Евпатий Коловрат - Ряховский Василий - Страница 18

Батый чуть вздернул правую бровь. Мгновенно затихла музыка, и танцовщицы замерли, изогнувшись и заломив в сторону повелителя тонкие руки.

Толмач распластался перед ханом и срывающимся голосом передал ему речь Истомы.

Медленно поднял Батый на боярина свои хищные, ястребиные глаза. И вдруг черная молния сверкнула в его взгляде, переброшенном на Федора.

— Князь, — обратился Батый к Федору, — ты обманул меня, перечисляя богатства Руси. Почему ты не сказал мне о красоте жены твоей?

Потом князь взял из рук муллы пергаментный свиток и показал его Федору:

— Вот наш договор. Я оставлю его у себя до тех пор, пока ты не приведешь ко мне в шатер жену твою. Хочу посмотреть на ее красу.

Федор медленно встал с ковра. Лицо его было белее снега, глаза же метали молнии.

— Хан, — глухо проговорил он, — не пристало тебе менять слово свое ради клеветы неразумного.

Батый бросил взгляд на Истому, и у того сразу выскочил из головы хмель.

Почувствовав, что еще можно отвратить беду от родной земли, Федор подавил гнев и обиду, попытался улыбнуться:

— Обманул тебя мой вотчинник, хан, и за этот обман я взыщу с него полной мерой. Прекрасны, как звезды тихой ночью, твои жены, и только их песни усладят твой слух.

Ополоница задрожал, услышав голос Федора. Понял он, что только ради любви к земле своей мог пойти его воспитанник по пути смирения.

Но хан бросил свиток в жаровню с пылающими углями, пергамент затрещал, искривился и вспыхнул желтым пламенем.

— Ты обмануть меня хочешь! — сказал он в лицо Федору. — Я могу послать за твоей женой мои войска, потому что нет предела моим желаниям. Но мне над, чтобы ты сам привел свою Евпраксию в мой шелковый шатер. Я сказал!

Федор вытянулся подобно струне:

— Не пригоже нам, русским людям, водить жен своих к поганому хану на бесчестье! Вот когда одолеешь Русь, побьешь нас, тогда и женами нашими владеть начнешь!

И бросился на хана с поясным ножом. В шатре раздался визг пленниц.

Мгновенно угрюмые ханские военачальники встали между князем и Батыем. Двое из них тут же упали под ударами князя, но третий занес на головой Федора кривой ятаган.

Протрезвевший Истома Тятев понял, что предал не только князя, но и Русь, заслонил его грудью и пал мертвым на ковер.

Началась сеча.

Ополоница не смог сразу защитить Федора: к нему бросился мулла и повис на его руках. Ополоница сжал горло старика, под пальцами хрустнули кости, и отбросил тело погибшего в сторону.

Федору грозила верная гибель. Тогда опытный по шатровому бою Ополоница мгновенно загасил светильники. Во тьме все перепуталось. Федор все сбивал ножом противников и рвался в сторону хана. Ополоница обнажил спрятанный под плащом короткий меч и ударил туда, где, по примете, было больше всего татар. Раздался вой и хрип. Продолжая разить скучившихся татар, Ополоница поймал левой рукой локоть Федора и потянул к себе:

— К выходу княжич! Прорубайся в мою сторону!

И понял в ту минуту старый воин, что совершил непоправимую ошибку: по голосу татары нашли его, и сейчас по плечу косо полоснула сабля. И хоть сбил Ополоница своего врага, но услышал сзади себя вскрик Федора и его подавленный стон.

В шатер, впуская острые потоки холода, врывались все новые и новые толпы татарских воинов. Не различая во тьме своих от русских, татары рубили и резали всех подряд.

Ополоница сумел отыскать на ковре Федора и оттащить его к стенке шатра. Федор еще дышал и крепко держался за руку пестуна. Но когда Ополоница прорубил шатровый войлок и вытащил князя на свежий ветер, Федор вдруг захрипел и свесил голову на плечо.

Ополоница выбрался из шатра с тыльной его стороны. Сбившиеся здесь рабы и слуги не знали, почему началась в шатре сеча и кого им надо бить. Он не обратили внимания на Ополоницу, когда тот, перехватив поперек тело Федора, проскользнул во тьму.

На тихий зов Ополоницы появился верный своему слову конюший. В руках у него были поводья двух оседланных коней.

БИТВА НА РАНОВЕ

Орда снялась и перешла на Онуз через два дня после убиения князя Федора.

Только два дня понадобилось мурзам и военачальникам Батыя на то, чтобы поднять великое множество людей, свернуть шатры и кибитки, погрузить запасы и согнать с пастбищ несчитанные стада. Это означало, что Батый, пируя с послом русских князей и маня его обещаниями мира и дружбы, тайно продолжал готовиться к походу на Русь.

Рязанское войско пришло в движение на сутки ранее, в первое утро, которое не суждено было встретить князю Федору.

Старик конюший, что бежал из орды вместе с Ополоницей, на заре свернул в сторону и попрощался с воином:

— Теки на Русь своим путем, витязь, а мне надо ко князю Юрию. Утром хлынут татары через реку на стан русский — и быть тогда великой беде.

Ополоница посмотрел через плечо на верного человека:

— Иди, друже Жив будешь, поищи меня. Отблагодарю тебя за верную службу.

Известие о гибели Федора застало князя Юрия Игоревича врасплох.

Еще с вечера, радуясь за родную Рязань, читал он письмо сына из орды, приказал даже готовить посольству торжественную встречу…

Печальная весть скоро облетела все концы русского стана. Князья и сотники съехались к шатру князя Юрия.

Совет князей был недолог. Не успело бледное солнце привстать над мокрой и неприютной степью, как в примолкшем стане затрубили трубы сбора, и скороходы-посыльные побежали от княжеского стана во все стороны, поднимая людей.

Князь Юрий почел за благо увести войско из этих глухих, отдаленные мест и дать бой татарам в пределах Рязанской земли. «Дома стены помогут» — думал он, и к тому же не терял еще князь надежды на помощь Чернигова.

Он приказал войску идти новой дорогой, держась лесной стороны Рясского Поля. Дозорные же и пешие воины-мужики рассыпались по обочью пути, чтобы не дать татарам обтечь русское войско и зажать его в кольцо.

Орда двинулась на Русь широко развернутыми полками, как ходила она всегда азиатскими степями и пустынями. Двигаясь так, она захватывала пастбища для своих стад, опустошала огромное количество городов и селений, пополняя в них запасы продовольствия и пленяя все живое.

Но скоро батый и его темники отказались от излюбленного приема: перед татарскими полками встали непроходимые леса. Волей-неволей им пришлось втягиваться в одну линию и двигаться по следам русских.

К тому же подвижные отряды лихих обитателей Дикого Поля, отважных ловчих и лучников-мужиков в первые же дни по выступлении орды на лесные дороги напали на передовые татарские части и нанесли им большой урон.

Князь Юрий навязал татарам свою волю, выигрывая тем время и сохраняя силы.

Переход от Онуза-реки через Челновую и мелкие Рясы к Верде занял свыше двух недель.

Дожди и ледяные ветры заставляли татар и русских рано останавливаться на ночлег и зажигать костры. Иногда с низких волокнистых туч принималась густо падать колючая крупа, леса становились тогда вовсе непроглядными, и русские князья высылали на дозорные заставы двойные смены воинов, опасаясь внезапного нападения врага.

У Рановских Верхов начинались коренные поселения рязанцев. Жители деревень и лесных починков, лежавших на пути движения войска, бросали дома и вливались со своими повозками в княжеские обозы. Многие просили позволения зажечь покидаемые дома, но князь Юрий строго запретил это: лесной пожар сулил неисчислимые бедствия.

Войско обошло Пронск стороной и встало на берегах петлистой Рановы: не дать здесь бой татарам заначило впустить врага в родной дом.

Посланные в Пронск гонцы принесли князю вести о том, что ратные силы с Чернигова не проходили и ни каких посыльных от княжича Ингваря на Рязань до сих пор не было.

Юрий собрал князей-родичей на совет и решительно сказал им:

— Помощи нам ждать неоткуда. Но и не пристало нам казать врагу спину, и оставлять на разоренье наши села и города. Будем биться с татарами тут, на поле за Рановой. Либо ляжем костьми и защитим честь нашу и отчую землю, либо победим.