Ловушка для олигарха - Рясной Илья - Страница 46

Вот под ручку прошли еще двое, низенькие, при галстуках и похожи друг на друга, как братья. Один — бывший министр иностранных дел, страдающий таинственным психическим заболеванием, — он до печенок ненавидел всех без исключения союзников России и в кулуарных беседах призывал западных партнеров отбомбиться по ним побыстрее. К сожалению, эти мечты начали сбываться, когда коварная стихия выкинула его из кресла министра и зашвырнула в вице-президенты английской игрушечной фирмы.

Второй — тоже известный дипломат Валерий Котиков. Он был одним из руководителей в Администрации Президента, а позже послом в Монако — самом маленьком государстве мира площадью меньше квадратного километра. Прославился тем, что под крышей Администрации Президента организовал на одной из штаб-квартир притон для голубых, что выплыло наружу. И во время круиза Большого Папы по реке Волге за эти фокусы по высочайшему повелению он был выброшен за борт охранниками, и по тому же повелению потом милостиво извлечен обратно. Он обтек, подсох и поехал послом в Монако, где разродился кляузой на весь Кремль в форме мемуаров. Сегодня снова в тусовке, ему все простили, и он вращается наверху, на небритой физиономии вечно озабоченное мировыми проблемами выражение, а глаза жадно шарят по атлетическим фигурам охранников.

— Привет, старина! — бросился я к знакомой тощей фигуре.

«Старина» отшатнулся, не узнав меня.

— Тебе чего? — недружелюбно мазнул он по мне неприязненным взором.

Я взял его за руку, притянул к себе и растревоженной гадюкой грозно прошипел:

— Ты чего, придурок, не узнал?

«Придурок» скривился, как будто съел ложку крысиного помета, и прошептал:

— Тим?

— Для тебя я сейчас Витя. Понял? — продолжал шептать я ему мило на ушко, ловя на себе сочувствующие и завистливые взгляды гомиков — они завидовали чужому счастью. Двое нашли друг друга, и бурная ночь любви им обеспечена.

— Понял, — прохрипел он. — Но тебя же ищут! Я по телеку видел.

— Вовчик, забудь, если не хочешь погибнуть насильственной смертью, — хмыкнул я.

— Хорошо, — прошептал Вовчик, явно не желая погибать от пули или кинжала. Он меня боялся, как чумы. Достался он мне от знакомого — бывшего опера КГБ, выкинутого из конторы еще в девяносто первом. И Вовчик успел оказать мне немало неоценимых услуг.

— Ну так делай вид, что рад мне.

Он жестянно натянуто улыбнулся.

— Пошли, хряпнем шампанского, — предложил я, Долго уговаривать его не пришлось. Он был халявщик болезненный.

Вовчик в свое время, когда еще учился на журналистском факультете в МГУ, промышлял у Большого театра и на Пушкинской. Приторговывал порнографическими кассетами специально для голубых, организовывал интимные встречи, сводил людей. Поговаривают, в безденежные времена подрабатывал проституткой вместе с прогремевшим в свое время Леликом — воздушным существом двадцати лет, который предлагался солидным мужам на Пушкинской, отдавался им на их квартире, а под утро долбил утюгом по голове. Умудрился приголубить насмерть троих, в числе которых были подполковник милиции и секретарь райкома комсомола. Вовчик же одно время занимался схожими вещами, только пользовался не утюгом, а водкой с клофелином. По этому поводу был завербован в КГБ, неистово стучал.

Голубые тех времен поголовно стучали в КГБ. Статья, по которой голубым полагалась решетка, сильно подстегивала стремление к сотрудничеству. А для госбезопасности интерес тут был прямой, поскольку голубые во всем мире — это сила. Среди них и власть имущие, и крупные бизнесмены. Ну, а уж советских диссидентов тех времен взять — так из них половина особей мужского пола наедине с собой перед зеркалом сарафанчики примеряли.

С приходом гласности Вовчик написал несколько статей — воспоминания, как его заставляли стучать, забыв упомянуть, в какой среде. Он хотел слезть с крючка, а засел на него еще глубже. Только работал он сегодня не на спецслужбы, а на меня,

Сейчас Вовчик заведует отделом морали и нравственности в популярном еженедельнике.

— Давай прогуляемся, — я покрепче взял его под локоть. — Покажешь князей.

— Каких князей?

— У кого кровя голубые.

— А тебе зачем? Решил тоже…

— А в пятак?

— Ладно, понял… Вон, содержательница сети бутиков… Розовая насквозь.

— Ясно.

— Вон адвокат, Из конторы, что расположена у Кремля. У него в конторе даже потолки голубые. Вон известный киноартист, ты его знаешь. Играет героев-любовников, а на деле — сам любовница… Танцор… — представлял он, кивая,

Знал он абсолютно всех.

— Танцор? — заинтересовался я. — Бландинц?

— Нет. Чапчиков.

— А Бландинц? Его на такие тусовки не допускают?

— Уж его не допустишь, — засмеялся Вовчик. — Нет его сегодня… Вон его последний любовничек — художник Ростик Кадлюгин. Хмурый, как туча. Я к нему подошел, насчет Бландинца спросил — чего в последнее время тот нигде не появляется. А Ростик, ох, что он мне сказал, — журналист зарделся.

— Что?

— Обругал. За ним не водится. Ростик — мальчик впечатлительный, но не грубый.

— А чего нервничает?

— Я думаю, что-то разладилось. И Бландинц от него свинтил.

— Куда?

— В загул. У него бывает. Погода скачет и скачет. В такую погоду танцора тянет на романтику. Представляешь, встречи при Луне. Дрожащий голос любимого. Сеновал, — расписывал Вовчик, заводясь.

— Значит, Бландинц и раньше пропадал?

— Бывало пару раз.

— Познакомь меня с Ростиком.

— Зачем?

— Делай, что говорят, — я незаметно вытащил стодолларовую бумажку и сунул в карман Вовчику. Он ощупал, ощущая достоинство купюры кончиками пальцев, и довольно улыбнулся. И мы отправились к Ростику — рослому, красивому, в желтом пиджаке и зеленых брюках молодому человеку.

— Я поклонник вашего искусства. У вас такие чувственные картины. Ну такие, — от избытка чувств я с трудом подбирал слова.

— Не колышит, — коротко ответил Ростик.

— Что? — удивился я.

— Не колышит, что они вам нравятся. Они всем нравятся, — он начал отворачиваться.

— Вы не пробовали писать портреты? Вам бы удался портрет Бландинца. Какой прыжок. Какая динамика.