Джон Леннон, Битлз и... я - Бест Пит - Страница 5

Перед отбытием к «тевтонцам» были выслушаны обычные в таких случаях наставления и материнские напутствия, вроде: «Побереги себя, позаботься о желудке, не забывай как следует питаться!», но Мо, просто мировая женщина, еще кое-что добавила:

— Гамбург — сумасшедший город, лучше смотри себе под ноги, Питер! Ты, конечно, закончишь свое образование, но оно будет совсем другого рода…

Она узнала не больше половины, и иногда я спрашиваю себя, что было бы, если бы Томми Мур, который вернулся к своей прежней работе кондуктора подъемного крана на бутылочном заводе Гарстона, мог по-настоящему отдать себе отчет в том, какой случай он упускает…

2. Деляйт шоу!

Реактивным самолетам предстояло еще долго ждать, прежде чем БИТЛЗ смогли войти в число их пассажиров. Путь в Гамбург проходил по суше, затем — по морю. Он занял 36 часов неудобства, разочарования и недовольства, оживленных все же случайными припадками смеха, песнями и дурацким балаганом. Я не могу припомнить точного дня отъезда, так как он не фигурирует ни в одной серьезной книге, посвященной БИТЛЗ. Но я отношу его к числам в районе 15–17 августа, отдавая предпочтение 16-му.[4] Два года спустя 16 августа стало самым мрачным днем в моей жизни, и сейчас еще я говорю: «Это случилось двумя годами раньше, день в день». Но в 1960 году в этот день будущее казалось принадлежащим всем нам.

Аллан Уильямс решил самолично нас отвезти в Германию на своем микроавтобусе «Остин» паромом из Харвича до Голландского п-ова. Но БИТЛЗ были не единственными его пассажирами. Список включал их всего десять и был достоин фигурировать в Книге рекордов Гиннесса, так мы были стиснуты во время этого пробега. В автобусе находились: пятеро БИТЛЗ, Аллан и его жена, а также знакомая, затем — один немец, Георг Штернер, полномочный представитель Бруно Кошмайдера, и еще — живописный тип, известный под именем Лорда Вудбайна. Пришлось заехать в Лондон, чтобы разыскать его в жалком кабаке, где он служил. Лорд Вудбайн был приятелем Аллана по одному из похождений в ночном клубе. Это был настоящий индус из Караиба — весельчак, привнесший атмосферу праздника в поездку, которая большинству из нас представлялась сомнительной авантюрой. Он предпочитал марку сигарет «Вудбайн», бывшую очень популярной в то время, — отсюда его прозвище.

Кроме многочисленных пассажиров, транспортировалась еще огромная гора инструментов, которые всегда сопровождают любую группу: гитары, усилители, ударные, не считая личных вещей десяти попутчиков, взгроможденных на крышу микроавтобуса.

С самого начала наше путешествие было бурным и исполненным неожиданностей. Мы должны были получить визы или разрешение на работу в Германии, и, ввиду отсутствия этих документов, начальство Харвичского порта задерживало нас несколько часов, пока Аллан пытался его умаслить. Аллан, настоящий ловкач с даром увиливать от неминуемых неприятностей, хотел убедить власти, что мы — студенты, и поэтому нескончаемая бумажная волокита совершенно ни к чему. В конце концов он одержал победу, и нас пропустили. Он и сейчас еще рассказывает, как свозил БИТЛЗ «контрабандой» под видом студентов в их первые германские гастроли.

На этом этапе путешествия БИТЛЗ начали думать, что съездят не дальше Харвичского порта. Но, когда наконец нам позволили отплыть в Голландию, в направлении Хоока, хорошее настроение вернулось к нам. Под всеми парусами мы взяли курс на бар, чтобы немного прогуляться и пропустить по кружке пива. Переезд был длинным, и мы спали в баре, на деревянных скамейках или на полу, укрывшись плащами вместо одеял. Ни разу мы не зашли в гостиницу. Голландские таможенники оказались столь же малоуступчивыми, как и их английские коллеги: ушло больше четырех часов на рассказывание тех же басен, что и в Харвиче.

— Но ведь это же студенты! — твердил Аллан.

И опять он взял верх.

Почти все время Аллан вел машину. Когда и в этот раз таможня была оставлена позади, поехали по дороге на Арнхем, где Аллан хотел посмотреть на монумент погибшим в рядах коалиционных войск в одном из знаменитых сражений второй Мировой войны. Монумент представлял собой что-то вроде длинного мраморного гроба, водруженного на этом легендарном месте: «Их имена будут жить вечно». Мы сфотографировались у каждого угла. Эти слова оказались пророчеством, на которое тогда не обратили внимания.

Следующей остановкой после Арнхема был Амстердам, где Джон Леннон дал волю своему таланту «фокусника». Во время наших частых и длинных разговоров в «Касбе» он мне рассказывал о своих «приступах» клептомании.

— Если мне нужна какая-то вещица, — говорил он, — я ее просто спираю.

Когда ему нужно было обновить носки или нижнее белье, он просто-напросто отправлялся в «Вулвортс» или «Маркс и Спенсер», где отоваривался даром.

В этот день на нем была его любимая черная вельветовая куртка — идеальная одежда для карманника, — и мы все впятером устроили нашу первую вылазку. Мы наблюдали Леннона «за работой», когда он свистнул несколько вещей с витрины, и были потрясены ловкостью, с которой он действовал. Похоже, у него был прямо-таки дар. Сами мы воздержались из боязни, что нас застукают, перетрусив еще и потому, что это была наша первая поездка за рубеж. Но Джон держался совершенно непринужденно, казалось, он вполне способен абстрагироваться от устрашающей перспективы провести ночь в подвале полицейского участка. Он знал, что делал, и демонстрировал нам свои способности. Когда мы присоединились к нему, Джон, как всегда беззаботный, вывернул карманы и показал нам свою добычу. Ошарашивало не столько содержимое трофея, сколько его размеры: две затейливые побрякушки, одна-две гитарные струны, носовые платки и губная гармоника (я не вполне уверен, что это та самая гармошка, на которой он играл в «Love Me Do», но это вполне возможно).

Аллан Уильямс был в ярости.

— Вы все — подонки! — орал он на нас. — Это будет стоить вам того, что вас не выпустят к немцам!

Он хотел, чтобы Леннон вернул после полудня плоды своего труда их настоящим владельцам. Но Джон был не из тех, кто позволяет собой командовать.

В этот день Аллан и сам позабавился на славу, выдав голландцам Лорда Вудбайна за настоящего британского лорда (владеющего землями в Ливерпуле!), и по этому поводу им оказали просто королевский прием.

Наконец, мы снова отправились в дорогу, чтобы сделать последний бросок до Германии; микроавтобус прокладывал себе путь среди тысяч голландских велосипедистов. Германскую границу миновали благополучно. БИТЛЗ, накачанные пивом, провели остаток пути, распевая старые добрые английские песенки и такие обалденные вещи как «Rock Around The Clock», и еще — нашу любимую ливерпульскую балладу «Maggie May»,[5] несколько облагороженную и исполненную в весьма игривой манере. Она отражала наше представление о том, чем может быть Гамбург: мы знали, что это крупный порт, совсем как наш собственный город, с целым кварталом ночных клубов, куда владельцы и управляющие хотели залучить британские таланты. Но Аллан до самого места назначения держал нас в неведении. Пока что мы были в дороге, и Аллан привез нас в этот распрекрасный порт без всяких неожиданностей.

Было приблизительно 9 часов вечера, когда Аллан признал гамбургский вокзал. Вот там уровень адреналина в крови по-настоящему начал повышаться.

— Вот он, вокзал! — торжественно объявил он. — Отсюда я уже знаю как ехать.

Мы должны были встретиться с нашим ментором герром Кошмайдером в «Кайзеркеллере», в одном из ночных клубов, владельцем которого он являлся, располагавшемся на Гроссе Фрайхайт (что в переводе означает «Великая Свобода», — вот уж, действительно, лучше не скажешь!). Эта улочка выходила на печально известный Репербан — главную артерию «горячего» квартала Сент-Паули, знаменитого своими ночными клубами и первыми в то время секс-шопами.

Репербан заставил нас разинуть рты. Это был неоновый лабиринт секса, где, казалось, за каждой дверью помещались девушки, раздевавшиеся и предававшиеся другим видам деятельности со всей возможной дерзостью. Я представлял себе этот квартал чем-то вроде лондонского Сохо, только, может быть, еще грандиознее и несколько смелее. Вытаращенными глазами мы смотрели на сутенеров, прохаживавшихся вдоль широких тротуаров перед кричащими вывесками кабаков, которые рекламировали «девочек, девочек и еще раз девочек»… Они завладевали прохожими, хватая их за шиворот и почти насильно затаскивая внутрь. Заведения были самые разнообразные — от простых стрип-клубов до самых завалящих дешевых притонов; попадались и более пуританские, где можно было заказать столик, чтобы пропустить стакан, и позвонить по первому попавшемуся телефону облюбованной даме.