Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские - Русанов-Ливенцов Михаил - Страница 3

— Делай, как сказано! — прикрикнул Седобород так, что Лад подскочил с полу и исчез в дверях. Мало ли, что заговоры не берут, вдруг дед такое ляпнет, что и ноги скрутятся...

Слава и молва о Комер-сане бежали по земле быстрее его тяжелых обозов. Да как же не быть быстрее, если в пути был не просто Комер-сан, один человек, а огромный клан с целой кучей барахла. Добра, добытого торговлей честной, а когда и хитростью, насчитывалось до сотни обозов. Были здесь и материи разные — атлас из Хундустана, шелка из Итая, холстина плотная с Севера, ситец разноцветный — радость женам, разорение мужьям. Оружия всякого и на любую руку — от кастетов свинцовых до палиц пудовых — было обозов десятка два. Барахлу же в виде камней-самоцветов, украшений из золота и серебра, никто и счета не ведал. Да прибавьте к этому всяких заморских сладостей!..

Одни из зависти говорили, что продал Комер-сан душу нечистой силе за удачу в торговом деле. Другие, поумнее которые, считали, что удача тут вовсе ни при чем. Просто мудрым был Комер-сан, человеческую природу насквозь видел. Да и опыту в торговле у него было не два дня. Родовитый посадский люд, знающий всегда все новости и откуда ветер дует, поговаривал, что давным-давно знаком был Комер-сан с самим знатным Садко. Связывала их не просто дружба, — торговали вместе, выгоду имея обоюдную, и вроде бы Садко завещал Комер-сану свою удачу в рисковых делах торговых.

За многие годы спокойной жизни жирел Посад от торговли, как хряк жиреет от кормежки на убой. И всякое он повидал — товаров разных и людей чужих, и стал как невеста на выданье, которая уж слишком разборчива, — и это не в новинку, и эту невидаль уже видели, и эту сказку уже слышали, да позабыть успели. Но прибытие Комер-сана даже для Посада было событием большим. Не часто, ой не часто ТАКИЕ торговцы оседали в Посаде. Заезжать, конечно, заезжали, но чтобы вот так, разом, и на всю жизнь, — это редко бывало. Купцы, вроде Комер-сана, предпочитают со временем сами закладывать небольшие селения. Пройдет годков пятьдесят, и превратятся они в такие же посады торговые со своими обычаями и своей торговлей.

Узнав о решении Комер-сана осесть в Посаде, люд посадский зашумел, и ведь было от чего! Самые беднейшие из купцов посадских носы к небу задрали, свысока смотреть стали на заезжих купцов. Как же, статус Посада становился неоспоримым в ближних и дальних землях, приобретал главенство в делах торговых, и цены, которые теперь будут устанавливаться в Посаде, станут стандартом для других.

Обозы Комер-сана остановились на окраине Посада. Покуда не будет выбрано место (с разрешения совета), где дом предстоит ставить, а рядом конюшни, амбары, склады для барахла торгового, свинарники да курятники, да жилье для прислуги, быть клану Комер-сана на окраине.

Знатный купец не обиделся, добро принял хлеб-соль от старейшины совета Зуба, и стал с неторопливой хозяйственностью устраиваться на новом месте.

Сколько здесь стоять, он не знал, но, видать, не впервой Комер-сану такое. Пока дом поставят, да всё что полагается при нем, месяц-другой пройдет. Вот и разбились шатры цветные на окраине, запахло бараниной жареной, свининой тушеной, ржание конское смешалось с криками подручных Комер-сана, распоряжающихся по поводу вечернего угощения.

Пригласил Комер-сан на ужин праздничный всех желающих (столы стояли под открытым небом, подходи любой, да ешь, что приглянется — барашки целые запеченные, свиные окорока румяные, рыбы всякие и птицы, пей-запейся браги да пива из Бовуссии). Чинных людей, представителей артелей торговых, членов совета позвал Комер-сан в свой шатер и потчевал их там едой отборной, поил сброженным соком ягод лозы, что росла вдоль рек Франзонии, да речи вел дельные:

— Как торговля идет, из каких мест дальних больше товару везут, а из каких меньше?

— Не появлялись ли в Посаде Пыльные демоны, а люди Песков заезжают ли?

— Есть ли чародеи злые поблизости, давно ли о Чер-Туе новостей нет?

— А какая рать у Посада на содержании?

Слушал он ответы, яблочко наливное, на дольки порезанное, ел и причмокивал: товары отовсюду в Посад везут, пыльных демонов видом не видывали, люди Песков бывают, правда, да только не торгуют они — это все знают. О Чер-Туе давно слухов нет, может, сдох где, окаянный...

Тут Комер-сан улыбнулся.

— Говорят, смертушка об него косу затупила, а ему хоть бы что.

Люди чесали затылки, платки к губам прикладывали, но плевать в шатре гостя дорогого не решались.

Доел яблочко Комер-сан, сощурил свои и без того узкие глазки хитрющие и молвил вдруг:

— Слышал я от людей сведущих на востоке, перемены в мире грядут большие.

Притихли люди. У кого-то кость в горле стала, у кого-то вино вкус потеряло. Перемены всегда пугали. Вздумается кому-то, что так да эдак лучше будет, и давай рубить старое без оглядки, только щепки летят! А потом оглянется кругом — сделал вроде всё как хотел, а лучше-то и не стало. Ну-у, если всё кругом плохо, людям жизни нет от врагов там каких, или нечисть (слюна сама на язык наползла) мутит умы, да чинит зло какое, тогда, конечно, и перемены к месту придутся. Но когда всё чином да ладом кругом, чего же лучшей доли искать?

Ох, умный Комер-Сан, хитрый, накормил, напоил, выпросил как дела, да и огорошил. И Чер-Туя не зря ли помянул?

— Перемены всякие бывают, — подал голос Зуб. Хоть и был он в совете старейший, память свою давно пережил, но ума хватило людей успокоить. — К тому же, когда они до нас дойдут, еще неизвестно. Годков десять, а то и все сто пройдет. Мир большой...

Отлегло на сердце, снова полнились чаши, расползались хмельные улыбки. На улице заиграли дудки-веселушки, зазвенели гусли, им ответили нытьем волынки (инструмент дивный, дуешь в одну дудку, а поют несколько), ритм задавали бубны шаманские и тамтамы. Про последние молва недобрая шла. Мол, натянута на них кожа человечья, а внутри томится душа какого-нибудь бедолаги.

Ничего больше не говорил Комер-сан. На его желтом пухленьком лице застыла слащавая улыбка, А глазки внимательно следили за мрачным Седобородом.

Тот не ел, не пил. Знал он, кому сказал Комер-сан про перемены, оттого и думу думал, изредка лишь взглянет на хозяина и снова в себя уйдет...

Лад ушел с пирушки еще до первых костров. Набив живот всякой всячиной, и запив медовухой, ощутил он вдруг потребность уединиться, дабы пища лучше усвоилась, а ум-разум прояснился. Но не так-то просто было выбраться из Посада. Всюду лица знакомые, слова приветливые, чьи-то руки под локоть хватают, чарку подносят. Пока не обошел все кабаки, не увидел всех дружков своих по нелегкому делу дружинному, пока не осталась в кармане рубахи длинной деньга одна, деньга бедная — медная, не добрался он до лесу. А как только в лесу оказался, направился сразу на заимку заветную, где когда-то пацаном-несмышленышем играл в игры про войну.

Заимка та была собственностью мастера кузнечных дел Наковальни Мечплуговича. Когда-то он поставил избу нехитрую возле болота вонючего. В том болоте Наковальня годами железо травил, после чего мечи делал отменные и рало крепкие. Но после появления в Посаде молодцов из ЗАО кузнечное дело, бывшее в руках Наковальни, претерпело существенное изменение. Никто не знает, как он сошелся с людьми Мафии. То ли своя нужда заставила кузнеца, то ли мафиозники почувствовали потребность в нем, но случай один до сих пор памятен люду посадскому.

Наковальня был членом совета Посада, и среди стариков, уютно обосновавшихся там, был единственным, в ком жила и бурлила сила необыкновенная. Природа на славу одарила удалью его.

Как-то в кабаке зашел у него спор с одним из Мафии. Тут же, как положено, установили заклад победителю и расчистили место в центре. Мафиозник успел нанести Наковальне три удара, больно шустрый оказался, после чего испытал на своей голове силу удара руки кузнеца. В землю так вошел, что пришлось пол разбирать в кабаке, — из толстенных тесаных досок одна голова торчала, а потом еще и из земли выкапывали любезного.