Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович - Страница 16

Путешествие в прошлое

Встретивший нас кок был требователен и суров. Заставил построиться и рассчитаться. Одних послал чистить картошку, других — рыбу, третьих — убирать помещение. Работы хватило всем. Нескольких человек, в том числе и меня, кок оставил пока при себе.

— Поможете получить продукты со склада, а потом видно будет, — заявил он нам.

Через несколько минут мы оказались уже в деле. Митьке Рудакову пришлось нести ящик со сливочным маслом. Оно выдавалось морякам на завтрак. Сережка Филин взвалил на себя мешок с сухофруктами, предназначенными для обеденного компота. Мне досталась крупа. Ваня Умпелев и еще несколько ребят таскали американскую консервированную колбасу. Банок было много — не одна сотня. Двое или трое юнг, наученные коком, ловко их вскрывали. Отрывали припаянный сбоку банки ключик с ушком, надевали его на кончик жести, вертели и... банка открыта. Извлекали из нее колбасу и тут же мясной кирпичик резали на мелкие дольки, которые должны были вместо мяса закладываться в суп.

Когда перенесли все продукты, кок решил послать нас на чистку рыбы и картошки. Тут-то и обнаружилось,

что ряды юнг, посланных на камбуз, поредели. Куда-то исчез Ваня Умпелев.

— Сбежал, работы испугался, — высказал предположение кок. — Сачок ваш Умпелев. Надо срочно доложить старшине.

— Сам найдется, куда он денется, здесь не город — не заблудится, — дружно запротестовали мы.

— Потому и надо искать, что не город, а остров. Тут столько такого, что потеряться — полбеды. Можно и совсем сгинуть.

Что при этом имел кок в виду, он нам не сказал, а вот меры принял немедленно.

— Как твоя фамилия? — он указал пальцем на меня.

— Леонтьев, а что?

— Вот ты и пойдешь доложить старшине об исчезновении юнги.

— Почему я?

— Разговорчики! — строго сказал кок. — Приказы на флоте не обсуждаются, а выполняются.

Я почувствовал, что пререкания со строгим коком могут для меня кончиться неприятностью, и поспешил отчеканить:

— Есть доложить об исчезновении юнги, — и направился к выходу.

— Можно и мне с ним? — попросился Сережка.

— За компанию, что ли? Ну, иди!

И вот мы уже вместе с Вороновым идем на поиски своего земляка.

— Умора, то кашей обольется, то с камбуза исчезнет! С таким не соскучишься. Где его искать? Суда из бухты не выходили. Значит, он на Соловках, — рассуждал Воронов.

Подошли к часовым, стоящим у ворот, те заверили, что без увольнительных никого не выпускали.

— В таком случае, искать надо только здесь, — твердо сказал старшина.

Территория кремля не так уж велика. Но это только кажется.

— За пять столетий, — стал рассказывать Воронов,— в нем столько нагородили, что при желании можно спрятать целую роту, а то и батальон, да так, что не скоро найдешь.

Для начала пошли по стенам крепости. Я и не подозревал, что в их верхней части сделан коридор, покрытый тесоЕой крышей. По нему обошли все восемь башен, в которых в три-четыре яруса были устроены круглые бойницы. Когда-то защитники крепости били из них по врагу из пушек и пищалей. Теперь в башнях поселились сырость и холод. Под ноги кидались никого здесь не опасавшиеся крысы. При этом по всему телу пробегал озноб. Шли почти в полной темноте. Фонарик старшины высвечивал коридор лишь спереди, да и то временами.

— А это для чего? — спросил шедший за старшиной Сережка, указывая на залитые бетоном между камней большие железные кольца.

— К ним с помощью цепей приковывали узников, — пояснил старшина.

— Каких узников? -— поинтересовался я.

— Монастырь издавна использовался не только для богослужений, но и в качестве тюрьмы.

Старшина подошел к одной из многочисленных тяжелых дверей и приоткрыл ее. Мы увидели позеленевшие от плесени стены. Комната с низким потолком походила на гроб — шага три в ширину и чуть больше в длину. Из стены торчал залитый бетоном выступ.

— Это лежанка. Тут узник спал, — пояснил Воронов. — А вот и его страж, к которому он приковывался, — и старшина лучом фонарика указал на точно такое же кольцо, какие мы уже видели.

По тому, как уверенно он нас вел по подземелью, рассказывал о его ужасах, можно было судить, что Воронов здесь уже бывал и не однажды.

Вот его фонарик осветил один из углов каземата, где едва просматривались какие-то царапины.

Старшина, подобрав с каменного пола щепку, стал с усердием соскребать со стены копоть и плесень. Наконец нам удалось прочесть надпись на ней: «14 декабря

1825 года».

— Здесь сидел декабрист, — догадался я.

— Да, побывали в этих душегубках и декабристы, — подтвердил младший командир. — Сколько их здесь нашло свой конец — пока неизвестно, но фамилии двух все же сохранились — это Шаховской и Бантыш-Каменский. Николай I, прозванный Николаем Палкиным, жестоко расправился с участниками декабрьского восстания, преследовал и всех им сочувствовавших. За принадлежность к тайному обществу декабристов сюда же были сосланы, например, студенты Московского университета Николай Попов и Михаил Критский. Здесь, в этих камерах, они и погибли...

Умпелева искали до самого вечера. Нашли его в одной из камер, спящим прямо на каменном полу. Рядом лежали две консервные банки. Одна из них была пустая.

— Как ты сюда попал? — строго спросил юнгу Воронов.

— Зашел, чтобы спрятать консервы, — захлебываясь от слез, стал рассказывать Умпелев, — а дверь кто-то подпер. Я уж думал, что здесь и умру...

— Никто тебя не подпирал, — прервал его старшина.—Сам во всем виноват: зашел, стукнул дверью — вот камень из стены и выпал, да и блокировал выход. А еще виноват ты в том, что из пайка своих же товарищей банки с тушенкой стащил... Так на флоте не поступают, но об этом поздсе. А теперь пошли, ребята, а то еще и нас искать будут.

Первые трудности

На другой день из юнг было сформировано два батальона. Один расквартировался тут же, в кремле. Местом дислокации другого командование определило местечко бывшего скита Савватиево, километрах в двенадцати от кремля.

Детально знакомиться со всеми достопримечательностями острова, куда нас забросила судьба, было некогда. Разбив юнг на роты и смены, командование тут же отдало приказ о переходе к месту дальнейшего прохождения службы.

Командиром роты радистов был назначен старший лейтенант Дубовой, а командиром нашей смены стал старшина 1-й статьи Воронов, что меня очень обрадовало.

Вышли из Соловецкого монастыря сразу после ужина. У каждого за плечами был больше чем наполовину набитый обмундированием и постельным бельем наматрасник.

Шли строем. Над ротами батальона неслась песня:

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает...

Через час-полтора идти стало заметно тяжелее. Ноша с личным вещевым имуществом гнула к земле. Кое-кто посбивал до кровяных мозолей ноги. «Эх, скинуть бы сейчас тяжелые ботинки и идти босиком, — думал я.— Да главе командир разрешит? Нельзя. Дисциплина. Придется терпеть. Трудности надо преодолевать стойко». Некоторые стали отставать. Старшины подбадривали. Ребята, кто покрепче — Женька Ларинин, Ваня Неклюдов, Иолий Горячев, Валька Рожков, Боря Гаврилов, Олег Няп :нн, Саша Плюснин, Митька Рудаков, — помогали тем, кто послабее.

Наконец вышли на поляну, заросшую иван-чаем, сделали большой привал. Воронов посоветовал всем прилечь

и что-нибудь подложить под ноги. У одних они тут же оказались на пеньках, у других — на вещевых мешках. Старшина был прав — тяжесть в ногах стала исчезать. Сережка Филин, лежа на спине, любуясь небом, даже размечтался.

-— Интересная штука — эти Соловки, хоть картину с них пиши. Время, наверное, часов десять, а то и одиннадцать. — Часов у нас ни у кого, кроме старшины и командира роты, не было. — А на улице светлым-светло. Только теперь я начинаю понимать, что такое белые ночи. Прелесть их не столько в красках, хотя и они необыкновенны, сколько в чудесном свечении, которое будто излучают все окружающие нас предметы. Днем они свет отражают, а белой ночью как бы сами светятся изнутри... А небо, небо, посмотрите, какое! До сих пор нет ни звезд, ни луны. А лес... Да это настоящая сказка: зеленый-зеленый. А над острыми вершинами деревьев подымаются легкие, прозрачные клубы тумана. Это возносится к небу тепло невидимых лесных озер...