Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

– Соленый огузок! – бросил он презрительно. – Не мешай слугам Великого Ангана!

– Всё! – сказал моряк, поднимаясь. – Или ты унесешь отсюда свои вонючие потроха, или я счас их проветрю.

Десятник вновь заколебался: в таверне не менее тридцати моряков, полностью разделяющих взгляды обладателя шрама, вооруженных, в грош не ставящих городскую стражу…

Но тут один из солдат заметил Нила: трудно было его не заметить!

– Там, там! – заорал солдат, тыча пальцем.

Нил хотел встать, но Хихарра удержал его:

– Сиди, борец. Без тебя обойдется. Дай и другим побыть героями!

И Нил остался сидеть.

Десятник тоже увидел Нила, и радость сделала его лицо еще менее симпатичным.

– Слово Великого Ангана! – заорал он и выхватил меч.

Одновременно десятки прямых клинков и волнистых лезвий конгайских криссов покинули ножны.

Человек со шрамом встал на пути десятника.

– Убирайся! Это наша таверна!

– А мне насрать! – разъярившийся десятник занес меч.

– Я сказал тебе, что проветрю твои кишки! – хладнокровно произнес человек со шрамом.

Парировал собственным мечом клинок десятника и точным ударом крисса ниже кирасы рассек стражнику мышцы живота.

Десятник выронил меч и схватился за живот. Кровь струилась между пальцев и капала на пол. Лицо его приобрело серый оттенок.

Солдаты сгрудились вокруг начальника, выставив вперед мечи. Атаковать они не решались – на каждого приходилось по меньшей мере по одному бойцу, а то поспеет подмога с кораблей – от стражников и рваных подметок не останется. Десятника подхватили, чтоб он не упал.

Арбалетная стрела оцарапала ухо солдату, стоявшему впереди. Это решило дело: стражники ретировались.

Взгляды обратились к Нилу.

– Он немного повздорил с Душителем! – сообщил Хихарра.

– Да, – ухмыльнулся гигант. – Я немного… придушил его. И он обиделся.

– Не врешь, белолицый? – спросил один из моряков. – Душитель никогда не ходит без мордоворота Торона!

– Торона он тоже немного… Как ты сказал? – Хихарра обернулся к Нилу: – Помял?

– Хочу выпить с тобой! – сказал моряк со шрамом, протискиваясь сквозь обступившую Нила толпу. – Выпить с тобой – честь. Мой трехмачтовик уходит в море Зур. С рассветом. Платы я с тебя, ясное дело, не возьму.

– А почему ты, Рубец? – возмутился худой длинный моряк с кривым носом и блестящими навыкате глазами. – Мой «Удачник» тоже уходит завтра утром.

– А потому я, – отозвался меченый, – что я уже поил своего весельчака, – он похлопал по рукояти меча, – когда ты еще выцеживал свою тридцатую кружку.

– Тихо! – рявкнул Хихарра так, что зазвенели кувшины над головой трактирщика. – Я его привел сюда – со мной он и уйдет, кусай меня в задницу!

– Если б я мог, – громогласно заявил Нил, – я пошел бы с каждым, друзья! Нигде я не видел столько достойных мореплавателей, храни вас Морская богиня! Хозяин! – Он повернулся к трактирщику, голова северянина на поллоктя возвышалась над макушкой самого рослого из моряков. – Хозяин, чашу! Хочу, чтоб вы все стали моими кровниками!

Чаша появилась на столе. Нил опрокинул в нее кувшин с вином, медленно провел кинжалом по предплечью. Кровь из ранки капнула в чашу. Хихарра чиркнул криссом по руке – и его кровь смешалась с кровью Нила. Кормчий со шрамом стал третьим. Через десять минут вино пополам с кровью тридцати семи моряков разошлось по их желудкам. Нил разбил чашу о стену, и дружный рев вырвался из трех дюжин глоток.

– Ты не только силен, борец, но и неглуп! – шепнул Хихарра. – Только что ты был здоровенным аппетитным куском человечины для крысолюбов Дага, а сейчас за тобой – два десятка кораблей. Еще малость – и я поверю, что ты не только побываешь в Урнгуре, но и сумеешь рассказать о нем старому Хихарре!

* * *

Когда Шинону доложили, что светлорожденный в городе, он пил кофе и читал балладу о Прекрасной из Тайдуана в переводе на конгаэн.

– Вызвать стражу из порта? – спросил домоправитель.

– К чему? – удивился Шинон. – Он – один. И я – один. Все в порядке.

– Но… – домоправитель замялся, – он очень опасен.

– Я тоже очень опасен. Не докучай! – И углубился в чтение.

Но едва домоправитель вышел, Шинон тотчас отбросил свиток. Подойдя к оконной арке, воин внимательно оглядел собственный парк с высоты третьего этажа. Потом проверил исправность арбалета-ловушки, нацеленного на дверной проем. Сняв мундир, Шинон натянул толстую фуфайку из белой шерсти, подкольчужную куртку из шести слоев паутинной ткани, а поверх – легкую, но очень прочную кольчугу из особого сплава. Затем опять надел мундир. Огромный коричневоглазый боевой пес поднял голову и посмотрел на хозяина.

– Нет, Равахш! – сказал Шинон. – Я слишком люблю тебя. Пойдем.

Он увел пса в дальнюю комнату, снабженную дверью с запором, и оставил там. Вернувшись, Шинон застегнул на руке боевой браслет и положил на стол три метательных ножа, сбалансированных, с тяжелыми широкими лезвиями. Вынув из ножен меч, Шинон осмотрел его и остался доволен. Конечно, это не бивень хармшарка, но дымчатое лезвие из лучшего конгского сплава вполне могло устоять против белого клинка. Пусть Эрд – один из лучших мечей Империи, зато Шинон – из лучших мечей Конга. А измученный схваткой на дороге и бешеной скачкой светлорожденный будет не в лучшей форме. Если Шинон один на один победит упрямого аристократа, обставившего сотню воинов… Конгай улыбнулся: подсказав совершенно нелепый план засады этому бумагомараке Хурану, Шинон поступил мудро. Ганг никогда не купился бы на подобную глупость. А раз северянин, как и полагал Начальник Гавани, сумел вывернуться, значит, не скучно будет скрестить с ним клинки. Возможно, смерть Эрда от руки конгского военачальника осложнит отношения с Империей больше, чем смерть его от руки разбойника… Это проблемы Наместника. Кто осудит Шинона за то, что он сумел себя защитить?

Но где-то в глубине души конгай чувствовал сожаление. Да, он убьет Эрда. Но, сложись дело иначе, Шинон охотно оставил бы светлорожденного в живых. Славный парень, немного чванливый, но доверчивый и отважный, как он сам. Пожалуй, проживи он еще десяток лет, – и из него получился бы добрый мореход, не хуже самого Шинона. Даром что аристократ! Шинон вспомнил о соххогоях, и губы его искривились: вот кого он пощупал бы мечом! И заодно узнал бы, действительно ли красноглазые такие бесподобные бойцы, как о них говорят.

Крики, лязг металла, рычание пардов донеслись снизу. Эрд прибыл.

* * *

Сотнику Конону совсем не нравился полученный приказ. Но Шинон объяснил ему: лучше они сами возьмут северянку, чем это сделает Наместник. Лучше, хуже, а воину-моряку позор арестовывать женщину. Но приказ есть приказ. Разумеется, он не собирался врываться без предупреждения. Но едва он протянул руку к дверному билу…

…Этайа запела, и рука сотника так и не коснулась бронзы.

Сколько сам он и его солдаты простояли около резной двери, никто из них не смог бы сказать. Вечность! Все они успели прожить жизнь. Счастливейшую из жизней! И умереть. Так, как умирают лучшие. И воскреснуть. И стать несчастными, чтобы обрести покой. И еще тысячу жизней сменили они, как меняет листву дерево. И росли, как растет дерево. И выросли. И поднялись туда, куда только сильные крылья дракона могут поднять человека.

Кончилось волшебство. Опустил Конон руку, так и не коснувшись била. И стал легким Конон, как будто единственно из света состоял он. И те, кто был с ним, стали такими же. Нет, ни один из них не забыл, для чего пришел к розовой двери с алой ящерицей наверху. Но какое это имело значение? Какое значение имеет детская обида для того, кто стал взрослым?

Добрые улыбки согревали мужественные лица, когда шли они по устланному шелком коридору. Казалось им, что ноги их едва касаются розовой ткани. И спустились они вниз, в просторный холл, а потом – по белым ступеням – на белую дорожку, что вела к высоким воротам. И дальше… чтобы много лет никто из фарангцев не увидел ни сотника Конона, ни десятника Агга, ни тех трех солдат, что пришли в этот день в «Добрый приют».