные, сотрудники МВД, «афганцы» — эти с самого начала поставили себя круто, так что к ним лезть боялись все, даже самые отмороженные. Частные охранные структуры тоже все больше начали напоминать бандформирования. А что уж говорить о национальных общинах — дагестанских, азербайджанских, чеченских?! Всем хотелось урвать свой кусочек пирога, и желательно побольше. Можно откусить и от чужого куска — на то он и беспредел, чтобы не вспоминать о правилах и традициях. «Крыши», «кидки», финансовые аферы, дележ кредитов, уличный рэкет, а кроме того, привычные кражи и разбои, наркотики, торг оружием — чем только не занимался преступный мир в полу-торамиллионном городе. Жизнь кипела, как лава в просыпающемся вулкане.