Дети надежды (СИ) - "Дэви Дэви" - Страница 5

— В данном случае… Это приемлемое решение.

— Вот именно, приемлемое, — снова хохотнул полковник.

Красавчик, бормоча что-то вроде «да как Вы смеете?!», попятился от него, оступился на ровном месте и точно упал бы, но Инсар молниеносно подхватил его под руку. Потом подтянул к себе поближе, приобнял. На лице у полковника была всё та же веселая улыбка, только взгляд жесткий. И голос, когда он заговорил.

— Вот что, лапа, у меня дел по горло, на долгие ухаживания времени нет, — он достал из нагрудного кармана тонкую пластинку, сунул её в руку медику. — Это ключ от комнаты в гостинице, номер и адрес там написаны. Приличное место, не волнуйся. Будешь там сегодня в девять. И не вздумай опаздывать! Понял? — он легонько встряхнул свою «жертву».

— Угу, — послушно кивнула «жертва».

— Вот и славно. А сейчас — оформи-ка мне парнишку по-быстрому, — полковник отпустил, наконец, медика, шлепнув его напоследок по заду.

И только тут все заметили, что Яромир пришел в себя.

… Полковник Инсар передал его документы офицеру, прибывшему из учебного центра. Потом посмотрел мальчику прямо в глаза. И Яромир ответил таким же прямым и уверенным взглядом. Инсар довольно кивнул.

— Яромир Шоно, значит… Я запомню. Из тебя выйдет толк, волчонок. Если выживешь, конечно.

И, развернувшись, быстро ушел. А Яромир, пока было возможно, смотрел ему вслед, пораженный и зачарованный. Наконец-то, в его темной комнате включили свет, и жизнь обрела ясность. Он станет таким же, как этот большой сильный человек — Берт Инсар, и даже «белые мантии» будут бояться его. И тогда никто не сможет обидеть его родителей. Он вылечит отца, а маме не придется больше работать, она опять станет носить красивые платья и беззаботно смеяться… Так и будет. Он добьется.

Аэрокар приземлился перед серой громадой учебного центра.

— Добро пожаловать домой, солдат!

2. Глаза цвета солнца и мёда

Любви и жалости не верь,

Не открывай святую дверь,

Храни, храни её ключи,

И задыхайся — и молчи.

(З. Гиппиус «Напрасно»)

Дождь, конечно же, опять дождь, холодный и противный. И низкое, тяжелое небо затянуто грязным покрывалом туч. Единственное яркое пятно — подсвеченный изнутри золотым светом купол Дворца Софии. Похож на солнце Изначальной…

Дани смотрит в окно, на свинцовое небо, на золотой купол… Это очень трудно — просто тихо сидеть. Это называется дисциплина.

В светлой и просторной аудитории — пара дюжин учеников, от шести до двенадцати лет. Дети амиров, будущее Элпис. Все учебные помещения расположены таким образом, чтобы из окон можно было видеть Дворец Софии — место, где собирается Амират, где принимаются важнейшие государственные решения. Это тоже должно дисциплинировать.

От обучающих программ в свое время было решено отказаться. Юные амиры учились по индивидуальным планам, с настоящими, живыми учителями — достойнейшими представителями научного мира Элпис. Кроме преподавателей по различным предметам, у каждого из учеников имелся ещё и свой куратор-воспитатель. Такое обучение было сочтено наиболее эффективным для будущих правителей. И, разумеется, — дисциплина. Дисциплина прежде всего.

… Дани давно справился со своим заданием. Чего проще — нарисовать кровеносную систему человека, назвать все органы и их функции. Дани всё сделал. И теперь должен был сидеть тихо, чтобы никого не отвлекать. Он и сидел, и не отвлекал. Любовался золотым куполом, пока не надоело.

Свечение купола создавало причудливые тени. На подоконнике аудитории, например, тени напоминали крадущихся пауков. Дани видел настоящих живых пауков — в «Заповеднике флоры и фауны Изначальной». Пауки там были разных размеров и окраса. Дани хотел потрогать одного — большого, мохнатого — но его куратор, суфи Гару, объяснил, что паук ядовитый и вообще, лучше не трогать того, чего не знаешь.

— Если его никто не трогал, — спросил тогда Дани — Как поняли, что он ядовитый?

Других учителей раздражали его вопросы, они называли их странными или вовсе глупыми, но суфи Гару, наоборот, улыбался одобрительно и говорил, что спрашивать — это хорошо.

— А ядовитый паук… Наука — это всегда риск, Дани. Но жизнью рискуют другие, а ученый рискует именем, когда берет на себя ответственность. И для этого нужно гораздо больше мужества и решительности.

Дани, как и полагалось хорошему ученику, тщательно обдумал услышанное. Потом воскликнул:

— Я понял! Есть те, кто дотрагиваются до паука, а есть те, кто наблюдает за ними.

— Верно, Дани, — без улыбки кивнул учитель. — И Вы из тех, кто наблюдает.

… Суфи Эрден читал какой-то толстый научный журнал, остальные ученики занимались своими заданиями. На Дани никто не обращал внимания. Он вытащил заколку, закреплявшую сплетенные на затылке волосы — перламутровая сердцевина, разноцветные проволочки… «Ф-про» сделало тоненькие детские пальчики очень сильными, они без труда гнут твердую проволоку. Всего несколько минут — и Дани с гордостью кладет на свой стол маленького паучка с перламутровым тельцем и разноцветными ножками. Вот бы показать паучка суфи Гару! Но… на занятиях нельзя отвлекаться на «посторонние дела». А паучок — наверняка «постороннее»… Дани, вздохнув, засовывает своё произведение обратно в волосы. Правда, заколка из паучка уже не получится, но, если не слишком вертеть головой, прическа продержится до конца занятия, а потом кто-нибудь из слуг снова приведет волосы Дани в порядок…

Он опять смотрит на золотой купол. Суфи Гару однажды сказал ему, что его глаза такого же цвета, как купол Софии. И как солнце Изначальной. Священного цвета. До этого Дани стеснялся своих глаз, потому что кузен Алег всегда твердил, что желтые глаза — это не просто не модно, это признак вырождения. Но суфи Гару сказал…

Глаза у Дани были от матери. Они не подверглись изменениям «ф-про», это Дани знал. Он помнил эти глаза, хоть и не должен был помнить, слишком он был мал, когда… Никто из детей амиров не помнит своих матерей. Так нужно. Так правильно. А Дани, тем более, не следовало помнить: его мать была «с отклонениями». Каким-то образом этого не заметили сразу, когда выбирали её из многих других кандидаток. Это великая честь — родить сына амиру, это обеспечит девушку и её семью на всю жизнь. Естественно, её обследовали, и не раз. Отец Дани, правда, даже не контактировал с ней, ему всегда нравились только мужчины, так что, будущую мать своего сына он выбирал по медицинским показателям. Что ж, он выбрал, ей сделали искусственное оплодотворение, далее всё шло, как полагается. Пока не наступил момент, когда она должна была оставить ребёнка. Есть договор, есть закон. Её сын не принадлежит ей, она всего лишь рожает и выкармливает сына для амира… Она решилась нарушить закон, оставить ребенка себе, бежать. Такое и раньше случалось, но всегда заканчивалось одинаково. Её поймали почти сразу же. То, что она совершила, считается тяжким преступлением. Но закон Элпис гуманен по отношению к женщине, что бы она не совершила. Женщина на Элпис может не бояться, что её посадят в тюрьму, что выжгут клеймо на лице. Нет, всего лишь щадящая «пси-про» — небольшая коррекция памяти или же психо-кодирование. Скорее всего, она бы вовсе не помнила, что у неё был ребёнок. Или, как все нормальные женщины, гордилась бы тем, что родила сына амиру, и не требовала большего… Но она предпочла покончить с собой. История, которую элита Элпис сочла совершенно дикой и непонятной.

Дани, разумеется, всё это знал. Скрывать от него факты, касающиеся его биологической матери, было бы крайне неразумно. Кроме того, нужно было объяснить мальчику, почему его с самого раннего детства подвергают столь тщательным обследованиям, почему уделяют повышенное внимание его эмоциональному состоянию. Ему и объяснили.

Он отнесся к этому спокойно, как и полагалось юному амиру. И все обследования и наблюдения не выявили в его состоянии и поведении каких-либо отклонений. Вот только… Он помнил её глаза. Не должен был помнить, а помнил. Всё остальное — волосы, овал лица, губы, скулы, подбородок — размыто, словно в густом тумане, а глаза — четко и ясно.