Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 5

– Текущее обслуживание и профилактику Маргуса будет осуществлять старший лейтенант Воронов Александр Ильич, – профессор светски кивнул в сторону старлея. – На время эксперимента он будет прикомандирован сюда, будет состоять в штате офицеров управления роты.

– Разрешите? – появился в дверях класса старшина. – Вот, хоть на человека стал похож! – ввел он в класс переодетого в форму Маргуса. – Учитесь, салаги: все сам парень сделал – и нагладился, и подшился, и сапоги надраил. За какой-то час.

Киборг стоял перед нами немым укором. Новенькая форма, которая просто обязана была сидеть на нем классическим мешком, как на любом нормальном салабоне, выглядела, как приложение к строевому уставу. Ни морщинки, ни складочки – словно в генеральском ателье пошита на этого гада. Ремень плотно облегает талию, но не перетягивает ее, как у муравья. Бляха сияет. Сапоги сверкают ярче, чем у ротного. Берет н-новенький, тельник н-новенький – вот падла… И мы сидим перед ним – хэбэ уже выгоревшее, с пузырями на коленях, тельники уже ношеные, линялые (в бане поменяли), морды солнцем обгорелые, комарами обглоданные… И у всех одна мысль: за каким фигом это мы так загибались, спрашивается, если нас таким вот красавчиками скоро заменят? Ну да ладно, еще не вечер…

А вечером (точнее, после отбоя) киборг возник в дверях каптерки. В синих уставных трусах и сапогах на босу ногу.

– Разрешите, товарищ старшина? – вежливо обратился он к Фомину, любовно полировавшему суконкой офицерский хромовый сапог. В голосе киборга прохладным юрмальским ветерком звучал легкий прибалтийский акцент.

– Что такое? – с неудовольствием оторвался старшина от своего отражения в носке сапога.

– У меня тельняшку кто-то взял… – растерянно доложил киборг. – Наверное, перепутали, я спрашивал – никто не говорит.

Старшина досадливо поморщился. Чего там – дело ясное. Новые тельняшки курсанты сдали в бане в стирку, взамен получили чистые, но бэ-у. Бывшие в употреблении, значит. В отпуск любому хочется в новой приехать (а к отпуску курсант готовится с самого начала семестра), а как же. А этому парню в отпуске красоваться не перед кем, так нафига ему новый тельник, спрашивается? И не будь дураком, следи за своим имуществом.

– Это не у ТЕБЯ тельник тиснули, голубь ты мой сизокрылый, – мягко возразил старшина. – Это ТЫ его прое…

– Что я сделал? – вежливо переспросил Маргус.

– Профукал, прошляпил, прососал, просрал, бл-лин! – начал терять терпение старшина. – У меня тут что – склад тельников для всяких тормозов, нафиг?!

Чертыхаясь, он полез на стеллаж и оттуда, из поднебесья, в киборга полетела донельзя полинялая и растянутая тельняшка-безрукавка.

– Носи, лопух! – спрыгнул старшина на пол. – Если и эту про… Тьфу, потеряешь, короче, больше хрен чего получишь, понял?! Дам кусок рукава, пришьешь к хэбэ, как манишку, и будешь так ходить! Шагом марш спать!

– Товарищ старшина, мне вообще-то сон не требуется…

– А тебя не спрашивают, требуется – не требуется, понятно? Положено спать – значит, спи. Вопросы?.. Свободен!

– О, у меня есть вопросы, товарищ старшина…

– Свободен, я сказал! Через две минуты не будешь в койке – на очко у меня улетишь. Шагом марш, курсант! Да не шуми, люди спят.

– Есть! – несколько озадаченно ответил Ауриньш и отправился к своей койке, пытаясь установить хоть какую-то логическую взаимосвязь между словами старшины: «Вопросы?», «Свободен!» и «Марш спать!». Шел он, несмотря на скрипучие половицы, совершенно бесшумно. Это понравилось старшине. «Надо же, – подумал он, – тормоз, а старается. Нич-чо, сделаем человека из этого баклана». И, конечно же, старшине вспомнился золотой постулат армейской педагогики: «Солдаты у нас все хорошие, их только дрючить надо».

Сентябрь в Рязани – еще не в полной мере осень. Скорее, затянувшееся бабье лето. Но по утрам уже довольно зябко, и с мещерских болот все чаще наползают на город молочные туманы.

Ежась от студеного утреннего ветерка, курсанты выбегали на зарядку. В наставлении по физподготовке четко расписано, при какой температуре воздуха какая форма одежды положена на зарядку. Однако в училище этому разделу не придавали особого значения. Например, форма номер один (трусы и тапочки) не применялась вообще – чего баловством заниматься. Когда это боец в тапочках воевать будет? А про трусы вообще говорить не приходится: почти у всех курсантов по тогдашней моде трусы были разорваны по боковым швам до самой резинки – считалось, что так легче бегать. Бегать-то легче, но дистанция кросса проходила по окраинным улицам Рязани, мимо стен старого Кремля. Улицы эти были застроены старыми бревенчатыми домами с подслеповатыми окошками, заросли лопухами и крапивой. А населяли их в основном люди пожилые, и подобную здоровую простоту нравов они могли не одобрить.

Зато форма номер два (сапоги, штаны, «голый торец») применялась во все времена года, кроме зимы. В такой вот форме курсанты и выстраивались на плацу – зевая и шустро потирая ладонями «голые торцы», быстро покрывающиеся гусиной кожей.

– Первый комплекс вольных упражнений! Начи-на-ай! – разнесся из динамика записанный на пленку голос офицера кафедры физподготовки капитана Иванчи. Сам капитан в спортивном костюме изображал на трибуне перед плацем эдакий сурдоперевод собственных записанных команд – училище всегда славилось новаторством в методике обучения.

Надо сказать, фамилия капитана – Иванча – забавляла курсантов «китайских» групп, ибо переводилась с китайского языка вполне мирно и почти по-домашнему, несмотря на многочисленные капитанские спортивные разряды: «чашка чая».

– На дистанцию кросса бегом – марш! – и голос капитана сменила веселая музычка и голос Аллы Пугачевой, быстро заглушаемый нарастающим грохотом сотен сапог по асфальту.

– Ауриньш! – обернулся на бегу замкомвзвод Леха Мамонт. – Почему в тельнике? Замерз?

– Чтобы не потерялся, товарищ сержант, – ровным вежливым голосом объяснил Маргус, догнав Леху.

– Снять! – скомандовал сержант и ухмыльнулся: – Такой не потеряется…

Это уж точно – на такую тельняшку не польстился бы даже самый рачительный каптер, готовый утащить в свою норку любое барахло: донельзя выцветшая от бесчисленных стирок, растянутая могучими десантными торсами, даже на широкой груди Ауриньша она напоминала развратное вечернее платьице с откровенным декольте и дразняще широкими проймами. Маргус послушно стянул тельняшку, сунул ее в карман штанов и занял свое место на правом фланге.

Бежал он легко и ровно – не сопел, не пыхтел, и даже совсем не топал, словно был обут в тапочки-балетки. Понемногу курсантов это начало заедать. Что, офигенный спортсмен, что ли? В первый раз на зарядке – и чешет наравне со всеми. Ну так мы тебе сейчас покажем, как старые десантные волки бегать умеют (что с того, что выслуги у нас всего пара месяцев – зато каких месяцев!). Не сговариваясь, парни начали понемногу прибавлять темп, и вскоре уже начали обгонять бежавший впереди взвод второкурсников («…Куда ломитесь! Оборзели салаги!»). Потом еще один. Кислород из воздуха вдруг опять стал пропадать, как в первые дни карантина. Обливаясь потом и задыхаясь, парни грохотали сапогами по щербатому асфальту, из последних сил наращивая и без того бешеный темп. А этому гаду – хоть бы что. Все тот же ровный бег, те же размеренные движения, разве что шаги стали шире.

– Леха! – задыхаясь, всхлипнул Серега Зинченко, «комод-раз». – Ну его на хрен, этого робота, у меня пол-отделения сейчас сдохнет! Сбавь темп!

– Вот хренушки! – упрямо просопел Мамонт. – Держи своих, немного осталось. Мы этого студента уроем…

Момент финиша парни помнили смутно: перед глазами уже все плыло, а сердца молотили уже не в глотке, а где-то в самом черепе. Обессиленные, все судорожно глотали сырой осенний воздух и держались на ногах только грозными окриками сержантов: «Не стоять! Ходить!».

– Загнанных лошадей… Пристреливают нафиг… – кое-как просипел вконец вымотанный Пашка Клешневич, и вдруг зашелся в приступе рвущего судорожного кашля. Он согнулся, лицо его побагровело. Парни растерялись. Что с ним? Вдруг загнется сейчас?!