Утопия у власти - Некрич Александр - Страница 93

Точное число жертв периода «большого террора» вряд ли будет когда-либо известно. Роберт Конквест, проанализировав все доступные на 1971 год (год второго издания книги) данные, приходит к «в высшей степени осторожной оценке». Английский историк полагает, что на январь 1937 года в тюрьмах и лагерях находилось около 5 миллионов человек. Между январем 1937 года и декабрем 1938 было арестовано около 7 миллионов. В это число Конквест не включает «обычных уголовников», считая, что их «нельзя рассматривать как жертв сталинского террора». Я думаю, что это неверно: среди уголовников было большое число детей «жертв сталинского террора». Историк подсчитал, что в период «ежовщины» (январь 1937 — декабрь 1938) было расстреляно около 1 миллиона, умерло в заключении около 2 миллионов человек. Александр Солженицын приводит и другую цифру: 170 000 расстрелянных к 1 января 1939 года. Роберт Конквест в «Большом терроре» пишет о том, что только на Колыме до 1950 года погибло не менее 2 миллионов заключенных. В своей новой книге «Колыма» он использует бесстрастный и объективный источник — «Регистр» Ллойда, в котором застрахованы были все корабли, возившие заключенных на Колыму, и приходит к выводу, что на Колыме погибло не менее 3 миллионов заключенных. Английский историк добавляет, что с 1938 года на Колыме всегда было, по крайней мере, вдвое больше заключенных, чем во всех тюрьмах в царской России в 1912 году (самая высокая цифра в истории России — 183 949 человек), а в одном только лагере на Серпантинке было в 1938 году расстреляно больше заключенных, чем за последние сто лет царского строя. А. Солженицын писал о чудовищной невообразимости размеров социалистической лагерной империи: зэки преувеличивали число заключенных, называя цифры в 20-30 миллионов, «когда на самом деле сидело всего лишь 12-15 миллионов человек».

Первое социалистическое тоталитарное государство построено. В этом государстве создана лагерная империя, какой не знала история человечества. Гитлер обижался, что его упрекают за концентрационные лагеря: «Если бы у меня была необъятная Сибирь, я не нуждался бы в концлагерях...» Сталин использует для своих лагерей всю территорию Советского Союза и по числу заключенных оставляет Гитлера позади. Лагерная империя, «архипелаг ГУЛаг», как назовет ее Солженицын, выполняет важную экономическую и психологическую воспитательную роль. Население страны, в которой число заключенных исчисляется миллионами, не может не ощущать ежедневного, ежеминутного давления, ломящего психику людей.

Чудовищный террор «ежовщины» был очередным шоком, который потряс страну, завершил ликвидацию всех тех, кто мог проявить инициативу, кто сохранял еще веру в моральные ценности, кто еще верил в революцию, кто верил во что либо, кроме Сталина. Террор нанес неисчислимый урон стране. Но Сталин построил социализм и построил партию, о которой он мечтал: партию — «орден меченосцев». Партия эта была осуществлением мечты Ленина о партии-армии, партии нового типа. 3 марта 1937 года Сталин говорит о «руководящих кадрах нашей партии»: 3-4 тысячи — высший командный состав, 30-40 тысяч — офицерский состав, 100-150 тысяч — унтерофицерский состав. Все остальные — рядовой состав, серая скотина.

Верховный главнокомандующий и Верховный жрец — Сталин. Власть его безгранична. Когда в 1937 году польский поэт Антони Слонимский, любитель пошутить, опубликовал в варшавской литературной газете «корреспонденцию из Москвы» о короновании Сталина, нашлось немало читателей, поверивших в это сообщение. И можно не сомневаться, что если бы Сталин захотел короноваться, он мог бы это без труда сделать, став первым социалистическим монархом. Партия была готова принять от него все. Хрущев, входивший в 1937 году в число партийных генералов, рассказывает, что, когда Сталин показал ему (и другим руководителям) показания Тухачевского, Якира и других, он не усомнился даже в показаниях своего близкого друга, который «признавался», что убил во время гражданской войны своего командира — Николая Щорса, чтобы занять его место. За несколько часов до самоубийства А. Фадеев, не перестававший верить в Сталина, горевал: сколько писателей «было уничтожено вражескими руками Ежова и Берии...». О людях, которых Сталин подбирал в руководство коммунистической партии, а тем самым страны, можно бы сказать словами А. Кестлера: «они верили во все, что могли доказать и могли доказать все, во что они верили». Кестлер не добавил лишь, что для «доказательства» им достаточно и фальшивки.

Сталин твердо держит в руках машину террора. Антони Иден, большой поклонник Сталина, рассказывал, что в декабре 1941 года Сталин, во время разговора, вдруг заметил, что Гитлер проявил себя исключительным гением. Он сумел в невероятно короткий срок превратить разоренный и разделенный народ в мировую державу. Он сумел привести немецкий народ в такое состояние, что тот беспрекословно подчиняется его воле. Но, — добавил Сталин, — «Гитлер показал, что у него есть фатальный недостаток. Он не знает, когда нужно остановиться». Иден рассказывает, что в этот момент он не мог удержаться от улыбки. Сталин, который говорил очень серьезно, сначала как бы обиделся и спросил, что в его словах смешного. Но прежде чем Иден ответил, Сталин сам ответил на свой вопрос: «Я понял, почему вы улыбнулись, мистер Иден. Вы спрашиваете себя, а я сам могу ли остановиться. Ну, что ж, могу вас заверить, что я всегда смогу остановиться».

В 1938 году Сталин показал, что он может остановиться и может остановить машину, которая, казалось, летела в пропасть. В июле Ежов был назначен наркомом водного транспорта (шутка Сталина!), а в декабре Берия взял в свои руки НКВД. Приход Берии должен был означать «отступление», очередную «либерализацию». Но даже Н. Хрущев признает, что «террор отнюдь не прекратился — он стал тоньше и разборчивей».

Наиболее характерной чертой социалистического тоталитарного государства было отрицание существования террора. В 1918 году молодая советская власть провозгласила миру и стране красный террор. Крестьянский геноцид шел под слегка уже завуалированным, но достаточно ясным лозунгом: ликвидация кулака как класса. Массовый террор второй половины 30-х годов шел под лозунгом расширения демократии. Газеты сообщали о процессах, о наличии врагов, которых то и дело раскрывали. Сталин на Восемнадцатом съезде даже обнаружил прямую связь между казнями врагов и расширением демократии, за которую народ не перестает благодарить советскую власть: «В 1937 г. были приговорены к расстрелу Тухачевский, Якир, Уборевич и другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховный Совет СССР. Выборы дали советской власти 98,6% всех участвовавших в голосовании. В начале 1938 г. были приговорены к расстрелу Розенгольц, Рыков, Бухарин и другие изверги... Выборы дали советской власти 99,4% всех участвовавших в голосовании...» Но все эти казни врагов, аресты врагов, не касались (по мысли Сталина) народа, жившего уже при социализме, счастливого, довольного советской властью.

Завершение строительства социализма было завершением строительства общества, которое принимало слова Вождя за реальность и отвергало реальность, живя в ней.

Широкую популярность приобретает в 1937 году французская песенка «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо...» Написанная во Франции в 1935 году, она с невиданной быстротой попадает в Советский Союз. Власти полагают, видимо, что она неплохо отражает положение в стране социализма. Вторым советским гимном становится «Песня о Родине», в которой особенно актуально звучали слова: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

На путях к войне

Международное положение во второй половине 30-х годов определялось появлением государств, не скрывавших агрессивных намерений по отношению к соседям. Фашистская Италия нападает в 1935 году на Абиссинию, Германия в 1936 захватывает демилитаризованную Рейнскую область, формально похоронив Версальский договор, Япония захватывает Манчжурию, создает там марионеточное государство Манчжоу-го, начинает войну с Китаем.