Так начиналась война - Баграмян Иван Христофорович - Страница 37

Как остановить их? Командующий, Военный совет и штаб фронта лихорадочно искали выход. Для общего наступления сил явно недостаточно. Переход к обороне по всему фронту теперь уже не спасал положения. Просить разрешения у Ставки на отвод войск на рубеж старых укрепленных районов? Это казалось преждевременным.

Генерал М. П. Кирпонос принял решение: продолжая активными действиями сковывать главные силы немецкой 6-й армии, усилить удары по прорвавшимся в район Острога танковым соединениям Клейста и тем самым заставить их отказаться от наступления.

Новый боевой приказ был уже готов, когда на КП фронта примчались заместитель командира 12-й танковой дивизии полковник Е. Д. Нестеров и комиссар этого соединения полковой комиссар В. В. Вилков. Оба выглядели подавленными. Они доложили, что 8-й мехкорпус в крайне тяжелом положении. Значительная часть его сил во главе с бригадным комиссаром Попелем сражается в окружении. Корпус понес большие потери, оставшиеся люди вымотаны беспрерывными боями.

Во время этого разговора, при котором присутствовали Пуркаев и я, вошел Вашугин. Мы заметили, как он побледнел, но не придали этому особого значения. Подумали, просто переживает человек за неудачу, в которой и он отчасти был повинен. Никто не мог предполагать, какой это был для него удар. Не дождавшись конца разговора, Николай Николаевич ушел.

А нам предстояло пересматривать все заново. Было ясно, что на 8-й мехкорпус больше рассчитывать нельзя. Командующий приказал вывести из боя уцелевшие его части. Но тогда теряло смысл и наступление 15-го мехкорпуса, тоже истощенного к этому времени до предела. С выводом же этих корпусов резко ослаблялась вся наша ударная группировка. На кого же теперь возлагать задачу разгрома прорвавшихся к Острогу танковых войск противника? Все надежды на армию Потапова. Посильное содействие ей окажут помимо фронтовой авиации лишь 36-й стрелковый корпус и оперативная группа генерала Лукина. Начало перехода этих сил в общее наступление командующий фронтом назначил на 1 июля.

Генерал Кирпонос поручил мне доложить о принятом им решении членам Военного совета. Захватив рабочую карту и свои записи, я направился к Н. С. Хрущеву. Он был необычно грустен и, выслушав мой доклад, без колебаний одобрил намеченные мероприятия. Узнав, что я направляюсь к Вашугину, член Военного совета с горечью сказал:

— Не ходите. Теперь уж не придется ему докладывать. Отвоевался Николай Николаевич…

Вашугин застрелился. Это был честный, бескомпромиссный, энергичный человек, но слишком впечатлительный и легкоранимый. Тяжесть неудач сломила его…

Пока мы раздумывали над тем, как побольше собрать сил для возобновлявшегося 1 июля контрудара, из Москвы один за другим следовали запросы, вызовы на переговоры. Чувствовалось, что Ставка обеспокоена обстановкой на нашем фронте.

Меня вызвал к аппарату заместитель начальника оперативного управления генерал М. Н. Шарохин. В течение нескольких минут телеграфный аппарат выстукивал вопросы: «Что происходит в районе Дубно, Луцка, Ровно? Куда вышли танки противника в этом районе? Где находится Потапов? Где его 15-й стрелковый корпус? Каковы результаты контрудара 8-го и 15-го мехкорпусов?»

Исчерпывающих ответов на все эти вопросы я, естественно, дать не мог. О 15-м стрелковом корпусе сообщил, что он оставил Ковель и отходит на реку Стоход. Успел ли он выйти к реке, пока неизвестно. Контрудар мехкорпусов оттянул на себя значительные силы прорвавшейся на Ровно и Острог вражеской группировки, но в боях 8-й и 15-й мехкорпуса понесли значительные потери. Часть сил 8-го мехкорпуса окружена в районе Дубно. Принято решение вывести эти корпуса в резерв.

Долго еще забрасывал меня вопросами генерал Шарохин. По-видимому, мои ответы не удовлетворили Генеральный штаб. Вскоре на телеграфной ленте появилось:

«У аппарата Жуков. Срочно пригласите к аппарату Кирпоноса».

Михаил Петрович располагал такими же сведениями, что и я. Он лишь дополнил, что 36-й стрелковый корпус переходит к обороне по восточному берегу реки Иква на фронте Збытин, Судобичи, а 14-я кавалерийская дивизия занимает рубеж Кременец, Дунаюв. Жуков спросил, не думает ли командование фронта перебросить в район Кременца и 24-й механизированный корпус, и пояснил:

«Нарком приказал мне передать вам, чтобы вы обратили внимание на обеспечение своих коммуникаций южнее линии Славута, Кременец, так как противник может резко повернуть на юго-запад и пройтись по тылам 36-го и 37-го стрелковых корпусов».

Кирпонос покосился на меня:

— А что я говорил!

(Незадолго перед этим М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев так и не пришли к единому мнению в этом вопросе. Командующий считал, что фашистское командование неизбежно соблазнится перспективой выхода на коммуникации наших 6-й и 26-й армий, чтобы отсечь их от укрепленных районов, расположенных на линии старой границы. А Пуркаев отрицал такую возможность, предполагая, что оно пойдет на все, чтобы прорваться к Киеву. Однако Михаил Петрович все же настоял на выдвижении 24-го мехкорпуса, 195-й стрелковой дивизии и трех противотанковых артиллерийских бригад на рубеж Староконстантинов, Новый Вишневец.)

А телеграф продолжал передавать распоряжения начальника Генерального штаба: «В связи с нарушением границы Венгрией организовать тщательное наблюдение и разведку в сторону Мукачево. Особенно нарком настаивает на закрытии разрыва на участке Луцк, Станиславчик, чтобы изолировать прорвавшуюся мотомеханизированную группировку противника. Одновременно нужно добить ее в районе Острог, Дубно, Ровно. Для этого танковые части Лукина в полном составе бросить в направлениях на Здолбунов и Мизоч. Заставьте Рябышева по-настоящему атаковать, особенно танками КВ и Т-34».

Кирпонос ответил, что почти все свои танковые части Лукин отправил уже на Западный фронт, а мехкорпус Рябышева окончательно обескровлен.

Но Жуков подчеркнул, что Ставка требует главное внимание уделить развитию событий на шепетовском направлении, то есть на участке группы Лукина, и, «разобравшись, дать объективную оценку возможности уничтожения прорвавшейся группировки противника». В конце переговоров Жуков проинформировал Кирпоноса о положении на соседних фронтах. Его оценка выглядела весьма оптимистичной. «У соседа справа (Западный фронт) положение выправляется. Все его части приводятся в порядок: найдены и отводятся на линию старой границы. Минский укрепленный район не прорван, Минск в наших руках… Мехчасти Павлова* четырьмя корпусами сейчас готовятся к разгрому мехкорпусов противника в районе Слуцка. Товарищ Сталин особенно настаивает я требует бить корпуса противника с тыла, отрезая их пути питания. У вас такой случай подвернулся, и на этом можно крепко проучить заносчивого противника».

Заманчивый план, но реализовать его мы не имели возможности. Слишком непосильное бремя свалилось на плечи наших войск с первого дня войны, и оно давило, не давая им распрямиться во весь рост.

Снова застучал аппарат. «Федоренко**, — сообщал Жуков, — выслал вам запасные части к танкам. Проследите за их продвижением».

Эта весть обрадовала генерала Кирпоноса: ведь значительная часть уцелевших старых учебно-боевых машин встала из-за нехватки запасных частей.

Задача, которую в этот день Москва ставила войскам правого крыла нашего фронта, в общем отвечала сложившейся обстановке, но была трудновыполнимой. К этому времени 5-я армия ценой огромных усилий сдерживала натиск противника. Она уже не была способной к широким активным действиям. Необоснованно переоценивались и возможности группы генерала Лукина. Его малочисленные и наспех сколоченные части находились на острие главного удара фашистских войск, и приходилось удивляться, как они еще держатся. Возможно, в Генштабе ожидали, что Лукин бросит в наступление свои танковые дивизии. Но они уже были отправлены на Западный фронт. В распоряжении Лукина оставался один танковый полк. Как он такими скромными силами целую неделю удерживал натиск фашистской танковой лавины? Сколько энергии и решительности потребовало это от командиров! Какую стойкость и самопожертвование проявили бойцы!