Евпатий Коловрат - Ряховский Василий - Страница 11

ДОМ «ОКОЛО ВРАТ»

Не успел Евпатий отдохнуть и поговорить с близкими, как на высокое крыльцо дома «около врат» легко сбежал княжий отрок и звякнул в дверное кольцо.

Войдя в горницу, отрок низко поклонился сотнику и в особицу отвесил поклон молодому Евпатию. Был отрок белокур, лицом ясен, и долгая, по колени, льняная рубаха плотно облегала его мужающие плечи и грудь.

— Наказал князь явиться на его крыльцо тотчас же.

Евпатий вопросительно взглянул на сотника и, уловив в глазах отца согласие, встал с прилавка.

— Иду!

Перед высоким крыльцом княжеского терема стояла толпа. Были тут воины, конюшие, кравчие13 гости и дворовые люди. Князь — светлобородый, невысокий, но статный в корпусе и с сильными ногами — стоял опершись на перильце. Он был чем-то недоволен, хмурил золотистые брови, отчего глаза его становились совсем темными. Люди вокруг молчали, потупившись: всем было ведомо, что во гневе князь Юрий пылок и неудержим.

За плечами Юрия стоял его брат Олег Красный с племянником Ингварем.

Олег не походил на своего старшего брата ни цветом, ни ростом. Голова его и борода были темны подобно меху летнего куня, и кольца волос, спадавшие на широкие плечи, отливали чернью. Лицо Олега было бело и сухо, нос тонок и крылат, глаза же серые и выпуклые, подобно очам сокола, молнией обдавали всякого, кто стоял против него. За этот соколиный взгляд, за белозубую улыбку и за богатырскую осанку и прозвали рязанцы молодого Олега Красным.

Ингварь тоже был высок ростом, но тонок в кости, гибок подобно вешней лозе и упруг, как половецкий лук. Его продолговатое темноглазое лицо только начало пушиться легкой порослью бороды и усов. Ингварь считался еще княжичем и ждал от дядьев своих, Юрия и Олега, удела.

Князь Юрий издали заметил фигуру известного на Рязани и по всей Оке воина Евпатия и чуть заметно кивнул ему головой, увенчанной легкой шапочкой, отороченной молодым соболем. Перед Евпатием почтительно расступались именитые люди, и он встал на нижнюю ступеньку крыльца.

— Прибыл? — спросил Юрий.

— Утром пришли водою, княже. Дары тебе мещерского царя сложил в твои кладовые.

— Знаю. Видел. Спасибо за верность, Евпатий. О напасти слышал?

— Осведомлен кратко.

— Черное облако нависло над Доном и Проней. Идут чужеземцы. Они хотят посечь Русь и покорить ее. Биться будем. Тебе же даю я высокое поручение.

Обернувшись назад, князь поманил взглядом молодого Ингваря. Тот выступил вперед и положил обе руки на рукоять меча.

— Пойдешь, Евпатий с княжичем на Чернигов просить рати у свойственника моего и свата — князя Михаила Всеволодовича. Всю Русь против врагов поднять надо. Гибель грозит нам, и остановить беду можно только сообща. Подойди ко мне! — обратился князь к Ингварю и положил ему на плечо маленькую, крепкую руку. — Великую заповедь даю тебе, отрок, и ты ее свято выполни. Не для себя прошу — за Русь умоляю и за Рязань, где погребены твои предки. Помни Чернигов и приведи к нам на подмогу полки князя Михаила. Скажи ему: сгинет от чужеземцев Рязань, не стоять и Чернигову! Пусть памятуют Калку и беду князя Игоря Новгород-Северского. Полки веди сам, опираясь на воина и воеводу нашего, молодого Коловрата. Он твой советчик и твоя правая рука. Ты же, Евпатий, не оставь княжича, помоги ему склонить на братскую помощь черниговцев и заедино собери княжеский побор в наших волостях отеческих — елецких и амченских. В эту грозную годину нужна Рязани каждая лепта.

Евпатий склонил перед князем голову. Рядом с ним встал Ингварь.

Юрий обнял племянника и поцеловал в лоб. Евпатия же перекрестил и, заглянув в глаза, слегка потряс за плечи:

— Ты надежда моя Евпатий. Иди и помни: за тобой Рязань и Русь. Отец твой, сотник, остается в городе, воеводой большой осады…

Юрий говорил торопливо и не давал Евпатию возможности сказать свое слово. Горько тому было уходить в черниговские края от бранной дружины князя, с которой ходил он на Цну и Мокшу покорять мордву, бился под Кадомом с мерей и достигал берегов Волги-реки.

— Знаю все, — словно прочитав мысли Евпатия, сказал князь Юрий. — Хочешь ты занять место в моем полку. Знаю, Евпатий, и сам скорблю, что не буду в час испытаний видеть тебя по правую свою руку. Ты нужен для другого дела. Иди!

И еще раз перекрестил его князь, и при этом скорбь искривила его золотистые брови, в уголках рта дрогнула искренняя печаль.

Евпатий низко поклонился князю, коснувшись пальцами пола, и сошел с крыльца. Плечом он почувствовал при этом сухое и крепкое плечо сошедшего вместе с ним Ингваря.

Выезд был назначен на следующее утро.

С вечера выбрал себе Евпатий коня из табуна, пригнанного из-за Оки. Это был серый, в яблоках, с аспидной гривой четырехлеток, которого он сам по весне объезжал на Княжом Лугу. Потом пригнал коня на спину легкое с алым потником седло.

Из конюшни, передав коня Нечаю, Евпатий прошел вслед за сотником в низкую дверь кладовой, где складывались конская упряжь, оружие.

Здесь Евпатий долго выбирал себе, взвешивая на руке, меч и секиру.

Старый сотник снял со стены круглый половецкий щит, кованный по кругу серебром и чернью, и оглянулся на сына. В его глазах, вдруг ставших большими и светлыми, возник тот облик снисходительной ласки, который был памятен Евпатию с детства: так смотрел на него отец, гордясь и опасаясь за его жизнь.

— Иди и блюди Русь, сын мой, — сказал он опуская глаза. — Пусть меч твой будет крепок и крепка душа. Жену твою и отрока-сына сохраню я.

Он передал Евпатию свой щит.

…В низкой подклети, куда в крохотное отверстие проникал голубой звездный свет, Евпатий долго сидел на краю своей постели. К его плечу льнул Михалко. Мальчик трогал быстрыми пальцами бороду отца, усы и дышал при этом в самое ухо Евпатия. Воин чувствовал нежное тепло сына, слышал, как билось у его груди маленькое сердце.

Белыми руками тянулась к мальчику мать. Евпатий не различал в сумерках лица жены, ему видны были только золотые искорки в ее широко раскрытых глазах.

— Уронишь мальчонку, Евпатий, — шептала Татьяница. — Дай его мне! Ну, отдай же!

Взявши мальчика на руки, она сказала:

— Не хочется мне отпускать тебя в дальнюю сторону, Евпатий. Сердце щемит и сулит долгую разлуку. Как мы без тебя тут будем в такую трудную годину?

— Ворочусь я скоро, лада. В доме родительском никто вас не тронет.

— А ворог придет к Рязани, кто защитит нас без тебя, Евпатий?

— Не пустит ворога к городу князь наш. Дружина его храбрая заступит чужеземцам дорогу.

— Примечали старые люди приметы и говорили на посаде: быть Рязани в разоренье. А что, если приметы те сбудутся?

— Лгут старые люди, голубка. Без примет строилась Рязань, и не приметам повалить ее.

— Не брани старых людей, Евпатий.

— Если подойдет ворог к стенам Рязани, то еще не затупился меч у отца моего. Разве дрогнет в руках его бранная палица?

— Чернигов — путь не близкий! Прогляжу я свои очи, на дорогу глядючи!

— Поспешать я стану. О тебе думать буду. С птицей быстрою пришлю тебе весточку…

Когда под застрехой прокричал старый петух и ему дружно отозвались петухи в других концах города, Евпатий услышал, что старик сотник вышел на дворовое крыльцо и сказал глухим спросонья голосом:

— Коней седлать!

Евпатий вышел из подклети на серый от росы двор. В стойке фыркал и бил нетерпеливым копытом в долбленую колоду конь. Конюший Нечай ворчал, уговаривая коня:

— Не блажи! Кому говорят! Угомонись же ты, волчья сыть! Вот погоди, дальняя дорога жир-то с тебя спустит…

Когда на площади перед царским теремом проиграл рог собора, Евпатий выехал за ворота родительского дома. Следом за ним выехал конюший Нечай Проходец и воин Замятня — серый медведеобразный муромчанин, ратный сподвижник старого сотника.

Перед крыльцом Евпатий сошел с седла и, придерживая левой рукой меч, правой снял с головы тяжелый шлем.