Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 16

Качал головой он осторожно: перед взвешиванием он выпил трехлитровую банку воды и теперь его нормально мутило. А надо было держаться – весь комитет рядом.

– Ты его знаешь? – слабым голосом спросил Рустамджон.

– Да знаю – хохол с первой роты. Камээс, не боец – зверь. Отмудохает любого, ему пофигу, новичок перед ним, или кто, – успокоил Качанов.

Садыков сел на лавочку и стиснул зубы. Больше всего ему захотелось сейчас удрать куда-нибудь подальше. Но прежде очень хотелось отомстить этим гадам, которые его обманули и предали, выставив на избиение шатающимся от голода и садистских тренировок.

– Не волнуйся, Рустам, ты его победишь, – услышал он рядом голос Ауриньша.

Маргус сел рядом с ним и положил ладонь на его тощее колено.

– Э, тебе хорошо говорить, – горько махнул рукой Рустамджон, – ты не выступаешь…

– Выступаю, – спокойно возразил Маргус. – Невмержицкий договорился с начфизом, тот разрешил – вне конкурса…

– Не боишься?

– Нет… Не знаю. Мне интересно – раньше я только в институте бои проводил, с нашими, – Ауриньш опустил голову.

– А ты откуда знаешь, что я его победю… побежду… э-э, как по-русски правильно? – деликатный Садыков старался отвлечь Ауриньша от грустных мыслей.

– Правильно – «смогу победить», например… Это очень просто, Рустам. Что ты умеешь делать очень хорошо?

– Ну, что… Плов готовить умею, – вздохнул голодный Садыков.

– Плов – хорошо. А еще? Что ты лучше всех умеешь делать?

Рустам задумался. Что может хорошо делать крестьянский парень? Многое: камыш косить, хлопок собирать, баранов резать – всего и не упомнишь. Примерно так он и ответил.

– Когда выйдешь на ринг, вспомни об этом, и ты будешь знать, что ты – Мастер, – от слов Маргуса веяло самым настоящим гипнозом.

И Рустаму вдруг стало легко и покойно. Ну, отлупят, так и что с того? Мало он дрался, что ли? Да и вообще – еще посмотрим, кто кого!

Первый бой боксеров-«мухачей» был одновременно и финальным: в этой весовой категории было всего два участника.

– В красном углу ринга – курсант Чорновил, первая рота! – провозгласил судья.

Болельщики из первой роты восторженно взвыли, приветствуя своего любимца-однополчанина. Судья продолжал, с каждым словом повышая в голосе градус торжественности:

– Кандидат в мастера спорта! Чемпион города Львова! Провел сорок пять боев! В тридцати пяти одержал победу! Из них в двадцати – нокаутом!

– А-а-а! – восторженным ревом аккомпанировали болельщики каждый оглашенный титул.

– В синем углу ринга, – голос судьи враз стал добродушно-снисходительным, – курсант Садыков, девятая рота!

Спецназ дружно заголосил, изо всех сил стараясь поддержать бедолагу Рустика.

– Разряда не имеет, – тем же тоном продолжил судья, – провел десять боев! Все – с тенью! В пяти одержал победу!

Все, кроме девятой роты, с готовностью заржали. Сухой, резкий Чорновил затанцевал в своем углу, рассылая болельщикам воздушные поцелуи. Пижон. И вообще, выглядел он как-то… Ну, не как военный спортсмен. Маечка белоснежная, алые атласные трусы, новенькие боксерки – все по размеру, все свое, собственное. В девятой роте был всего один комплект боксерской формы на всю команду, включая резиновую капу. Из-за этого трусы, в которые впихнули Рустама, напоминали фасон «50 лет советскому футболу», и широкими складками ниспадали на его острые колени, словно шотландская юбка – килт. Майка свисала из-под трусов двумя лопухами. Боксерки на Рустама надевать не стали – в них он наступал себе на носки и падал. Поэтому обут он был в обычные «уставные» синие полукеды. Качанову на тренировках форму не давали, чтоб не разорвал раньше времени. Перчатки были обычные, восьмиунцовки, но на руках Рустама они смотрелись двумя арбузами.

– Ничо, Рустик, давай – сделай его! – подбадривал Роджер, нервно тиская вафельное полотенце, в готовности выбросить его на ринг, если что.

Рустам пытался разместить во рту капу. Чертова резина упорно не желала там помещаться. Рустам помянул шайтана и выплюнул капу в ведро.

– Боксеры – на середину!

Рефери на ринге, капитан Иванча, бегло осмотрел перчатки, что-то вполголоса сказал боксерам. Те его не слышали. Чорновил, открыто ухмыляясь, снисходительно рассматривал доходягу-узбека и думал, что, пожалуй, не стоит тратить время – достаточно потешить зрителей одним раундом, а в конце уложить этого чурку на пол. Коротко и со вкусом. Только че это он – совсем не боится, что ли? Такая морда, будто ему все пофигу. Ну ладно…

А Рустам и в самом деле не боялся. Сейчас он видел серебристо-зеленую стену камыша, на которой вспыхивали синие сполохи взмахов серпа-урака, слышал журчание горной реки, да терпкий запах лессовой пыли, прибитой коротким, как порыв ветра, горным дождем.

– Бокс!

Чорновил красиво затанцевал, прикидывая – тратить время на разведку, или и так сойдет.

– Тебя как зовут? – вдруг тихо спросил узбек.

– Мыкола, – от неожиданности Чорновил опустил руки. И впервые в жизни узнал на практике, что это за штука – восточное коварство.

– Й-о-о, бисмилла! – непонятно выкрикнул узбек и, странно изогнувшись, нанес вдруг диковинный, какой-то смазанный удар снизу вверх – точно в челюсть. Таким движением Рустам вскидывал на плечи вязанки камыша – весом в полтора себя самого.

Изо рта Мыколы вылетела капа и укувыркалась в ряды зрителей. Чорновил взмахнул руками и осел на пол, сомлевший. Все растерялись. Первым опомнился Пильников.

– Счет! – торжествующе воскликнул он.

Рефери начал считать. На счете «шесть» Чорновил попытался было подняться – Рустам подскочил с оскаленными зубами, занося перчатку, рефери отодвинул его в сторону. Мыкола нормально «плыл».

– …Восемь, девять… Был удар открытой перчаткой? – обратился рефери к боковым судьям. – Не было? Аут!

Рев, свист, вопли, хохот сотрясли стены спортзала. И было ясно, что в основном симпатии болельщиков – на стороне Рустама. Нетрудно догадаться, за кого в основном болела публика в схватке Давида с Голиафом. Что с того, что у Мыколы явно класс выше? Довыпендривался…

– Победу нокаутом одержал курсант Садыков, девятая рота! – вскинул руку Рустама Иванча.

– Сука! – бесновался понемногу приходящий в себя Чорновил. – Вечером поймаю – убью нафиг!

– Затухни, Мыкола, – дружески посоветовали ему свои же болельщики. – Вышел бодаться – так нефиг варежку разевать! Поймал вафлю – ну и не трепыхайся.

Тем временем сияющего Рустама уже раздевали, словно поклонницы – звезду эстрады: скорее передать форму следующему.

– Ну, ты мужчина, Рустик! – потряс его за плечи Роджер. – Вот это дебют, я понимаю! Правда, сейчас нам достанется, я чую: они на нас разозлились…

Надо сказать, он не ошибся. Выходя на ринг против спецназа, парни из первой роты пылали святой яростью и жаждой мести за поруганную честь бедного Мыколы, который в это самое время уже сидел в булдыре за одним столом с коварным узбеком. Недавние враги за обе щеки уписывали черствые пирожки с повидлом, запивая их молоком – оголодали за время подготовки к соревнованиям.

– Неслабо ты меня отоварил, – с рыцарским достоинством признавал поражение Мыкола. – Я так и не врубился – что за удар был?

– Э-э, случайно вышло, – благородно скромничал Рустам. – Если бы я тебе по башка не попал – ты бы меня только так сделал…

А спортзал в это время выл, орал, грохотал, неистовствовал! Шел третий раунд боя Роджера с Фокиным по прозвищу «Король горрощи». Попробуйте представить юного Кинг-Конга в тельняшке и с десантной наколкой на плече – примерно так выглядел Король. Во всяком случае, длиной рук он любому орангутангу запросто бы фору дал. Дрался Король самозабвенно, лихо и бесшабашно – словно камаринского отплясывал. Техники у него не было никакой, но реакция и интуиция – просто звериные. Как ни старался блестящий технарь Пильников – никак ему не удавалось пробить эту бестолковую, но, тем не менее, абсолютно неприступную оборону. Каким только маневром не пытался навязать он Королю ближний бой – безуспешно: всюду его встречали две увесистые кувалды, проворные, как шатуны. За ревом болельщиков соперники даже не расслышали звона гонга, и продолжали азартно дубасить друг друга, пока рефери не растолкал их в стороны. С небольшим перевесом победу по очкам одержал Фокин. Раздосадованный Роджер сбросил форму и сразу же принялся обряжать в нее следующего бойца. Тот морщился, натягивая мокрую от пота майку, но терпел.