Стратонавт поневоле - Треер Леонид Яковлевич - Страница 8

Постояв несколько секунд, он начал двигаться на ощупь. Так беспомощно тыкается во тьме зала опоздавший к началу сеанса, натыкаясь на зрителей, пока чья-то решительная рука не пригвоздит его к пустому креслу. И когда глаза привыкли к сумраку, Коля начал осматриваться. Вдруг позади его раздался всплеск. Он обернулся и похолодел.

Щуплый человечек в длинной белой рубахе сидел на тахте и скалил зубы. Ноги его были опущены в таз с кипятком. Длинные обезьяньи руки касались пола. Из клубов пара проступали голый череп и морщинистое лицо с фарфоровыми, не мигающими глазками.

Что и говорить, зрелище было жутковатое, но Редькину удалось справиться с волнением. Он вынул из свитера птицу и протянул ее диктатору:

— Ваша Утка?

— Моя, — отозвался диктатор, пощупав кольцо. — Где взял?

— А прямо на дороге, — затараторил Коля — Иду себе, а она навстречу, и глаза такие умные-умные, и видно, хочет что-то сказать, я сразу понял, утка непростая, и тогда…

— Стоп! — прервал Барракудо. — Коротко о себе!

Коля опустил голову, не по-детски вздохнул и, печально глядя на диктатора, сказал:

— Зовут меня Робин. Фамилия Бобин. Мать умерла рано, я ее не помню. Говорят, она была леди. Отец — aнглийский боцман. С пяти лет я стал плавать с ним. Образование — среднее, незаконченное. Отец много пил и бил меня почем зря. Я не выдержал и во время стоянки в Гонконге сбежал. И вот брожу по свету в поисках дедушки по маминой линии…

Редькину удалось выдавить слезу, так нужную в этот момент. Слеза упала в таз, где парились конечности диктатора, звонко булькнула, и в месте ее падения выпрыгну, восклицательный знак.

Барракудо поморщился:

— Ужасно ноют ноги. Должно быть, задует сирокко, — Он хлопнул в ладоши, и появился оборотень. — Заложников отпустить. Расстреляем в следующий раз. Приготовить другу Робину комплексный обед № 3. Назначить на завтра парад. Сливы перебрали?

— Так точно! — выпалил оборотень.

— Молодцы. Порченые-продать. Хорошие — закатать в банки — и в подвал.

Закончив водную процедуру, диктатор натянул на голову кудрявый парик, надел халат, шлепанцы, подошел Коле и неожиданно прижал его к себе.

— Спасибо, друг, — бормотал Барракудо. — Утка символ моего могущества… Я не останусь в долгу…

После его объятий из Колиных карманов исчезли шариковая ручка и перочинный нож, но Коля обнаружь пропажу гораздо позже.

Барракудо пропел «Любил ли кто меня, как я?», подошел к окну и поднял шторы. Кабинет наполнился светом и Коля увидел на стенах странные картины: в тяжелых рамах висели рентгеновские снимки головы. Заметив удивление гостя, диктатор напыжился и с гордостью произнес

— Мои портреты! Вот на этом снимке мне 16 лет. А на этом — тридцать. Видишь, какой мозг?

— Да-а-а, — Редькин понимающе покачал головой, — это же мозг гения…

— С чего ты взял? — Барракудо слегка засмущался

— Для гениальности надо, чтоб мозг весил около килограмма, — не моргнув, соврал Редькин, — а у вас, судя по снимкам, полтора кило, а может, и все два.

— Сейчас, правда, поменьше осталось, — вздохнул диктатор, — приходится много думать… Но все равно, — он подмигнул Коле и хихикнул, — кое-что еще кумекаем.

— Как же тебя, Робин, отблагодарить? — Барракудо задумался

— Десять тысяч люриков — это, конечно, гипербола. Я тебе их не дам. Деньги портят человека, я на себе испытал.

— Да мне ваши люрики и не нужны, — Коля yлыбнулся, — на моем месте так поступил бы каждый! Мне бы поесть и дальше двигаться, дедушку искать…

— Э, нет, дорогой, раньше, чем завтра, я тебя не отпущу. Завтра состоится парад в честь Белой Утки, и ты, как ее спаситель, должен присутствовать.

В это время открылась дверь и вошел оборотень с огромным подносом, накрытым белоснежной салфеткой. Он поставил поднос на стол и быстрым движением как факир сдернул салфетку. С глубоким разочарованием Коля оглядел комплексный обед, состоящий из трех блюд: рыбки хакус, светящейся от обилия фосфора, яичка со штампом «Свежее до 1980 года» и компота из сухофруктов.

— Садись, Робин, ешь, не стесняйся. Мы люди простые без фокусов.

С обедом Редькин расправился за одну минуту.

— Молодец, — диктатор погладил его по голове и задумался.

— Хобби имеешь? — вдруг спросил он.

— А кто сейчас без хобби! — Коля усмехнулся:

Раньше я корабельные якоря собирал, а теперь марки коллекционирую.

— Хорошее у тебя хобби, — Барракудо завистливо вздохнул:

— А у меня оно такое, что и сказать стыдно.

Он оглянулся:

— Чужие карманы посещаю. Ворую говоря.

— И давно?

— Сколько себя помню. Это у нас наследственное. Он подсел к Редькину и жарко зашептал ему на ухо.

— Все делают вид, что ничего не замечают. Боятся. Министры перед тем, как ко мне идти, все из карманов выгребают. Тоска зеленая. Приходится им делать подарки, а потом их же и уводить. Представляешь?

— Да-а- Коля не знал, что сказать. Глава государства и на тебе! — А зачем вам, дядя Барракудо, воровать, извиняюсь, посещать чужие карманы? Вам ведь и так все отдают, когда захотите.

— Это неинтересно. Другое дело — пальчиками. — Глаза у диктатора заблестели.

— Двумя чуткими пальчиками провести ювелирную работу и извлечь из жилетки како-нибудь растяпы часики…

Он мечтательно прикрыл глаза и помолчал:

— А ты, значит, Робин, специалист по маркам? Барракудо прищурился, достал из тумбочки табакерку, раскрыл ее и протянул Редькину. Внутри табакерки лежала марка. При виде ее Коля оцепенел. Это была знаменитая Мальдивская марка. Всего три таких марки было выпущено сто лет назад. Одна из них исчезла в пучине Атлантики вместе с кораблем голландского купца.

Вторая марка сгорела во время знаменитого пожара в Чикаго. И вот сейчас он держал в руках последнюю Мальдивскую.

— Дарю! — сказал Барракудо, довольный эффектом.

— Это большая честь для меня, — взволнованно произнес Коля, — но…

— Никаких но! — диктатор улыбнулся, обнажив мелкие зубки грызуна. — Ты заслужил ее. Клади в карман. Иначе обижусь!

Коля принял подарок с восторгом и благодарностью.

— А теперь иди и хорошенько выспись. Завтра нам предстоит грандиозное зрелище. Дай-ка я тебя перед сном обниму и поцелую.

Он протянул руки к мальчику, но Редькин вспомнил хобби диктатора и расставаться с подарком не пожелал.

— Как бы вам не заразиться, — озабоченно произнес он, — я ведь гриппую…

Барракудо отпрянул и перестал дышать.

— Что же ты раньше молчал? — зло прошипел он я ведь с тобой контактировал, может, вирусы подцепил, может, уже началось…

— А вы меня и не спрашивали, — обиделся Коля, обняли ни с того ни с сего, я и предупредить не успел.

— Ладно, — Барракудо с сожалением взглянул на Колин карман, где лежала табакерка, — марш в постель, заразный мальчик!

Спать Колю уложили в большой и неуютной комнате на раскладушке. На стенах были нарисованы отвратительные чудовища, которые разевали огнедышащие пасти и говорили: «Спокойной ночи!» От малейшего движения Редькина раскладушка надрывно стонала. Красный глаз лун внимательно смотрел на него, будто большая и хищная рыба подплыла к окну в ожидании добычи. Луна мешал спать, Коля долго ворочался и, не выдержав, решил скрепить булавкой половинки штор. Булавка проткнула материю, в ту же секунду раздался вопль и кто-то свалился с подоконника. Редькин высунул голову и увидел человек сидящего на клумбе.

— Больно? — шепотом спросил Коля.

— Больно, — отозвался человек.

— А зачем в окне стояли?

— Да я же оборотень. Приставлен следить за тобой.

— А зачем за мной следить? — удивился Коля.

— Положено, — пробормотал оборотень, ощупывая тело.

— У нас в Кошмарии за всеми следят. Я за тобой слежу я кто-то за мной следит. Все о всех известно. |

— Да вы поднимитесь ко мне в комнату, — предложу Коля, — и наблюдайте за мной сколько влезет.

— Не положено, — уныло пробубнил оборотень слежка должна быть тайной…