Его глазами - Рузвельт Эллиот - Страница 12

Когда меня не отвлекали подобные словесные фейерверки, я размышлял о значении того, что происходило в последние дни. Англичане приехали просить у нас помощи, но держались гордо, почти вызывающе. Наши руководители понимали, что Соединенное Королевство сражается и за нас, за всех американцев; но они были представителями народа, который еще не дошел до ясного, четкого понимания угрожавшей ему опасности. Америка все еще находилась в состоянии перехода от мира к войне. Перед нашими начальниками штабов стояла сложная задача - сопоставить английские и советские требования и обеспечить обеим странам достаточную помощь, чтобы они могли и дальше истреблять нацистов.

События тех дней произвели на меня глубокое впечатление; оно свежо и по сей день. Судьба Америки находилась в твердых руках, в руках людей, всеми силами стремившихся, как и прежде, любыми средствами обеспечить нашей стране мир и в то же время охранять наши основные национальные интересы.

В той игре, которую президент и его начальники штабов начали в гавани Арджентии, важнейшая роль принадлежала времени. Как мы знаем, время мчалось тогда так стремительно, что наши производственные планы еле поспевали за ним.

Глава третья. От Арджентии до Касабланки

После всех разговоров о войне, которые велись в Арджентии, мне стало вдвое труднее мириться со своей относительной бездеятельностью в Арктике, где я занимался только воздушной разведкой. К счастью, уже недели через две после конференции, в начале сентября, моя эскадрилья была отозвана в Соединенные Штаты. Я немедленно подал заявление о приеме в школу штурманов, чтобы получить звание, если не пилота, то хотя бы штурмана, и благодаря этому иметь возможность скорее попасть на театр военных действий за океаном. Мысленно я подчеркнул красным карандашом некоторые места в своем заявлении и поставил в нем несколько восклицательных знаков. Возможно, это сыграло некоторую роль: в конце сентября моя просьба была удовлетворена, и я получил приказ о назначении на аэродром Келли в Сан-Антонио (штат Техас). Сначала я был офицером наземной службы, затем - офицером разведки; теперь мне предстояло стать офицером летной службы.

В своих записях, относящихся к первым дням пребывания на аэродроме Келли, по возвращении в Соединенные Штаты я нахожу почти на каждой странице замечания о благодушном настроении, с которым приходилось сталкиваться повсюду. Это настроение не могло не поразить меня - человека, вернувшегося после выполнения задания за океаном; я уверен в том, что оно поражало всякого, кто возвращался в то время из поездок в Англию; впрочем, пожалуй, мне не следовало так удивляться. Однако, когда мои друзья говорили (это случилось трижды), что мне пора снять военную форму, что я уже провел в армии законный год и упускаю широкие возможности использовать улучшившуюся рыночную конъюнктуру, я сначала вступал в спор, затем стал недоумевать, откуда берется такая дубовая бесчувственность ко всему, что происходит в мире, и, наконец, ушел в себя и перестал вести разговоры на эту тему. В сентябре и октябре 1941 г. такие споры были бесполезны. Кроме того, я имел представление об истоках подобной безмятежности, и мои соображения никого не поразят новизной. Ее питали крупнейшие американские газеты: «Чикаго трибюн», газеты Херста, нью-йоркская «Дейли ньюс», вашингтонская «Таймс-Геральд» и газеты треста Скриппс-Говарда. То многоголосым хором, то в унисон они пели обольстительную песнь сирены, призывая к безразличию, самодовольству, бездеятельности. Если этот сладкозвучный хор отражал настроение народа, это значило. что газеты забыли о своей обязанности нести народу свет и знание. Если же издатели газет считали, что выполняют свою обязанность, то их представление о свете и знании заслуживало весьма нелестной характеристики.

В первое воскресенье декабря я получил разрешение навестить свою семью, жившую на ферме у Форт Уорт. Через несколько дней (если бы все прошло гладко) я должен был окончить штурманскую школу; я, конечно, не знал, куда буду назначен, и поэтому хотел провести день-другой дома со своими детьми.

В воскресенье я встал поздно и сразу после завтрака уехал кататься верхом. Когда я вернулся домой часа в три дня, жена сообщила мне, что Гарри Хэтчинсон и Джин Кэйгл звонили мне с радиостанции. Я решил, что они просто собирались поговорить со мной о делах, прежде чем я вернусь в Сан-Антонио, а вести деловые разговоры мне не хотелось. Кто-то из детей включил радио, чтобы послушать музыку, и тут я понял, почему Гарри и Джин звонили мне. По радио передавался приказ, гласивший, что все офицеры и солдаты должны немедленно явиться в свои части.

Все заговорили сразу, перебивая друг друга. Я поспешно сменил штатский костюм на военную форму и позвонил по телефону адъютанту на аэродром Келли; тот посоветовал мне вернуться сейчас же в лагерь на машине. Мне оставалось лишь строить самые невероятные догадки и отвечать на вопросы детей - что такое Пирл Харбор и где он находится? Машина подъехала к крыльцу, я поспешно попрощался и отправился на юг.

По дороге в Сан-Антонио я обогнал сотни военнослужащих, добиравшихся до своих лагерей с попутными машинами. В свою машину я посадил четверых - одного из Массачузетса, одного из Восточного Техаса, одного из Западного Техаса и говорившего нараспев юнца из Северной Каролины.

На аэродроме Келли все волновались и недоумевали, как и я. С каждым часом появлялись все более невероятные слухи. Зарегистрировавшись и явившись к адъютанту и к дежурному офицеру, я отправился на квартиру, которую снимал близ аэродрома, и заказал телефонный разговор с отцом. Нас соединили только через два часа, а мое волнение нарастало с каждой минутой. Наконец, раздался звонок, и я взял трубку. Мне ответила главная телефонистка Белого Дома мисс Хэкмейстер.

- Алло?

- Капитан Эллиот?

- Алло, Хэки: Отец занят?

- Я вас сейчас соединю. Я только хотела убедиться в том, что это вы.

После короткой паузы я услышал голос отца:

- Эллиот?

- Алло, папа! - Мне приходилось почти кричать.

- Как поживаешь, сын?

- Я? Превосходно. Как ты?

- Я: очень занят, конечно.

- Какие новости, папа?

- Новости? Конечно, дела довольно серьезные: А что слышно у тебя?

- У меня?

- Да. Что у вас там говорят?

- Ну: говорят, что всех нас отправят завтра: что всем эскадрильям будет приказано вылететь на Филиппины.

- Да?

- А недавно мы слышали, что в Мексике высадился японский десант и что в любой момент можно ожидать нападения на техасские авиабазы.

- Вот как!

- Затем рассказывали, что японцы готовят экспедиционную колонну пехоты, которая вторгнется в Техас или Калифорнию через мексиканскую границу:

Я услышал восклицание отца, свидетельствовавшее о том, что он слушает меня с интересом.

- Ладно, - сказал он, - если ты еще что-нибудь услышишь, дай мне знать, хорошо?

- Конечно, конечно! Как только я:

В телефоне щелкнуло: он положил трубку; я сделал то же самое и вскочил:

Как?! Что же произошло? Я звонил ему, чтобы узнать новости, а кончилось тем, что я рассказывал ему:

И он хочет, чтобы я сообщил ему , если узнаю что-нибудь новое: Ему - Главнокомандующему и вождю.

Я вздохнул и пошел спать.

Нападение на Пирл Харбор не изменило программы занятий в штурманской группе вплоть до назначенного дня выпуска. Я получил назначение в 6-ю разведывательную эскадрилью, стоявшую на Западном побережье; штаб ее был расположен в пустыне у сухого озера Мюрок, близ Ланкастера в Калифорнии. Мы несли патрульную службу над Тихим океаном. Я прослужил сперва в 6-й, потом во 2-й эскадрильях до конца января; затем я внезапно получил секретное предписание явиться к командиру 1-й картографической группы на аэродром Боллинг в Вашингтоне.