Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович - Страница 6

Мой новый дружок Ваня Семенов, приехавший в числе юных добровольцев из Краснокамска, много раз бывавший здесь, водил меня по коридорам обоих этажей. Показывая на двери, пояснял, что где размещалось до войны, на каких интересных мероприятиях ему здесь довелось побывать.

Из Краснокамска вместе с ним приехал мечтающий стать моряком и водить по морям корабли Женя Лари-нин.

Ваня был ростом невелик, но крепыш. Старше меня, ему уже исполнилось 16 лет. С наступлением войны не только учился, но и работал учеником монтера на электростанции. Теперь с увлечением рассказывал нам о премудростях полюбившейся ему профессии.

Женя ростом повыше, стройнее нас, успел окончить 9 классов, курсы автоматчиков, став инструктором, сам готовил из учащихся метких стрелков.

Мне же особо хвалиться было нечем. Все свободное время я проводил в детдомовской слесарке, где до войны мы занимались изготовлением слесарного инструмента, а после вероломного нападения гитлеровцев перешли на поделку отдельных частей для гранат и финских ножей.

В один из дней Воронов, при содействии обкома комсомола, устроил для нас экскурсию на местный судоза-вод, где в то время осваивалось строительство бронекатеров для Военно-Морского Флота. В цеха нас, правда, не пустили, а лишь разреши.™, ни к чему не прикасаясь, осмотреть строящийся бронекатер. В экскурсоводе, рассказывавшем о большой чести быть моряком и важности овладения боевой техникой, я, к большой радости, узнал сопровождавшего меня с Волги капитан-лейтенанта Бод-рикова.

— Молодцы, ребята, что решили стать военными моряками, — говорил он. — Но помните, это не только красивая форма, уважение населения, особенно девушек. — Мы заулыбались. — Будет у вас в свое время и это. Но главное все-таки для моряка — беззаветная любовь к Родине, преданность народу, отличное знание своей военной специальности, высокая дисциплинированность...

Слушая его, я думал: «Узнает он меня или нет?» Узнал. После окончания рассказа подошел.

— Молодец. Своего добился. Будешь трудолюбив, напорист в учебе — станешь классным специалистом. Вы — наша надежда, смена...

Тут он, на зависть многим, положил одну руку на мое, другую на плечо другого мальчишки. Спросил, кивая на него:

— Незнакомы? Это рабочий судозавода Аркаша Михалев, токарь, — представил он мне рядом стоявшего паренька. — Тоже рвется в юнги, но пока ему рано, только тринадцать лет. Может работать фрезеровщиком, строгальщиком, расточником, сверлильщиком. Словом, мастер на все руки.

Я смотрел на худенького, изможденного, среднего роста мальчика и удивлялся, откуда у него столько сил н умения. Завидовал ему, а он, похоже, мне, ведь я в его глазах был уже без пяти минут военмором, ехал па флот, а он из-за того, что не успел родиться пораньше, вынужден оставаться на заводе и строить для таких, как я, корабли.

— Ничего, — успокоил взгрустнувшего мальчугана Борис Григорьевич. — Придет время, и твоя мечта сбудется, ведь наборы в Школу гонг будут проводиться ежегодно. Не попал в этом году — попадешь в следующем. Было бы желание, а добиться всего можно.

Тут Воронов подал команду на построение. Экскурсия в мир морской техники, которую мы так почти и не увидели, закончилась. Но мы не расстраивались. Многие из нас впервые увидели почти готовый к бою корабль, и это уже немало значило для наших мальчишеских сердец.

Капитан-лейтенант Бодриков и Аркаша Михалев крепко пожали мне руку, пожелали счастливого пути, успешной службы. Идя в строю, я еще долго видел, как они махали нам на прощание руками. Уходя навстречу своему будущему, я, конечно же, не мог тогда знать, что Бодрикова уже никогда больше не увижу, а Аркадий Михалев в послевоенные годы станет одним из лучших моих друзей, заместителем председателя Пермского совета ветеранов Школы юнг Военно-Морского Флота.

Теплушки, в которых мы разместились еще утром, перед обедом подцепили к одному из проходящих через Пермь II эшелонов, и паровоз, немного потолкав их ту-

да-сюда, набирая скорость, потянул в сторону запада. Всем хотелось видеть, куда едем, что по сторонам, но делать это было весьма не просто. Вместо дверей — две сдвигающиеся и раздвигающиеся огромные створки. Утром, когда садились, они были раскрыты. Огромный, в треть вагона, проем перекрывала лишь массивная березовая перекладина. Сейчас створки закрыты — в вагоне царит полумрак. Свет проникает лишь через два маленьких, перехваченных вдоль и поперек проволокой, окошечка да через щель между створками дверей. Сначала казалось, что в вагоне полная темнота, но скоро глаза привыкли. Сперва стали различать друг друга, окружающие предметы, а потом те, что оказались возле окошек, умудрились даже читать прихваченные с собой книги.

Ехали в двух теплушках. Предполагалось в каждой разместить по 50 человек, оказалось по 61. Желающих попасть в Школу юнг было так много, что строгие представители военфлота и члены комиссий набрали не 100 человек, как предписывала разнарядка Центрального Комитета комсомола, а 122. Многие из них ¦—воспитанники детских домов. Это потому, что в постановлении Бюро ЦК ВЛКСМ от 5 июня 1942 года, принятому по вопросу «О наборе комсомольцев з Школу юнг Военно-Морского Флота» было сказано: «Преимущество при отборе отдавать воспитанникам детских домов».

На наскоро сколоченных из неотесанных досок двухъярусных парах рядок со мной, Сережкой и Митькой на втором этаже оказались ребята из Юго-Осокино Кунгур-ского района Миша Мельников и Володя Лев, за ними расположились Ваня Неклюдов, Федя Марукин, Саша Ходырев, Сережа Скобелев, Валя Бобров из Оханского детдома и Алеша Макушнн из Юго-Камского. На первом этаже под нами устроились Валера Перинго, Юра Буйзил-ло и Вася Бурков из Добрянки, Ваня Умпелев и Паша Бубнов из Осы, Володя Лыков, Боря Батанов и Витя Ко-жихов из Чусового, Витя Сакулин из Березников, Валя

Рожков из Пашии и другие ребята, с которыми я еще не успел познакомиться.

Эшелон тянулся устало, медленно, на изгибах дороги очень походил на огромную гусеницу. На каждой станции, перед тем как тронуться с места, хрипло спрашивал :

— Ку-да-а-а-а? Ку-да-а-а-а?

Нас это тоже интересовало, да еще как.

— Куда едем? — спрашивали будущие юнги друг друга. Ответить на зтот вопрос толком никто не мог. По причине сохранения военной тайны ничего не говорил и на каждой остановке бегавший на станции наш шеф —-старшина Воронов.

Одни предполагали, что едем на единственный в то время Краснознаменный Балтийский флот, другие — на Северный, а я мечтал попасть на Волжскую флотилию, где остались мои первые морские наставники Гурьев, Чернышев, Решетняк и полюбившийся боевой командир Лысенко.

Поезд между тем шел в сторону Москвы. Почти всем хотелось увидеть столицу, Кремль.

Мечты о будущей флотской слуясбе прервал старшина. Прибежав из соседнего вагона, спросил:

— Скоро ужин, а вы что, так и будете сидеть, сложа руки? Или крупу в сыром виде есть предпочитаете?

В «Муравейнике» мы питались в одной из отведенных для нас обкомом комсомола и военкоматом столовой. О приготовлении завтраков, обедов и ужинов своими руками никто и не думал. А тут выяснилось, все надо делать самим.

— Ну уж кет! Шишеньки! Работать поваром я не нанимался. Мыть миски, кружки за всякими... Не буду, — с вызовом заявил Ваня Умпелев после того, как старшина вышел из вагона.

— Может, ты и моряком стать не хочешь? — с возмущением спросил его Рудаков. — Да будет тебе известно, что военные моряки все делают сами — и не только пищу готовят, но и белье стирают.

Об этом я не слыхал, но не поверить Митьке не мог. Он у нас в интернате был самым начитанным. «Наверное, из книг знает». Вот и сейчас, пристроившись возле окошка, листает читанную-перечитанную, полюбившуюся не только ему, но, наверное, и всему нашему поколению книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». И оторвался от нее только для того, чтобы поставить на место Умпелева.

Этого паренька я приметил еще в областном центре, когда Воронов приказал нам подмести коридоры в «Муравейнике». За дело взялись дружно. Некоторые по своей инициативе даже тряпки разыскали, как могли, делали мокрую уборку. А Умпелев куда-то смылся. «Сачок», — сказал тогда про него Митька.