Огненный герцог - Розенберг Джоэл - Страница 27

Собственные бессвязные крики звенели в ушах у Йена, пока он, спотыкаясь, бежал за оружием, не чувствуя, как в ступни врезаются сквозь носки выступы твердой каменной поверхности. Затем, схватив меч, он быстрым движением откинул ножны в сторону и, направив клинок вперед, бросился на тварь.

Чудовище, взревев, отшвырнуло Осию как тряпичную куклу и повернулось к Йену.

У него не было ни одного шанса. Надо удирать и надеяться, что тварь бегает медленнее, что Осия не очень серьезно пострадал и что…

Йен сделал выпад, осознав в самый последний момент, что фехтовальные рефлексы подвели его: он лишь кольнет тварь в грудную клетку, но не проткнет насквозь, а тогда чудище, остановившись и отбросив массивной лапищей клинок в сторону, накинется на незадачливого фехтовальщика.

Но нервы заставили мускулы Йена двигаться привычным образом, и когда острие меча вонзилось в грудь твари, оттуда повалил дым, как будто из огромного наполненного дымом метеорологического баллона, который взяли и проткнули.

Чудовище пронзительно завопило, вскинуло лапу, чтобы отбить меч… но Йен, не отступая, нанес новый укол. Великолепнее удара Йену не случалось наносить в реальном поединке: острие клинка ткнуло чудище в низ живота, и из места укола снова повалил дым.

Для твари, кем бы она ни была, это оказалось уж слишком: прижав массивные лапы к животу, она побежала вниз по дороге и нырнула в густой кустарник.

Треск отдалился и смолк.

Осия сел, прислонившись к рюкзаку: из-под руки, крепко прижатой к боку справа, на уровне пояса, расплывалось темное пятно. Его штаны тоже были в крови и порваны в нескольких местах.

Йен опустился на колени рядом, неловко пытаясь распутать завязки рюкзака Осии.

– Тут есть аптечка?

– Нет времени, – ответил Осия. – Это не раны, просто порезы. Они причиняют лишь боль, пустяки. Дело в яде: у этой твари ядовитая слюна, и она всегда облизывает когти перед тем, как напасть.

Похоже, Осии известно об этом чудовище больше, чем Йену.

– Что это было?

– Вероятно, самое подходящее слово – «нечисть». Или бергениссе. Да, бергениссе. Вандескардские горы когда-то ими кишели, но я был склонен думать, что и последние давно вымерли.

Комочки слюны в уголках его рта были красными.

Пальцы Осии судорожно сжались поверх раны.

– Ох, как жжет…

– Что же мне делать? – безнадежно спросил Йен.

– Харбардова Переправа – жена Харбарда целительница, да и сам он умеет немало. – Осия попытался подняться на ноги, но колени дрожали, отказываясь его держать. Перекинув руку Осии себе через плечо, Йен помог старику подняться.

– Я буду идти, пока смогу, – проговорил Осия. – Наверняка смогу пройти еще немало.

С этими словами его глаза закатились, веки опустились, и Осия безжизненно осел на твердую каменную поверхность. Только редкие удары пульса в ямке между ключицами да кровь, медленно сочившаяся из царапины на бедре, свидетельствовали о том, что старик еще жив.

Йен опустился рядом с ним на колени. Сначала надо перевязать раны.

Йену приходилось относиться ко всему просто.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Передышка на три вдоха-выдоха.

Йен на мгновение остановился, не опуская рукоятей волокуши, которую он тащил за собой. Все просто: надо стараться не думать ни о чем, кроме следующих восьми шагов и трех вдохов, которые он сделает, когда остановится.

Первый вдох. Усталость сузила его поле зрения с красивой широкой панорамы – склон горы и долина внизу – до шести или около того футов тропы вперед по направлению движения. Но даже узкое поле зрения позволяет видеть, а все, что ему надо делать, – это тянуть волокушу.

Выдохнули и снова вдохнули… Сколько он уже идет? Йен даже понятия не имел. Он знал только, что стертые о палки ладони кровоточили, а в спину, казалось, несколько раз ткнули чем-то острым. И что впереди у него шесть футов приличной дороги.

Выдох и третий вдох: не своди взгляда с дороги.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Отдых на три вдоха-выдоха.

Йен не знал, дышал ли еще Осия, лежа на одеялах, которые юноша постелил на волокушу, и оставалось только надеяться, что оба рюкзака не отвязались. Его меч – Йен просто не мог расстаться с ним, после того, что клинок сделал с бергениссе, кем бы эта тварь ни была, – висел на боку.

Третий вдох; выдохнули и потянули.

Нет смысла считать. И нет смысла не считать. Хотя нет, считать есть смысл, напомнил он себе. Без счета шагов у Йена ушел бы весь день, чтобы выровнять дыхание. Фокус в том, чтобы завысить планку ожиданий. Ему следовало бы ждать рези в ладонях, боли в спине. Он не удивился бы, если бы начали гореть легкие – сперва слабо, а потом все сильнее и сильнее. Он мог бы замерзнуть или попасть под дождь, лицо могло обгореть на полуденном солнце и покрыться волдырями, и мучениям не было бы конца: запылают как в огне плечевые сухожилия, облупится кожа на лице, а руки будут болеть не утихая.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Остановка на три вдоха-выдоха.

Шесты, за которые он тянул волокушу, стали липкими – наверняка не только из-за древесного сока.

Так не годится, подумал он. Совсем не годится. Надо опустить шесты хоть на секунду, чтобы осмотреть кровоточащие ладони, прилечь или присесть хоть на мгновение, чтобы отдохнули усталые ноги.

Но Йен знал, что если он, пусть даже на секунду, хотя бы раз выпустит из рук шесты, то уже не сможет снова взяться за них. Проклятие, он, Йен Сильверстейн, – человек из плоти и крови, а в этот раз от плоти и крови требовалось слишком много. Как всегда.

Надо положить волокушу и посмотреть, как там Осия. В самом деле, если старик умер, можно будет хоть сколько-нибудь передохнуть.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Остановка на три вдоха-выдоха. Нет, он сделал восемь или всего семь шагов?

Шаг.

Шаг.

Один, чтобы точно было восемь, и еще один, чтобы отучиться от жульничества.

И снова:

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Остановка на три вдоха-выдоха.

Йену пришло на ум, что дорога уже некоторое время не петляет и что под ногами – гладкие булыжники, поросшие густым мхом.

– Хавад ер дерейн исти вейен? – «В чем дело?» – вот что спросил грубый голос.

Йен поднял глаза от дороги, слишком измотанный, чтобы радоваться или даже удивляться, что фраза на среднеберсмальском прозвучала для него с болезненной яркостью, словно это был староберсмальский или еще более древний язык.

А ты как полагаешь, в чем дело, задница эдакая? — подумал Йен. Но вслух ничего не сказал.

Представший перед ним дедок щеголял лишь башмаками и бриджами. Морщинистое лицо обрамляли белая борода и белые волосы, и шевелюра, и борода с серыми и черными прядями были местами в грязи. Йен сказал бы, что незнакомцу под семьдесят, но осанка у него была как у молодого, под снежно-белыми волосами мускулы торса бугрились словно у бодибилдера, только у бодибилдеров грудь не разукрашена крест-накрест старыми шрамами.

– Хавад дефейлер энгроден?

– Не я, – ответил Йен на том же самом языке. – Я всего лишь выбился из сил. Ранен мой спутник. На него набросилась жуткая тварь, он назвал ее бергениссе. – Йен не помнил, чтобы он выпускал из рук шесты, но его окровавленные ладони были свободны: он держал их перед собой, жестикулируя.

– В самом деле? – Старик уже встал на колени рядом с волокушей. – Клянусь волосатыми яйцами. Орфиндель! – С этим восклицанием он положил руку на плечо Осии и мягко потряс безжизненное тело. – Орфиндель, ты слышишь меня?

Незнакомец без всякого усилия поднял Осию на руки и встал.

– Пойдем. Я перевозчик по имени Харбард, иногда меня называют Харбард Старый. Моя жена, Фрида, целительница, а Орфинделю нужна ее помощь.