Похищение на бис - Хмелевская Иоанна - Страница 50

Аня долго вглядывалась в видоизмененную физиономию, потом пустила листок по рукам.

— Это он, я уверена Скажу сразу, чтоб потом не забыть, — он у меня с двумя людьми ассоциируется. Лысого я помню по процессу, выступал в качестве свидетеля, второстепенного, фамилии я, конечно, не помню, но есть в деле. С другой стороны фамилию и имя Зенон Стемпень я встречала при сходных обстоятельствах, тоже свидетель, тоже малозначимый. Не могу сказать, один и тот же это человек или двое разных, а вот процесс проходил лет восемь назад, и слушалось дело о примитивном убийстве. Обвиняемый звался Пушок и именно поэтому и запомнился. Представьте себе, вовсе не кличка, а самая настоящая фамилия, а если учесть, что пушок был под два метра ростом, весил двести килограммов и имел физиономию недоразвитого гиппопотама, то забыть его просто невозможно. И имечко ему досталось редкое — Божидар, думаю, вы его отыщете в архиве и что-нибудь накопаете насчет свидетелей. А вдруг этот рыжий чистильщик и в самом деле Зенон Стемпень и в деле найдутся данные свидетелей? А Пушок, должно быть, еще сидит.

— Отлично! — восхитился Беляк. — Прямо завтра кого-нибудь отловлю, это действительно шанс! Жаль, что свидетелей не фотографируют.

— Позвольте обратить ваше внимание, что свидетели и так как можно скорее сматываются с места происшествия, — осторожно заметила я. — А так удирали бы еще быстрее.

Беляк, вставая, посмотрел на меня с укором.

— Да, вот еще! — вспомнил Конрад. Беляк сел на место. — Обе Вжосяк… Я с дочкой одной из них сдружился, Фирка ее зовут, от какого имени — не знаю, Фирка и Фирка… Она мне рассказывала, что клиентки напропалую сплетничают и делятся слухами и с мамой, и с теткой, чуть ли не всю свою жизнь пересказывают, советуются, мужьям и любовникам косточки перемывают. А они обе, и мама, и тетя, каждая в отдельности, все Кларе передают. Клара умеет и молчать, и слушать, может, притворялась, что слушает, но думаю, все же не притворялась. А вот что дальше с этим делала, и предполагать не хочу.

— Даже подумать страшно, — мрачно подытожил Витек пророческим тоном.

Беляк смог, наконец, удалиться.

Показания потерпевшей, крайне скупые и полные противоречий, в конечном счете полностью совпали с рассказом Баула, с той только разницей, что по вопросу оторванного уха пострадавшая дама всячески пыталась затушевать собственную вину, в чем, надо сказать, не очень преуспела. По всей вероятности, она здорово поцарапала Лохмача, поэтому не удивительно, что он живо расстался со своими салонными манерами. Баул на такую ерунду даже не обиделся.

Это была первая информация, дошедшая до нас на следующий день. Привезла ее Аня. Незадолго до нее Витек привез Малгосю, которая по пути запаслась едой. Мой дом явно превращался в некое подобие генерального штаба или, если угодно, малины нетипичной шайки, а хозяйка сего заведения совсем забыла о существовании таких объектов, как магазины. Хорошо, что я смогла еще приготовить из полученных продуктов весьма оригинальное блюдо, состоящее из сосисок, белой колбасы, целой банки хрена со сметаной и ни с того ни с сего белой и красной фасоли. Все это могло спокойно стоять на малом огне и потихоньку подогреваться.

Аня успела посекретничать с Беляком, и у нее хватило совести без промедления поделиться с нами полученными знаниями.

— Оказывается, Пушка запомнили все, кто имел хоть какое-либо отношение к тому делу, — сообщила она, не скрывая своего удовлетворения. — В основном благодаря сказанному одним из свидетелей, а именно: «Пушок на этого барана свалился и раздавил в лепешку». Сопоставление Пушка с лепешкой из барана стало для всех настоящим потрясением. И вообще, двухсоткилограммовый пушок — то еще чудо природы. Дело сразу же нашлось.

— И что? — поторопила Малгося.

— Определенности пока нет. Зенон Стемпень действительно давал показания, и все его персональные данные в деле имеются, но никто не помнит, как он выглядел. Других свидетелей тоже никто не запомнил, и неизвестно, кем мог быть тот лысый с кудряшками. Будут искать, начнут с Пушка, кстати, ему осталось сидеть уже всего ничего, вот-вот выйдет, а Стемпень давно адрес сменил, так что придется попотеть.

Малгося расстроилась.

— Общественность, можно сказать, костьми ложится, а им все мало?

— Если бы не это проклятое ухо, я бы пальцем не пошевелила, — сердито заявила я. — Делать мне больше нечего! Первый раз за два года организовала бридж.

Витек тут же предположил, что во всем виноват бридж, причем объяснениями он себя утруждать не стал. Малгосю больше заинтриговало мое отношение к ушам, ведь слуха у меня все равно нет, так что же так беспокоиться?

— Мне же ухо отрезали, забыла? Ну, оторвали, какая разница?! Ты что, прессы не знаешь? Сейчас же раструбят, что Хмелевская осталась без уха, и меня тут же начнут всюду приглашать, а мне, между прочим, не до того. И вообще, я серьги сроду не носила! И пусть знают все эти человекообразные, что у меня ничего не отрезается и не отдирается, а то им хуже будет, пусть Беляк что хочет делает, а я этого так не оставлю!

— А то тоже им чего не то отрежешь?

— Разбежалась. Я похлеще Баула брезглива и кочергой до них не дотронусь! Но назло выродкам опять бридж устрою!

Как ни странно, но присутствующие даже не усомнились, что это будет страшная месть.

— А еще Лохмач зашевелился, — сказала Аня, с интересом прислушиваясь к моим мстительным планам. — Не выдержал у той старушонки на Служевце и мотается по городу со многими остановками, проверяется, нет ли хвоста. А хвост ждет не дождется, чтобы что-нибудь выпил, а то рассекает на своем драндулете, но Лохмач пока держится, только кофе дует да минеральную воду…

— Осторожный, зараза, — похвалил Витек.

— На абы что его брать не собираются, ждут, может обнаглеет и заглянет к рыжему чистильщику.

— Если он вообще знает, где его искать.

— Ну как-то же они должны связываться? — констатировала Малгося. — Хотела бы я знать, куда Наталка с Конрадом подевались, а на самом деле меня Клара интересует. Где она, что с ней происходит?

— Прямо не знаю, что и сказать, — смутилась я. — Не нравится мне это все… к телефону не подходит…

— Может, домой к ней съездить?

— Без толку, не откроет, сделает вид, что нет никого. Так уже было, правда, давно, чуть в алкоголизм не впала.

— Не впала?

— К счастью, нет, выбралась.

— А из-за чего впадала?

— Начала впадать. Из-за мужика, ясное дело, но кого именно, я не знаю.

— Так, может, и сейчас?

— Версия интересная, вот только из-за кого? На гада Болека ей плевать, Конрад — даром не нужен, так кто тогда? Лясковский? Он в больнице…

— Вроде уже вышел?

— Валялся долго и сейчас еще полуживой…

— Лясковского нет, Флоры тоже нет, прямо простой какой-то, — скривился Витек.

Аня шмякнула на стол стакан с чаем, едва его не разбив.

— Простой! Я, конечно, в следственном не работала, но это все из-за тебя, — укоризненно обратилась она ко мне, — ассоциация… Рыжий чистильщик и Лохмач тоже простаивали…

Над столом будто искра пролетела.

— Ты серьезно думаешь, что они как-то связаны?

Уж больно невероятным казалось сочетание элегантных, чуть было не сказала — симпатичных, похитителей с примитивным громилой, отрывающим уши. Идея, конечно, красивая, но уж очень маловероятная. Шутки шутками, но даже у шуток есть свои границы.

— Мокрая сила для грубой работы… — неуверенно пробормотал Витек.

Поправиться он не успел — с улицы долетели разнообразные звуки. Сначала заглушаемый двигатель, потом лязгнула калитка, стук в дверь и шаги. Из прихожей появились Наталка с Конрадом.

— Калиткой хлопнули, — огорчилась я.

— Ничего, попищит и перестанет, — утешила меня Малгося.

— Ой, а этого, у которого дядя столяр, нет? — в свою очередь расстроилась Наталка вместо «здравствуйте».

— Занят, — хором ответили присутствующие.

— Я только что узнала… — начала было Наталка, но засомневалась, садиться ли. — Может, я что-нибудь сделаю, чай, кофе, чтобы для всех, а то мне неудобно…