Тарантул (худ. А. В. Яркин) - Матвеев Герман Иванович - Страница 25

— Николай Васильевич, а вы где работаете? — спросил мальчик.

— Я, милый мой, механиком работаю на большом судне. Подожди, кончится война, возьму тебя к себе, и пойдем колесить по земному шару. Ты бы хотел стать моряком?

— Мишка хочет моряком записаться.

— Какой Мишка?

— Мишка Алексеев. Я приведу его как-нибудь.

— Ну что ж, приведи. Если он вроде тебя, возьму…

— Он лучше, чем я… Он у нас главный начальник… — Степка запнулся, сообразив, что выбалтывает секрет.

Ванна у Николая Васильевича была большая, широкая. Они залезли оба, головами в разные стороны, и долго сидели в горячей воде. Все лицо у Степки покрылось крупными каплями пота, он разомлел, распарился и незаметно уснул.

23. Ликвидация круга

Уже небо посветлело, когда майор уехал с арестованными. «Круг однорукого» оказался разомкнутым, и нужно было действовать без промедления, пока у врагов не появилось подозрений.

Бураков проводил майора и вернулся в дом попрощаться с хозяйкой.

— Валя, я должен идти, — с грустью сказал он, усаживаясь на стул. — Много работы. Большое вам спасибо…

— К чему благодарности? — перебила она. — Я вас скорей должна благодарить. Я себя чувствовала сегодня на передовой линии. Вообще я сегодня многое поняла, чему раньше не придавала значения. Скажите… они очень опасные люди?

— Да. Один какой-нибудь… вот, например, этот однорукий, стоит эскадрильи бомбардировщиков.

— У вас очень интересная работа, — с завистью сказала она. — И опасная.

Бураков поднялся.

— Опасная?.. Да. Интересная?.. Как и всякая другая, если к ней относиться добросовестно… Потом как-нибудь поговорим.

— Вы любите это словечко: «потом». Он с сожалением протянул ей руку.

— Увидимся, надеюсь… Разобьем немцев и тогда наговоримся. Не забывайте меня.

Мишка сидел на лавочке, закутанный в громадный тулуп, рядом с дежурным по улице, с которым час назад нарочно затеял ссору. Они давно помирились, тем более что мальчик догадался извиниться за свое озорство, чем сильно расположил к себе доброго старика. Теплый тулуп дед принес из дома, когда увидел, что мальчик не собирается уходить и милиционеры, пришедшие с ним, относятся к нему благосклонно. Зачем они пришли и что делают на улице, дежурный не интересовался. Любитель-пчеловод, он рассказывал своему новому знакомцу о пчелах.

— Пчела — очень справедливое насекомое. Вот, к примеру: если какая беда стряслась, пчела не станет рассуждать, кому в бой кидаться. Всадит свое жало, даром что после этого погибнуть должна… Себя не жалеет. Они очень даже общественные.

Из переулка вышел Бураков с тремя красноармейцами. Мишка узнал его по походке, выскользнул из тулупа и, не дослушав старика, побежал навстречу.

— Товарищ Бураков, все в порядке. Он дома сидит, никуда не ушел. Я сам дежурил.

— Здравствуй, Миша. Ты про кого говоришь? — А про этого… про шофера.

— Жена его дома сидит, — это верно. А сам он давно ушел.

— Да нет… Я вам головой ручаюсь, что тут…

— Не ручайся никогда головой. Шофера уж с полчаса как увезли. Где лейтенант милиции?

Озадаченный таким ответом, Мишка привел Буракова к забору, где спрятался лейтенант. Все вместе они поднялись на крыльцо и постучали в двери.

Жена шофера, уверенная в том, что это вернулся ее муж, сразу открыла дверь и, увидев милицию, обомлела.

Во время обыска она неподвижно сидела на табуретке около печки, придерживая рукой за ошейник собаку, и на все вопросы отвечала:

— Я ничего не знаю.

Когда Бураков с красноармейцами спустили с чердака радиостанцию, смонтированную в двух чемоданах, оружие, пакеты со взрывчаткой, она заплакала.

К вечеру весь «круг однорукого», все названные им лица находились под надежной охраной. Захвачены были радиопередатчик, оружие, шифр, чемоданы с ракетами и адскими машинами. Следователи допрашивали арестованных, и они, прижатые к стенке вещественными доказательствами и известными фактами, махнули на все рукой и сознавались.

Дело подходило к концу. Особенных сюрпризов ждать не приходилось, и майор, проделав эту невероятную по напряжению работу, решил отдохнуть. Он буквально валился с ног от усталости и бессонных ночей;

Кроме того, хотелось повидать родных. Майор набрал номер телефона.

— Алло! Это кто? Мама… Собираюсь к вам приехать… Замучился. Ну, конечно, переночую. Николай дома? Спит? Почему? Хорошо, потом расскажешь. Я выезжаю минут через десять.

24. Борьба предстоит еще долгая

Проснулся Степка на мягком диване и долго не мог сообразить, как он попал в эту незнакомую, хорошо обставленную комнату.

На стуле около дивана он увидел аккуратно сложенную одежду и сначала не признал ее. Вымытая и выглаженная рубашка с новой заплаткой на рукаве совсем не походила на ту, что он снял вчера. Пушистый халат, надетый вместо белья, кое-что напомнил, и постепенно в памяти начали восстанавливаться последние минуты перед сном, а дальше все тонуло в какой-то черной пропасти, вроде той, куда он провалился, потеряв сознание при взрыве бомбы.

Перед тем как проснуться, слышал он знакомые голоса.

— Вот он, полюбуйся, — сказал один знакомый мужской голос.

— А ведь я его знаю, Коля, — сказал другой и тоже очень знакомый голос.

— Ты всех знаешь…

— Знаю. Степаном зовут.

— Точно. Степан Григорьевич Панфилов.

— Беспокоился я за него. Ну, пускай спит.

Это было все, что мог вспомнить Степка после пробуждения. Вероятно, разговор этот ему приснился, подумал он.

В квартире стояла тишина. Небрежно задернутые шторы пропускали широкую полосу дневного света. Степка решил, что времени еще немного и он успеет засветло вернуться домой и застать мать.

Скрипнула дверь, и на пороге показался улыбающийся, чисто выбритый, в форменном кителе и домашних туфлях Николай Васильевич.

— Ну что, проснулся, Степан Григорьевич?

— Ага! Проснулся, — потянувшись, сказал Степка и спустил босые ноги с дивана.

Его новый друг, шлепая туфлями но полу, подошел к окну и распахнул шторы.

— Погодка сегодня хорошая! Больше не хочешь спать?

— Нет. Я выспался.

— А то бы еще соснул, для ровного счета, денек.

— Надо домой. Наверно, уж поздно.

— Ты хочешь сказать, — рано?

Степка внимательно посмотрел на механика, стараясь угадать, шутит он или говорит серьезно. Его новый друг имел привычку шутить в самые трагические моменты, как это мальчик понял еще в подвале, и говорить улыбаясь о серьезных вещах.

— Который теперь час? — спросил Степка.

— Скоро восемь.

— Как это восемь? — недоверчиво сказал он, покосившись на окно. — В восемь часов темно уже нынче. Нет, верно, Николай Васильевич, сколько времени?

Вместо ответа механик достал из кармана часы и показал их мальчику. Стрелки показывали без десяти минут восемь.

— Знаешь, милый мой, сколько ты спал? Сутки. Да, да — ровно сутки, — от утра до утра. Я тоже не отставал. С маленьким перерывом столько же провалялся на кровати. Ну, идем чай пить.

Степка стал одеваться, а Николай Васильевич, закурив папиросу, развалился в кресле напротив.

— Сколько же ты во сне немецких шпионов поймал? — неожиданно спросил он.

— Каких шпионов?

— Немецких. Парашютистов или ракетчиков, — я не знаю, как они называются. Это ведь по твоей специальности…

— А вы… Я не знаю, про что вы говорите, — сказал Степка краснея.

— Да ты же во сне кричал на весь дам: «Держите их! Держите ракетчицу!»

— Не думаю, — невозмутимо сказал мальчик. — Не имею привычки кричать во сне.

— Вот одного только не могу понять… Как это ты, старый чекист, вместо того чтобы ракетчиков ловить, в подвал попал? А между прочим, пока мы с тобой в подвале сидели, твой приятель Мишка действительно поймал настоящего шпиона.