Джарылгач (сборник) - Житков Борис Степанович - Страница 66

Но вот немка спустилась, публика вяло хлопала. Зажгли полный свет. Из прохода вышел Захарьев.

— Вот, почтеннейший публикум, — крикнул он ломаным голосом, — вот у нас несчастье! Сегодня последний раз в нашем циркус можно давай по морде!

Директор заворочался на своем стуле — не наскандалил бы Захарьев.

— Вот я прошу уважаемый гражданины, кто желает мне помогай? Немножко постоит, я от сердца давай ему последний оплеуха! Немножко постоять смирный — нам нельзя больше пять минутки! Граждане и гражданяты! Кто-нибудь!

Захарьев обводил весь цирк глазами. Все молчали. Директор от волнения привстал в своей ложе.

— Пожалуйста! — кричал Захарьев и прикладывал руку к сердцу. — Кто-нибудь!

Вдруг из первых рядов поднялся высокий гражданин в котелке и стал протискиваться на арену.

Директор совсем встал, глядел и не мог узнать. В проходе артисты шептались — никто ничего не мог понять. А высокий гражданин вышел на арену и спросил глухим басом:

— Хорошо, только можно воротник поднять?

И тотчас поднял воротник. Видно было, как он боялся и втягивал голову в плечи.

— Ух! — подпрыгнул весело Захарьев, — уй-ю-ю-юй! — есть один. Ну, стоить смирна! — Он отошел, разбежался, размахнулся полным махом и замер. — Нет! вы не закрывайтесь с рукавом.

Гражданин нехотя опустил руку.

— Держите его, — крикнул Захарьев в проход. Шталмейстер в мундире подбежал и сзади обхватил гражданина.

— Я сейчас руку достану, ух! последний раз так последний раз.

Захарьев засунул руку в свои широкие штаны и оттуда вытянул руку — но это была огромная рука, красная, с бородавкой в апельсин на большом пальце. Он был как рак с клешней. Гул смеха пронесся в цирке.

Гражданин завертелся в руках служителя.

— Ага! спугальсу! — визжал Захарьев. — Ух! последний раз. — Он размахнулся и хватил гражданина этой огромной рукой в ухо.

Все ахнули: голова, вся голова слетела с гражданина и покатилась по песку арены. Она стукнулась о барьер и крикнула: «Ква!»

Весь цирк встал на ноги.

— Ай! — визгнула дама в партере.

И вслед за ней загудел, закричал весь цирк.

— Я вам сейчас подам! — крикнул Захарьев. — Не сердитесь, гражданин.

Все смолкли.

Захарьев подбежал к голове, схватил ее и вдруг заверещал на весь цирк. Он бежал по барьеру, а голова зубами вцепилась ему в огромный палец.

— Ай, не буду, не буду! — верещал Захарьев. Он обежал круг и выбежал в проход. Служитель пустил гражданина. Он повертелся в разные стороны, пошарил по песку. Потом махнул безнадежно рукой и пошел в проход за Захарьевым.

Весь цирк стоя хлопал. Кричали:

— Захарьев! Захарьев!

Захарьев вышел. Гражданин шел за ним.

Захарьев кланялся на все стороны. Гражданин стоял за ним с головой на плечах и как ни в чем не бывало кланялся за Захарьевым.

Захарьев снял свой клоунский колпак и замахал им публике. Гражданин схватился за голову, он шарил по волосам, искал шапку. Потом схватил себя за волосы, дернул вверх. Голова повисла в руке, и гражданин замахал публике головой, как шапкой.

Затем он поднял колено и с размаху стукнул по нему головой. И голова крикнула на весь цирк: «Ква!»

Гражданин выпустил голову, схватился за бока, дернул вниз пальто, пальто сползло, и из поднятого воротника высунулась голова Рыжего, высунулась и прокричала на весь цирк:

— Ку-ку-ре-ку!

Все еще хлопали, ждали следующего выхода. Служители оглядывались в проход. Но никто не выходил. Директор поднялся из своей ложи, тяжело сопя, пошел за кулисы. Через минуту он вышел и сказал:

— Объявите антракт. Второго клоуна сегодня не будет. Ставьте клетку для Кандерос.

Клоун Захарьев сидел перед зеркалом в своей уборной. Ноги он положил на подзеркальный столик, руки засунул в карманы и, откинувшись на спинку стула, раскачивался и пускал дым в потолок. Рыжий сидел на диванчике, ногой подбрасывал спичечную коробку и ловил ее зубами. В дверь стукнули, и служитель сказал:

— Директор спрашивает, будете репетировать или пойдет вчерашний номер?

— Пошли ты своего барина к чер-р-ртям!

Служитель смотрел выпуча глаза.

— К чертям! понял? — крикнул Захарьев и так качнулся на стуле, что чуть не слетел.

Служитель хлопнул дверью и ушел.

Рыжий с коробкой в зубах выскочил за ним следом.

— Стой! — крикнул Рыжий, и коробка прыгнула изо рта на целую сажень. — Стой! Я сам скажу директору.

Рыжий обогнал служителя и мигом скатился с лестницы.

Директор стоял на арене и говорил с летающей немкой Амалией. Рыжий кивком головы отозвал директора.

— Почему так таинственно? — сказал директор и не спеша подошел.

— Захарьев ставит номер. И опять непременно с оплеухой. Согласны?

— Если повторите вчерашний… — начал директор.

— Нет, но с оплеухой обязательно.

— Да уж не знаю… — помялся директор и пошевелил животом. Рыжий двинулся.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, — живо заспешил директор.

— Условие, — сказал Рыжий, — репетируем одни, чтоб никого не было.

Директор кивнул головой, а Рыжий бросился догонять летучую немку Амалию.

— А впрочем у меня есть кем заменить, — сказал вдогонку директор.

Но Рыжий не слышал, он что-то говорил Амалии коверканым немецким языком. Амалия смеялась, подымала брови и директор слышал только:

— Ах, зо! ах, зо!

А Рыжий все шептал ей в ухо.

Рыжий не приходил, и Захарьеву уж надоело смотреть на свои подметки в зеркало. Он хотел встать, как вдруг в дверь пулей влетел Рыжий.

— Дело! Дело! — заорал Рыжий.

А Захарьев опять закачался и важно заметил:

— Ухожу и пусть плачут.

— Дурак! — крикнул Рыжий, — лучше выходи и пусть смеются. Индюк ты, тут такое дело!

Рыжий выглянул в двери, оглядел, пусто ли в коридоре, запер на задвижку дверь, скинул Захарьева со стула и плюхнул его на диван.

— Молчи и слушай! — и Рыжий стал шептать. Захарьев прищурясь глядел сначала в стену, потом раскрыл глаза на Рыжего и вдруг крикнул:

— Врешь! согласна?

— Идем доставать сбрую, тебе же сбрую целую надо!

Рыжий схватил с подоконника шапку и нахлобучил Захарьеву по самые уши.

Оба выбежали вон.

У них оставалось всего пять часов до начала спектакля.

Уж последние артисты уходили с репетиции. Служители гасили свет. Летучая немка Амалия в шубке и шапочке хохоча вошла на арену. За ней следом вился Рыжий. Неуклюжий сверток звенел у него под мышкой.

— Погляди, Захарка, чтоб ни одного чучела не бродило около, — крикнул Рыжий назад в проход.

— Никого! — крикнул Захарьев из прохода.

Им оставили один большой фонарь под куполом цирка.

Рыжий стал спешными руками разворачивать сверток.

Директор сидел в своей конторе и делал вид, что проверяет счета, а краем уха прислушивался, не слышно ли чего с арены. Но оттуда ничего решительно не было слышно: ни клоунских выкриков, ни звонких оплеух, ни визгу.

Прошло два часа. Директор не вытерпел. Он кликнул дежурного капельдинера и сказал:

— Подите, товарищ, скажите им, что пора кончать… Посмотрите, что они там делают, может, я даром для них свет держу. И доложите мне.

Дежурный побежал.

Директор заходил по конторе, очень не терпелось ему узнать, что застанет там на арене дежурный.

Через две минуты вернулся дежурный.

— Ну что? что? — спросил директор и задышал громко.

— Никого нет, ушли и свет погасили.

Директор выпустил воздух и повернулся спиной.

Публика уселась, оркестр из большой ложи рванул марш, и яркий свет ударил сверху. Бойко выскочил из прохода на арену вороной конь, белый наездник легко, как бумажный, подлетел и стал в рост на спине лошади.

Спектакль начался. Парадный воскресный спектакль. Номер шел за номером. И вот очередь клоунам, но это пять минут, за ними следом все ждали клетку тигров и среди них артистку на лошади.