Дети надежды (СИ) - "Дэви Дэви" - Страница 7

Для престарелого Эрдена последняя фраза Гару была, как пощечина, лицо его пошло багровыми пятнами. Но Исен и Айгор потеряли к нему интерес. Они уже обговаривали с Гару новый учебный план для Дани. Айгор благодарно улыбнулся Гару и внутренне ещё раз поздравил себя с удачным выбором куратора для сына.

… А главный виновник всего этого переполоха уже понял, что наказывать его не будут. И, пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, потихоньку отрывает лепесток вкусно пахнущего экзотического цветка, красующегося в вазе на столике. «Те, кто дотрагивается… те, кто наблюдает…» Дани решает, что наблюдать он будет, когда вырастет, а пока… Он засовывает лепесток в рот, жует… Фу, гадость! А так вкусно пахнет…

* * *

Здесь было так красиво. Здание Театра переливалось разноцветными огнями, а внутри все было ярко, роскошно. Так в книгах по истории Изначальной выглядели старинные дворцы.

— Этот стиль называется нео-барокко, — объяснял ему суфи Гару. — Истоки его, как Вы правильно предположили, — в искусстве Изначальной. В данном случае можно смело говорить о подражании великим зодчим и художникам Изначальной. Сочетание пышности, экстравагантности и динамичности…

Дани впервые был в Центральном Театре. Он вообще во Флорес был впервые. Детям его возраста не полагалось… Хотя, тут было полно детей богемы, живущих во Флорес. Они бегали по роскошным фойе, скакали по мраморным лестницам, громко смеялись. И обнимались друг с другом. Постоянно. Дани даже представить не мог, чтобы осмелиться вот так себя вести, да ещё на людях.

Двое детей, мальчик и девочка, лет десяти, похожие друг на друга, как две капли воды, пробежали мимо них, потом обернулись, посмотрели на Дани так, как… В общем, воспитанным людям так смотреть не полагается.

— Какой хорошенький! — воскликнула девочка, засмеялась весело, заливисто, и они убежали.

А Дани почему-то смутился. Посмотрел на суфи Гару, который, казалось, ничего предосудительного не замечал.

— Они не знают дисциплины, — серьезно произнес Дани. Так всегда говорили про детей из Флорес. Каково это — без дисциплины? Смеяться, когда хочешь, говорить, что хочешь? — Суфи Гару, а я, правда, хорошенький? И что значит — «хорошенький»?

Наставнику понадобилось всего пара секунд, чтобы «перепрыгнуть» с беседы об искусстве на беседу о внешности Дани и лексиконе Флорес.

— Эта девочка сделала комплимент Вашему внешнему виду. Справедливый комплимент, — суфи Гару чуть улыбнулся уголками губ.

— А он пристойный? — засомневался Дани. Если пристойный, тогда чего она смеялась…

— Вполне, — развеял его сомнения куратор. — Уверен, в будущем Вы часто будете слышать что-то подобное. Но повторять я бы не советовал. По крайней мере, пока…

— Ааа, значит, в нем, всё-таки, есть что-то непристойное!

В глазах суфи Гару пляшут веселые искорки, и Дани кажется, что наставник вот-вот рассмеется, совсем как та девочка… Но он не смеется, потому что… Дисциплина — всегда и во всем.

… Зал был полон: богема, щеголяющая экзотическими нарядами и прическами, дельцы и высшие чиновники из Серого Города, даже кое-кто из Амирата… Анж Нуар, «Тысячеликий», выступал всего два раза в год, и каждый его концерт был важным событием в культурной жизни Элпис.

Если бы суфи Гару не рассказал про Тысячеликого, Дани вряд ли поверил бы, что на сцену всё время выходит один и тот же человек. У Анж Нуар были уникальные связки — результат сложнейшего и весьма рискованного эксперимента с «ф-про», — поэтому голос его менялся до неузнаваемости. К каждой песне подбирались свои, особые декорации и костюмы. Но, самое главное, — певец каждый раз выходил на сцену с новым лицом. Сделанные на заказ маски тоже были уникальной и сложной работой. И песни были — словно истории, рассказанные разными людьми, — веселые, печальные или даже страшные, но всегда интересные.

— Столько лиц… и все не настоящие… А как он на самом деле выглядит? — шепотом осведомился Дани у наставника.

— Об этом, мой любознательный ученик, Вы сможете спросить у него сами. После концерта.

… Фруктовый напиток в театральном ресторане был гораздо вкуснее, чем те, что Дани привык пить дома. Сладкий… Мальчик ерзал в своем кресле, ему было очень трудно сидеть прямо и с достоинством — как положено — и не оглядываться постоянно на вход: ему не терпелось увидеть настоящее лицо Тысячеликого. Когда, наконец, вошел Анж Нуар, окруженный толпой поклонников, Дани даже дернул наставника за рукав, что было вопиющим нарушением этикета.

— Суфи Гару, мы подойдем к нему?

— Он сам подойдет к нам, — невозмутимо ответил суфи Гару и, чуть повернув голову в сторону артиста, негромко произнес, — Анж Нуар, не будете ли Вы столь любезны?..

Певец тут же оставил поклонников и подошел к их столику. Кивнул почтительно и остался стоять, терпеливо ожидая, когда юный амир закончит его рассматривать.

— Мне очень понравилось, как Вы пели, — произнес, наконец, Дани, с искренним восхищением глядя в красивое молодое лицо.

— Благодарю Вас. Я старался, — улыбнулся артист.

— Ваши маски… Они такие чудесные, точь-в-точь как настоящие лица…

— Да, именно так они и должны выглядеть. Маски помогают мне входить в образ. Я надеваю их не только на сцене, но и во время репетиции. А иногда — сначала находится новое лицо, и только потом пишется песня…

Он продолжал стоять. Дани это показалось странным. Да, и неудобно всё время голову задирать. Мальчик наклонился к самому уху куратора, это тоже нарушение, но…

— А почему он не садится?

— Возможно, потому, что Вы не предложили ему, — пожал плечами суфи Гару.

Дани покраснел. Да-да, по правилам этикета… Он совсем забыл.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — он указал артисту на кресло, отчаянно стараясь не выдать своего смущения. Загладить бы поскорее эту неловкость! — Ваше собственное лицо прекрасно, разве не жаль скрывать его под масками?

— Моё собственное лицо? — переспросил Анж Нуар и рассмеялся. Его изящные пальцы оттянули кожу под подбородком и… Это не была настоящая кожа.

— Ещё одна маска?! — поразился Дани. Вот это да! — А… А Вы не могли бы её снять?..

Анж Нуар покачал головой.

— При всем уважении, амир… Но — нет. С этой маской я не расстаюсь никогда.

Дани озадаченно замолчал. Интересно, что у него с лицом, почему он боится его показывать? Если есть секрет, всегда хочется его раскрыть.

— Вы могли бы приказать, — тихо произнес суфи Гару.

— Но… Если он не хочет…

— Он обязан повиноваться.

Дани посмотрел на артиста: Анж Нуар слышал их разговор, в его глазах мелькнул испуг. Приказать? Заставить сделать что-то, возможно, очень неприятное? Зачем?.. Просто потому, что интересно?.. И столько людей вокруг — вдруг это унизит Анж Нуар, причинит ему боль?

— Я не буду приказывать.

— Почему? — суфи Гару, казалось, ждал именно такого ответа.

— Ну… Если есть что-то, что он не хочет показывать другим… Я тоже не хотел никому показывать свой рисунок, но Алег… это было так ужасно…

Куратор кивнул понимающе.

— Хорошее объяснение, Дани. Кстати, раз уж Вы сами заговорили об этом рисунке… Он Вам дорог? Вы хотели бы получить его обратно?

Дани растерянно смотрел на наставника.

— Но разве дедушка не велел Вам выбросить рисунок?..

— Рекомендовал… — уточнил суфи Гару.

— Так… Вы можете мне его вернуть?

— Если Вы прикажете Анж Нуар снять маску.

Иногда суфи Гару так шутит, что… Нет, сейчас не шутит. Он может отдать рисунок… Дани пытался, много раз пытался нарисовать снова, но не видел её, как тогда… тогда она словно выглянула на миг из своего нового мира — взгляд золотых глаз, ласковая улыбка — и скрылась опять. Суфи Гару может вернуть… её улыбку… Но для этого… надо заставить Анж Нуар… «Заставить» — нехорошее слово, злое.

— Я не понимаю… — Дани беспомощно смотрит на наставника. Сейчас он вовсе не будущий амир, он — лишь маленький мальчик, который ничего не понимает, да и не хочет понимать в этом странном, пугающем взрослом мире. — Чего Вы хотите?