Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 3

Хлопок маленькой твердой ладошки по плечу, шаг за борт, ледяной ожог ветра, наполняющий душу тошнотворным животным ужасом, длящимся полувечность-полумгновение, вспышка солнца перед вытаращенными глазами и – закрывшая полнеба гигантская медуза купола. Оглушает тишина и приходится стискивать зубы, чтобы сдержать отчаянно рвущийся наружу восторженный поросячий визг!

Дальше – сплошные награды за кошмарные бесконечные недели карантина. Начальник училища – Настоящий Десантный Генерал – лично (!) вручает каждому тяжеленький эмалевый значок парашютиста. И искренне верится, что именно тебе он пожал руку особенно крепко, именно тебя он выделил из всех остальных. Расписавшись в списке-ведомости, получаешь заслуженную трешку (денежное вознаграждение!), которую тут же тратишь на лимонад и пирожки в развернутом на поле походном буфете. Прыгнувшим в последнюю очередь в буфете ничего не остается – прожорлив первокурсник до чрезвычайности.

Не подумайте, что весь карантин состоит из одних только тягот да лишений. Есть в нем светлые моменты, есть. И не просто светлые моменты, а мгновения настоящего счастья. Например, последние метры кросса – когда уже вот-вот, еще мгновение, еще несколько шагов и – дыши сколько влезет, глотай лесной воздух, пахнущий соснами и лесными травами! И ты смог, не отстал, не «сдох», не перешел малодушно на шаг, когда, казалось, все – капут. Пусть не добился выдающихся результатов, просто избежал позорной категории «шлангов» – для начала и это немало.

Или – засыпать субботним вечером (если ты не в наряде), баюкая в душе щемящее сладкое ожидание праздника (почти как в детстве перед Новым годом): завтра – спать на целый час дольше! А вместо зарядки – вытряхивание одеял! А на завтрак дадут еще по два крутых яйца! А вот заступить в наряд с субботы на воскресенье – это… Ну, я не знаю… Наверное, похожее чувство испытывают солдаты, оставшиеся в отступлении прикрывать отход товарищей – и горько, и зависть к спасшимся, и угрюмая гордость – ведь кто-то должен…

Про письма из дома даже и говорить не надо – их перечитывают по сорок раз, обнюхивают и таскают за пазухой, получая немеряно взысканий за раздутые карманы. Ни один политик не испытывает столь быстро меняющегося к своей персоне отношения народа, как ротный почтальон (или, по-военному, письмоноша) – от пламенной любви и преданности: «Сергуня, братан, принес?! Давай скорее, родимый!», до лютой ненависти: «Ты где шлялся, каз-зел?! Не торопишься, бл-лин!». Вот уж где, воистину, от любви до ненависти – один шаг.

Рассказывать можно долго, но… Все на свете кончается – кончился и карантин, вместе со своими карантинными радостями и горестями. И стало почему-то грустно. Месяц мы прожили вместе – хорошо ли, плохо ли, но прожили. Сдружились, несмотря на здоровые законы звериной стаи (а может быть, именно благодаря им – кто знает?). А завтра уезжаем в Рязань и расходимся по своим подразделениям: основная масса – в батальон курсантов ВДВ, а наш взвод – в роту курсантов спецназа ГРУ, девятую роту – знаменитую и таинственную, как Шаолиньский монастырь. В десантных ротах все курсанты – одного курса. В девятой – всех четырех. В этом году выпускается третий взвод, мы приходим на их место. Что же нас ждет там?..

Глава 2. Знакомство

– Взвод, встать! Смирно! Товарищ капитан, третий взвод для беседы собран! – отрапортовал наш глыбообразный замкомвзвода Леха Рогов по прозвищу Мамонт.

Новоиспеченные курсанты вытянулись, ощупывая настороженно-оценивающими взглядами по суворовски сухую фигурку командира роты: что за папец нам достался?

Тусклая сталь блеснула из чуть раскосых, прицельно суженных глаз капитана. В тонких морщинках коричневого печеного лица маскировалась непреходящая разбойничья усмешка.

– Вольно, садись… Отставить!

Начавшие было рассаживаться за столами курсанты ошпаренно вскочили.

– Разведчик должен все делать быстро и бесшумно! – голос ротного был тверд и звонок, как рыцарский меч. – Всем понятно? С-садись. Отставить! Кто там стулом двинул?! С-садись… Отставить!

«Так, как надо» курсанты сели всего-навсего с пятого раза – все же не прошел карантин даром, нет.

– А скажите-ка мне, вьюноши, – вкрадчиво начал капитан, – о чем вы думали, сдавая иностранные языки на вступительных экзаменах? И зная о том, что по выпуску получите дипломы референтов-переводчиков? Наверное, о том, что служить вам доведется в какой-нибудь дипломатической миссии? И носить вы будете большей частью смокинги? Так вот, сынки… Хренов вам тачку! – жизнерадостно объявил он. – Все вы будете! Кадровые! Офицеры! Советской! Военной! Разведки! – словно пять полновесных золотых червонцев уронил в медный таз. – А посему – привыкайте воспитывать в себе разведчика е-же-дневно и е-же-часно! Как на очко сел, как окурок выбросил – все должен под контролем держать!

Отвесив челюсти, курсанты тихо балдели от этой пламенной речи и стремительно влюблялись в этого странного капитана. Они еще ничего не знали про своего ротного – оттрубившего десять лет на Дальнем Востоке. Командовавшего лучшей ротой спецназа Вооруженных Сил Союза. Ставшего впоследствии лучшим преподавателем тактико-специальной подготовки иностранного отделения, готовившего офицеров разведдиверсионных войск всех стран-сателлитов Союза. И, наконец, имевшего замечательное, звонкое, боевое, почетное прозвище – БЗДЫНЬ! Ничего этого они еще не знали, но шкурой, нутром поняли: этот мужик – настоящий!

И с тихим ознобным восторгом оглядывали они обстановку класса тактико-специальной подготовки: радиотелеграфные ключи на столах, стенды на стенах – с иностранной военной техникой, минами и взрывателями, схемами контрпартизанских операций армий НАТО, портретами героев-разведчиков…

– Да, и последнее, вьюноши. В ваш взвод зачислен еще один курсант, он только сегодня прибыл в училище, будет учиться вместе с вами, – спокойным, почти домашним голосом проговорил вдруг капитан. – Дневальный! – гаркнул он, открыв дверь класса: – Зови новенького!

Слыша приближающиеся шаги в коридоре, курсанты стремительно наливались праведным возмущением. Не, ну нормально?! Мы корячились, экзамены сдавали, глотки друг другу грызли, в карантине подыхали, комары нас живьем в этом лесу жрали, а тут какой-то додик на готовенькое приехал?! С-сынок, понятно…

В класс вошли трое: лысый круглый дядечка в очках и с портфелем, невысокий старлей с цепким взглядом, в новенькой форме, и парень нашего возраста в синей «олимпийке» – так, если кто не знает, назывались тогда спортивные шерстяные трикотажные костюмы. Высокий. Стройный, как шомпол. Худощавый, но широкоплечий. Гладко причесанные волосы – как льняное волокно с серебристым отливом. Бледно-голубые глаза под тонкими светлыми бровями. Черты лица тонкие, даже заостренные. Абсолютно, совершенно невозмутим, сволочь. Ни дать, ни взять – истинный ариец. Мечта Геббельса, блин.

– Разрешите, Иван Фомич? – не по-уставному обратился к ротному дядечка. – Благодарю… Пройдемте, товарищи, – и троица проследовала через класс под обстрелом насмешливых взглядов: ай да Сынок, какой эскорт его сопровождает…

– Товарищи, – обратился к нам дядечка каким-то озабоченным тоном, – прежде чем я представлю вам вашего нового товарища и представлюсь сам, необходимо соблюсти небольшую формальность…

– …Отнестись к которой необходимо со всей серьезностью, – возник вдруг в дверях начальник особого отдела майор Сазонов – мы его уже знали. Особист прошел между столов, раскладывая перед курсантами отпечатанные листки с заглавием «Обязательство».

– Внимательно прочитайте текст, – с расстановкой, словно для дебилов, проговорил особист, – впишите на указанном месте свои фамилии-имя-отчество, распишитесь и поставьте дату.

Озадаченные, курсанты зашелестели листками. «Я, такой-то, обязуюсь не разглашать секретные сведения, ставшие мне известными в ходе моего участия в военно-научном эксперименте в период с … по … Об уголовной ответственности за нарушение военной и государственной тайны согласно ст. ст. … УК РСФСР я предупрежден…» Что за эксперимент? Но расписались все быстро и без дурацких вопросов – уже кое-что понимали.