Окаянный груз - Русанов Владислав Адольфович - Страница 40

Второй особенностью, выделяющей этот городок из числа прочих прилужанских поселений, по праву считалась непроходимая тупость большей части жителей славных Батятичей (ушлые родичи Явдешки Цыци не в счет). Про них рассказывали истории и побасенки, слагали песни и стишки.

Чего стоила история о двух батятичинцах, отправившихся в Выгов торговать горелкой?! Зная пристрастие мужей к пьянству, жены торговцев выдали им по серебряному «корольку». Мол, уторгуетесь, выручку не тратьте, а выпейте на наши. «Королек», названный так за изображение профиля короля Зорислава с одной стороны, а короны – с другой, денежка немалая. Не только напиться, но и упиться можно. Ну, так эти два молодца начали друг у друга покупать горелку, справедливо рассудив, что ни один из них выручки не тратит, а пьет исключительно на женушкин добровольный взнос. Так и упились до полусмерти, пустили весь товар насмарку.

А кто в Выгове не знал историю, как отдыхавший в шинке уроженец Батятичей оставил купленные на ярмарке иконы святых мучеников – Лукаси Непорочной и Жегожа Змиеборца – сторожить подводу с товаром? И шляхта, и столичные мещане с хохотом вспоминали, как, обнаружив пропажу закупленного в столице добра, подгулявший мужичок топтал ногами суровый и немного грустный лик Жегожа, выкрикивая: «Ну ладно, баба бестолковая проворонила! Ты куда смотрел, растяпа старый?!»

Но самая любимая всеми история о батятичинцах повествовала о том, как купец взял оболтуса-сынка на торжище в Заливанщин. Хотел дубине стоеросовой, детинушке саженного роста, гнущему в ладони подкову, море показать. Показал. Вывел на берег, а под Заливанщином он весь усыпан крупной базальтовой галькой, взмахнул рукой:

– Вот оно, сынку, море!

Балбес выпучил глаза, заозирался и, хлопая ресницами, вопросил родителя:

– Да где же, батьку?

– Да вот же ж!

– Да где же?

– Да вот оно!!!

– Да где, батьку, где?

Говорят, возмущенный отец схватил сына за вихры и в назидание макнул его раза три-четыре в горько-соленую воду.

Полузадохнувшееся чадо, отплевываясь и откашливаясь, кое-как вырвалось и ошарашенно выдало:

– Ой, а что это такое было, батьку?

Некоторые выговчане утверждали даже, не боясь божиться и творить знамение лицом на девятиглавый храм Святого Анджига Страстоприимца, что и название свое Батятичи получили именно из-за этого «Что это было, батьку?». Но так это или нет, никто уже не проверит. В летописях не отмечено, а народная молва есть народная молва. Сегодня она тебе одно расскажет, а завтра совсем другое. Прямо противоположное.

А в-третьих, прославила Батятичи проходящая здесь конная ярмарка. Собственно, в отличие от иных ярмарок в более богатых и прославленных городах проводилась она едва ли не круглогодично. С перерывом от Рождества Господня до Великодня, в самое время бескормицы, что для людей, что для коней. Остальные восемь месяцев в году в окрестностях города шла более или менее успешная и бойкая торговля лошадьми, доставляемыми сюда со всего света.

В Батятичах всяк, имеющий звонкую монету, мог купить, кроме местных, прилужанских пород, и низкорослых мохногривых лошадок кочевников из-за Стрыпы – они хоть и не выделялись особой красотой, но выносливостью не уступали диким конькам-тарпанам, от которых произошли; тяжелых, мощных, с прямой длинной шеей и горбоносой головой рыцарских коней Зейцльберга; сухопарых, с маленькими прочными копытами горских коней, разводимых в Угорье; на чей-то взгляд рыхлых, но с лебединой шеей и маленькой головой коней руттердахской породы. Иногда появлялись тут и вовсе небывалые скакуны. Их привозили на кораблях в Заливанщин или Бехи, а доставка коня по морю сопряжена, как известно, с немалыми трудностями. Зато и стоили завозные аргамаки не чета местным породам.

Все вышеизложенное разъяснил Ендреку пан Юржик Бутля, когда они въезжали на окраину Батятичей. Да и разговор-то о городе и его достопримечательностях зашел после того, как челюсть студиозуса едва не отпала при виде шикарной вывески шинка «Грудастая Явдешка».

Отправились на конскую ярмарку пятеро: пан Войцек Шпара, пан Юржик Бутля, пан Гредзик Цвик, Хватан и Ендрек. То ли не вполне доверял Меченый студиозусу, то ли, напротив, чем-то он ему понравился, а только в последние дни он его от себя не отпускал.

Чтобы не привлекать излишнего внимания и не выделяться особо уж из толпы, решено было нацепить ярко-желтые ленточки – цвета победившей партии, цвета Золотого Пардуса. Для этого купили у лоточника новенький желтый платок, выкрашенный наверняка восковником, и разодрали его на полоски. Как цеплять ленточки, вопросов не возникло. Уж чего-чего, а на приверженцев пана Юстына, то бишь короля Юстына Первого, за время путешествия нагляделись вдосталь. Вокруг левого рукава, бантиком на воротник, розеточкой спереди шапки. Тут уж каждый прилепил как ему захотелось. Ендрек, к примеру, обмотал ленту вокруг верхней пуговки жупана. Щеголеватый пан Гредзик долго вертел и крутил, но пристроил-таки у основания венчающего шапку петушиного пера. Войцек и Юржик поступили просто – повязали на рукав, и все дела. Хватан долго вообще не хотел «желтую соплю», как он сказал, даже в руки брать. Если бы не приказ сотника, так и не смог бы себя пересилить.

Зато теперь они ехали все из себя красивые, довольные жизнью, улыбками отвечая на приветливые поклоны встречных шляхтичей.

Ендрек радостно глазел по сторонам. Под торжище городской совет Батятичей выделил здоровенный пустырь по левую, восточную сторону от тракта. С одной стороны торг ограничивался оврагом – заросшие частой порослью орешника края перестали расходиться, но в свое время землицы он оттяпал у города немало. С другой – быстрый глубокий ручей не давал улизнуть случайно вырвавшемуся скакуну. Третью образовывал лесок – ясени да дикие яблони, в тени которых разбили шатры ковали и коновалы, готовые за умеренную плату хоть перековать жеребца на все четыре ноги, хоть выхолостить его – на усмотрение заказчика. Ярмарка есть ярмарка, и кроме главного, основного товара хватало товаров сопутствующих. Зазывали покупателей продавцы напитков – от кислого ржаного кваса до ядреной, выгорающей почти без остатка горелки. Тут же крутились лоточники с пирожками, крендельками, булками с маком, ватрушками. Для панночек имелись нарочно разлущенные лесные орешки. Ендрек улыбнулся, вспомнив, как один профессор в Руттердахе с пеной у рта доказывал, что эти орехи – их еще называли лещиной – просто незаменимы для людей, занимающихся умственной деятельностью. Для тех же панночек и их мамаш в продаже наличествовали ленты, нитки, иглы, матерчатые цветочки, тесьма и прочее, прочее, прочее, чего только пожелает пытливый женский ум. Для панов тоже нашлось бы много интересного и полезного. Ремни и перевязи, пристегивающиеся к поясу сумочки для камней, чтоб саблю точить, вычурно выкованные стремена и удила на любой вкус – от жесткого грызла до трехзвенного трензеля, поводья, путлища, ножи и сабли – некоторые из довольно качественной стали, на это указывал замысловатый рисунок вдоль клинков. В общем, всего глазом не окинешь, руками не перещупаешь.

Пан Гредзик начал прицениваться к богатому перу павы. В Прилужанах таких птиц не водилось. Ну, разве что в клетках где-нибудь в родовой усадьбе князя Януша или покойного Жигомонта. Поэтому диковинные перья весьма ценились среди шляхтичей, хоть и не каждому дано было их приобрести.

Пан Юржик тем временем без умолку трещал в ухо медикуса о конских статях и на что следует обращать внимание, чтоб тебя барышник не провел и не выставил на посмешище перед всеми честными лошадниками.

– А голова у коня, пан студиозус, должна быть не тяжелой и не грубой, лучше широколобой и не очень длинной…

– Это как? – пробовал проявить заинтересованность Ендрек. – Испекли мы каравай. Вот такой ширины, вот такой ужины?

– Тьфу ты, пропасть, ученая голова! Не умничай. Видишь, у коня голова во сколько раз твоей больше, а он не умничает! Красивая голова должна быть. Этим все сказано. Коли у коня голова красивая, то, значится, она правильная. Самое то… Вот еще. Рот должен быть широким, да такой, чтоб верхняя губа маленько перекрывала нижнюю.