Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович - Страница 3

— Разобьется еще...

Это с моей стороны был шаг поистине героический, ведь в обычное время ради любимого земляничного варенья я запросто мог отказаться от всякой другой еды не на одни сутки. Но банка с вареньем заняла бы в котомке слишком много места. Куда полезнее вместо нее было взять обычные сухари. Но тетка положила не сухари, а... кусок сала.

— Оно пользительнее, — сказала она. — Да и дружки твои поедят с охоткой.

В этом я не сомневался. Подумалось: «Теперь мне дорога не страшна». К уже знал, что военные в качестве сухого пайка на дорогу часто берут сухари и сало. «И у меня то же».

Котомка получилась увесистой. Да ведь мне ее не на себе тащить. К тому же нас будет трое. Припасенный НЗ да котомка — жить можно...

От Менделеево до Верещагино добрался зайцем. В те годы многие так делали, особенно мы, пацаны.

Станция жила суматошной жизнью. Все куда-то спешили, что-то искали, на кого-то кричали.

Подошел к кассе, хотел узнать, сколько стоит билет до Москвы. Потребовали документы. Моя справка из детдома с разрешением съездить на родину строгой кассирше почему-то не понравилась.

— Если твоя родина на востоке — туда и езжай! А на

западе делать нечего. Там война! А война — дело не детское.

Попробовал обратиться к какому-то железнодорожному начальнику. Мне казалось, самому главному, потому что он громче всех кричал. Тот и слушать меня не стал.

— Мальчик, ты куда едешь? — тут же строго спросил меня подошедший милиционер.

«На фронт», — чуть не выпалил я, но своевременно сообразил, что этого говорить не следует. Сказал, что еду на родину, и, в доказательство своих слов, протянул ему единственный имевшийся у меня документ, все ту же, выданную в детдоме, справку.

Милиционер прочитал ее, нахмурился.

— Находятся еще чудаки. Война идет, транспорт и без того перегружен, а они детей черт знает куда распускают... Знаешь что, малец, езжай-ка ты обратно. До Очера всего 24 километра. Автобус ходит. Остановка вон, рядом. — Он показал на дом, возле которого стояла толпа людей. — И чтобы я тебя больше на платформе не видел. А то заберу...

«Только этого не хватало», — подумал я и стал держаться от милиционера подальше. Сидеть где-нибудь в укромном уголке было нельзя — надо искать друзей. Где они? Автобус кз Очера, я видел, уже пришел, ко ни Сережки, ни Митьки в нем не было. Значит, приехали предыдущим рейсом и, наверное, тоже ищут меня. А может, и не приехали... В мою душу закралась тревога. Она заставила меня бегать между составами, заглядывать под вагоны, следить за посадкой в поезда, присматриваться к каждому мальчишке. В беготне и поисках прошел весь день. Стало смеркаться. Надо было искать ночлег. Я устал, проголодался. Приглядел местечко возле сложенных в штабеля шпал и принялся за еду. Вскоре вдали показался дымок паровоза, послышался гудок. К станции с грохотом подошел очередной состав. Из вагонов, словно по команде, высыпали моряки. Тут и там замелькали их

голубые с белыми полосками воротнички, золотые надписи и якоря ленточек.

«Вроде настоящие, но почему форма не черная, а серая, очень похожая на холстяную?» — недоумевал я. Почти такие же рубахи и штаны в деревнях нашего Коми-Пермяцкого края носили деревенские мужики. Их шили из холста, который женщины долгими зимними вечерами ткали на специальных станках из выращенного и ими самими же обработанного льна.

Отправка поезда почему-то задерживалась. Одни из моряков прогуливались вдоль состава, другие, сбившись в кучки, глотали дым своих папирос.

— А ты куда направляешься, малыш? — неожиданно спросил меня подошедший моряк в фуражке, подобные которой, как я успел услышать, краснофлотцы называли мичманками.

Боясь, как бы не забрали и не передали милиционеру, стал ему бессовестно врать:

— К родителям.

— А где они у тебя?

— Там, — и я указал вдоль железнодорожного полотна в сторону запада. Где запад, я уже давно определил по тому, куда идут составы с войсками и техникой. — Мне бы до Москвы, да билет не продают, — уныло сказал я.

Моряк весело рассмеялся.

— Время, брат, такое. Ныне проще доехать, как нам, без билета. Забирайся в нашу теплушку — вмиг дотащим.

Радости моей не было предела.

Моряк подхватил мой мешочек, помог забраться в вагон, указал на двухъярусные нары.

— Вот твое место. А рядом буду спать я. Будь как дома.

Сначала я боялся, что меня вот-вот кто-нибудь выгонит, но скоро понял, что мой покровитель в вагоне — старший, все его слушаются и опасаться нечего.

По дороге бегал за кипятком, за свежими газетами для моряков. Питаться из своей котомки краснофлотцы мне не разрешили, ел их сухой паек.

— А свои хартишки привезешь матершпке, — смеялись моряки. — Пригодятся.

Есть чужие продукты было неудобно, но приходилось подчиняться.

После Кирова эшелон катил на запад без остановок. Перед сном кто-то сказал:

— Утром будем в Москве.

Я тут же собрал свою котомочку, приготовился в любой момент быть готовым к выходу. И улегся спать.

Разбудил меня шумный говор краснофлотцев.

— Значит, под Сталинград! Там скоро будет жарко.

— А мне хоть куда, лишь бы бить врага!

— Будем волжскими моряками. Тоже неплохо.

Оказалось, увидеть Москву, о чем я давно мечтал, не

придется. Мы уже ехали на юг, в сторону Сталинграда. А еще через сутки поезд загнали в какой-то тупик. Началась высадка.

— Вот, братишка, не знал, не гадал, на Волгу попал, — пошутил мой покровитель. — Но ты не унывай. Ходят поезда и в обратном направлении. Держись моряков — не пропадешь. Посадим. Не волнуйся.

А я и не волновался. Даже был рад. Правда, недолго.

К перрону подкатила видавшая виды легковая машина. Из нее вышло какое-то морское начальство. Все забегали, засуетились. Началось построение. Я не знал, что мне делать. Попробовал встать в строй — попросили не мешаться. Прозвучали команды:

— Равняйсь! Смирно! Напразо! Шагом марш!

Строй краснофлотцев колыхнулся и, чеканя шаг, пошел.

Я горестно смотрел вслед удалявшейся колонне.

Из оцепенения вывел незнакомый голос.

— Ты чей? — спросил меня командир, которому только что рапортовали о прибытии команды моряков.

— И-их, — заикаясь, ответил я, показывая на строй краснофлотцев.

— Ну и ну, — удивился он. — Не успели приехать, а уже детьми обзавелись. Иди-ка вон в то здание, — и командир махнул рукой в сторону большого двухэтажного дома. — Там продолжим разговор. — И, повернувшись к пробегавшему мимо моряку, приказал: —Накормите мальчонку да присмотрите за ним. Пусть пока поживет с вами, — сел в машину и уехал.

— Кто это? — спросил я у остановившегося возле меня моряка в белом халате, что делало его очень похожим на больничного доктора.

— Наш командир.

— Над приехавшими?

— Бери выше — целого отряда бронекатеров. Капитан-лейтенант Лысенко. Настоящий герой. Душа-человек. А я у него в радистах хожу. Сейчас наш катер в ремонте. Дел хватает. Только не у радиста. Вот меня коком, то бишь поваром, если говорить по-граждански, и определили, — с горечью добавил мой новый знакомый. — Должность не слишком боевая, но нужная. С пустым желудком, брат, много не навоюешь. Вот и ты, наверное, проголодался. Пойдем —- накормлю. А потом будем ждать батю.

Вернулся Лысенко не скоро — лишь на четвертые сутки. За это время я многое узнал, завел новых знакомых. В общем, освоился полностью. Особенно близко сошелся с коком Яковом Гурьевым, который заботился обо мне, как о родном сыне. Человек он был занятой. Вставал в три-четыре часа утра и сразу же принимался за дела. Я, чем мог, старался ему помочь. Целыми днями чистил картошку, рыбу, мыл мясо, посуду, таскал дрова, драил котлы, бачки. Начал привыкать к страшившей меня поначалу флотской терминологии. В кругу моряков ста-

рался щегольнуть морскими познаниями, услышанными словечками. Окна называл иллюминаторами, поварешку— чумичкой, порог — комингсом. Даже ходить пробовал, как моряки, чуть раскачиваясь.